Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки - Ефим Черняк

Весь этот роман основывается на позднейших свидетельствах, которым вольны доверять все, кто пожелает. В рассказах масса несообразностей. То считают, что 10 июля 1794 г. умер мальчик, взятый из больницы, то какой-то другой двойник, возможно, даже отравленный. Среди этой массы ничего не доказывающей информации Рош передает и сведения, заслуживающие внимания. Например, что один из руководителей "Парижского агентства", Сурда, еще до революции знал сапожника Симона - будущего воспитателя дофина.

Рош на основе детального сравнения телесных примет дофина и претендентов - цвета глаз, рубцов на лице, следов прививок и т. п. показывает, что они не совпадали ни у кого, за исключением Наун-дорфа. (Надо напомнить, что в XVIII и начале XIX в. не было точных способов идентификации личности - фотографии или снятия отпечатков пальцев.)

Рош воспроизводит и историю "швейцарского следа" - все, что до сих пор раскопали эвазионисты о возможном пребывании дофина, - и дополняет свой рассказ "подробностями" о переезде его в Португалию, первой женитьбе и т. п., столь же слабо документированными, как и все остальное.

В истории "тайны Тампля" зафиксирована пропажа - исчезновение или уничтожение - множества официальных или неофициальных документов (часть из них, впрочем, возможно, существовала только в воображении различных исследователей). Вместе с тем книги эвазионистов изобилуют не только ничего не доказывающими или сомнительными свидетельствами, но и прямыми подлогами, от которых отказываются с большой неохотой и оговорками. Так, Рош относит к числу документов, подлинность которых является спорной, самые явные подделки: уже упоминавшиеся письма Лорана, протокол мнимого заседания Директории по поводу убийства банкира Птиваля, а также опубликованный в 1923 г. явно фальшивый отчет сапожника Симона, якобы направленный 19 января 1794 г. в Вену и Ватикан, о бегстве дофина. Тот же Рош отмечал не без иронии, что в 1924 г. многие приняли за чистую монету "воспоминания графа Вэзона, содержащиеся в романе О. Обри "Потерянный король". Сам Обри писал, что речь идет о литературном персонаже, но и это не помешало через четверть века (в 1951 г.) А. Деморрейю опубликовать монографию "Похищение Людовика XVII" на основе мемуаров мифического графа. (Существовал, правда, дворянский род Вэзонов из Южной Франции, но ни один из его представителей не занимал влиятельного поста в правительстве Реставрации и не мог обладать сведениями, которые приписывает своему герою О. Обри.)

Ж. Ленотр писал: "Люди, совсем не интересующиеся вопросом о Людовике XVII, не подозревают об обостренных наслаждениях, доступных для посвященных". А. Деко добавляет, что этот вопрос "является тайной чистой воды, единственной исторической проблемой, при анализе которой возможно придавать документам диаметрально противоположный смысл. Рассматриваемая таким образом тайна стала игрой ума, ребусом наивысшего класса".

Стоит отметить, что одного из особо усердных немецких исследователей вопроса о борьбе разведок за "Людовика XVII" французы в 1914 г. уличили во вполне реальном шпионаже в пользу Германии. Его обвиняли в том, что он в своем владении на острове Бель-Иль в Атлантическом океане подавал сигналы немецким подводным лодкам. А французские монархисты в порыве шовинизма объявили, что наследники Наундорфа пытались своими интригами проложить путь к воцарению во Франции сына кайзера Вильгельма II. Словом, далее началась уже чистая чепуха. А после второй мировой войны некоторые авторы всерьез утверждали, будто гитлеровцы собирались поставить правителем Франции взамен коллаборациониста Петена кого-либо из потомков Наундорфа. Сторонники другого "претендента" на французский престол - графа Прованского (потомка Карла X) пытались таким образом скомпрометировать "конкурентов", забывая, что и у них самих было совсем неблагополучно по части патриотизма и оппозиции гитлеровским оккупантам...

Еще ранее какой-то историк, перетрудившийся над разгадками "тайны Тампля", нашел ей несколько неожиданное решение, объявив самого себя Людовиком XVII. Не угрожает ли его участь и другим рьяным эвазионистам? Как бы то ни было, число их не убывает, и они претендуют на то, что, раскрывая "тайну "Тампля", проливают свет не только на историю тайной войны в конце XVIII в., но и на всю секретную историю французской революции.

Гинеи и качели

1 ноября 1794 г. в Берн прибыл новый английский поверенный в делах Уильям Уикхем. Поддержание связей со Швейцарией было лишь сугубо второстепенной задачей британского дипломата. Главными же целями были сбор разведывательной информации о Франции и руководство роялистскими группировками, стремившимися ликвидировать республику. Молодой англичанин, вполне разделявший взгляды, симпатии и антипатии правительства Питта, оказался хорошо подготовленным для выполнения возложенной на него миссии. В 1782 г. после окончания колледжа Кристчерч Оксфордского университета Уикхем отправился в Женеву продолжать изучение права. Там он женился на дочери профессора математики Л. Бертрана, влиятельного лица в городе, и через него стал своим человеком среди женевских нотаблей. Уже в это время Уикхем состоял агентом британской секретной службы, потом ему была поручена конфиденциальная корреспонденция министерства иностранных дел. Летом 1794 г. он занял пост начальника отдела министерства внутренних дел, ^ ведавшего вопросами, связанными с проживавшими в Англии иностранцами, что дало ему ясное представление о различных течениях среди французских эмигрантов.

Позднее, в 1800 г., нарушая обычную сдержанность, министр иностранных дел лорд Гренвил писал своему посланнику: "Все, что Вы сделали, было сделано в том же мастерском стиле, который отличает Вашу работу от всех других артистов в этой сфере".

Что же было характерным для "стиля" Уикхема? Пожалуй, прежде всего возможность расходовать такие суммы (десятки и даже сотни тысяч фунтов стерлингов), которые и не снились другим "артистам". Отсюда возможность сразу делать несколько ставок, наделять своих агентов способностью говорить голосом власть имущих, настаивать на принятии их планов, касавшихся политических маневров и интриг в масштабе целой страны.

Первыми препятствиями, с которыми столкнулся Уикхем, были ограниченность и тупое упрямство ближайшего окружения графа Прованского, который после смерти в июне 1795 г. дофина был провозглашен эмигрантами королем Людовиком XVIII. Его окружение состояло из крайних, "узколобых" роялистов, считавших, что монархию погубили только слабость и уступки, стремившихся к реставрации абсолютизма точно в том виде, в каком его застала революция 1789 г. Уикхем отлично понимал, что такая программа делает совершенно безнадежным дело роялистской контрреволюции, отталкивает от него основную массу имущих классов, не желавших восстановления старого режима. Крайние роялисты смертельно враждовали даже с конституционными монархистами, мечтавшими об утверждении строя, напоминающего тот, который существовал в Англии после переворота 1688 г. Положение осложнялось еще и тем, что разведывательная сеть ("Парижское агентство" и другие люди д'Антрега) имелась только у крайних роялистов и что без согласия Людовика XVIII трудно было надеяться на успех монархического переворота. Поэтому Уикхем прежде всего занялся примирением крайних роялистов с людьми типа Тальена и других термидорианцев, готовых пойти на реставрацию конституционной монархии. Гинеи Уикхема оказали немалое воздействие на "политику качелей", как современники называли колебания в политическом курсе правительства Директории. В страхе перед выступлением масс качнувшись вправо, Директория после разоблачения очередного роялистского комплота, организованного с помощью английского золота, сдвигалась влево - и так происходило несколько раз.

1795 г. прошел у Уикхема в попытках с помощью щедрых финансовых вливаний организовать мятежи на восточной границе Франции, которые должны были начаться одновременно с наступлением австрийских войск, и превратить эмигрантскую армию Конде в крупную военную силу. Одновременно намечалась высадка на севере страны. Выступления роялистов должны были послужить детонатором для общего антиправительственного восстания. Ничего из этих планов не вышло (отчасти вследствие проволочек со стороны австрийцев).

Высадка на севере, в заливе Киберон, все же состоялась в июне 1795 г. Войсками эмигрантов командовал граф Жозеф Пюизе, которого приближенные Людовика XVIII считали слишком поддающимся английскому влиянию. В "Обращении" к французскому населению Пюизе пытался играть на противоречиях в политике термидорианцев. Он обвинял парижское правительство в том, что, декларируя свою "умеренность", оно не вступает в соглашение с роялистами, именовал руководителей всех течений, принимавших участие в революции, преступниками и отцеубийцами. В "Обращении" содержался призыв к республиканским войскам: "Генералы, офицеры и солдаты, не желающие оставаться орудием угнетения, отказывайтесь быть палачами ваших братьев!" Республиканским солдатам рекомендовалось переходить на сторону роялистов, чтобы "вернуть Франции ее старинное благоденствие" и стать "спасителями родины". "Обращение" сочетало типичные лозунги монархической реакции с использованием фразеологического словаря революции, твердило о "свободе", о борьбе против "тиранов". Гренвил и Уикхем знали, за что платили полновесные английские гинеи, ничем не напоминавшие те фальшивые французские ассигнации, которые на круглую сумму - 10 млрд. ливров - привезли с собой роялистские поборники "свободы". Эти "миллиарды" вместе с более существенными трофеями вооружением для армии в 40 тыс. человек - попали в руки солдат генерала Гоша, которые к 21 июля полностью разгромили войска эмигрантов.