Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

с Любой в кабинете находились ещё две её одноклассницы – самые злостные враги девочки, которые вместе с ней вынуждены были терпеть унижение допроса.

Лику Карманову и Яну Кулакову привели сюда прямо с урока, обеих за отсутствие классической формы: на первой была надета розовая рубашка с кружевами, на второй – рваные джинсы и футболка с изображением скелета, жующего цветок.

Сама Наталья Борисовна Несмехова одевалась настолько невозможно серо, что при одном взгляде на неё сразу становилось грустно.

Но самое обидное, что, когда Люба носила сто браслетиков на руках, разные бадлоны и кофточки, которые не считались за форму, – её никто не останавливал. Однако стоило Ангелине перейти в другую школу, а девочке вернуться к прежней заношенной форме и всего лишь раз надеть шапку на перемене, как её тут же притащили в кабинет Маргариты Генриховны.

– Кулакова, тебя уже ловили на прошлой неделе, и я сказала, что не оставлю просто так твоё наплевательское отношение к форме. А ты упорно продолжаешь посещать школу в этих лохмотьях.

Наталья Борисовна подливала масла в огонь, а Маргарита Генриховна изображала саму терпимость:

– Яночка, ты же так замечательно учишься, что на тебя нашло? Ты должна и выглядеть соответствующе…

– Сейчас же встань прямо. Что?! Ты ещё лыбиться будешь!

Кулакова ничего не могла с собой поделать, она стояла, выпятив подбородок, и мерцала через квадратные очки наглыми глазами, её губы, как всегда, чуть улыбались. Лика Карманова в своей розовой рубашке выглядела рядом с ней побитой собакой.

– Я не лыбюсь, – зло и тихо сказала Кулакова.

«Зря она так…» – подумала Люба, которой хотелось поскорее отсюда уйти.

– Я вижу! Ни стыда ни совести! Завтра же ты наденешь форму.

– У меня всё в стирке.

– Тогда придёшь в мокром белье! Ты меня слышишь?

– Слышу.

Люба никогда не видела Яну плачущей, и она поняла, каким усилием её одноклассница удерживала влагу в своих глазах, когда Наталья Борисовна окончательно втоптала её в землю. Несмотря на то что Люба не выносила Кулакову, она впервые ощутила нечто вроде сострадания к ней.

Но взглянув внимательнее в мерцающие глаза одноклассницы, Люба ужаснулась, потому что в них затаилась страшная обида и даже больше, всего на секунду показалось, что эта хрупкая девочка, которую вызвали на ковёр, отомстит так изощрённо и жестоко, как не догадываются ещё взрослые, думающие, что им принадлежит вся власть.

По сравнению с предыдущей атакой Любе достались всего лишь цветочки. Она молчала, и поэтому запал Натальи Борисовны скоро кончился, учительница перевела тему на её низкую успеваемость. Женщины поворчали немного, после чего всех отпустили, пообещав вечером позвонить родителям.

Девочки вышли из кабинета и пошли по пустому коридору.

– Я не оставлю это просто так. Меня сначала унизили перед всем классом, а теперь она ещё и завучу на нас настучала. Эту стерву ещё уволят из школы, – процедила Кулакова. – Что ты молчишь?

Она резко остановилась и уставилась на Любу.

– А что мне говорить? – опешила девочка.

– Твою подругу, Ангелину, выкинули из гимназии эти самые люди. А ты будешь стоять и пускать пузыри? Или попробуешь отомстить?

– Не хочу я никому мстить, – сжала губы Люба.

Яна поднесла палец к самому её носу и сказала:

– Смотри, зубастик, попробуешь нас заложить – не выживешь в нашем классе. Хоть кому-то расскажешь о том, что я только что говорила, и тебе конец.

Она схватила под руку Лику и быстро пошла по коридору.

Люба стояла открыв рот.

«Сама ты зубастик!» – хотела она крикнуть вслед, но ком застрял у неё в горле.

«Скоро снова случится что-то страшное, – поняла вдруг девочка. – Когда?»

Озеров

Кирилл подождал, пока шум за окном утихнет, и заговорил:

– Когда мы попадаем в темное помещение, наш организм начинает вырабатывать гормон мелатонин, который в норме должен способствовать тому, чтобы мы засыпали. С восходом солнца свет пробуждает нас, сон становится некрепким, и под утро бывает особенно много сновидений. В зимний период в северных широтах, где находится и наш Город Дождей, период темноты необыкновенно длинный. В Финляндии, например, у наших соседей, он даже имеет особое название kaamos – что обозначает длинный и скучный сезон, в который человек ощущает особую подавленность, с ним случаются частые приступы плохого настроения и самочувствия…

«Бух! Бух! Бух!» – колёса грузовика прогромыхали по асфальту там, где только что установили шесть «лежачих полицейских».

Должны же быть приняты хоть какие-то меры после того несчастного случая с новенькой девочкой…

От шума, производимого каждым проезжающим грузовиком, приходилось говорить в голос. Озеров дождался, когда машина минует ребристый участок дороги, и продолжил:

– Многие животные в эту пору впадают в спячку. Человек продолжает работать, учиться и даже достигает максимальных результатов своей деятельности, несмотря на нехватку витаминов, света и тепла. Но именно этот период, как правило, является самым сложным для северного городского жителя, так как, пребывая в темноте, его тело накапливает мелатонин, отчего он становится сонливым и унылым. Таким образом организм, сбитый с толку отсутствием достаточного количества света, работая, как автомат, сам себе устраивает ловушку.

Может быть, как раз поэтому северные страны – рекордсмены по количеству самоубийств. Но правильно ли объяснять сложную природу сознания человека одной лишь химией? Мы не можем отрицать факта, что те или иные гормоны меняют наше поведение, однако одни люди теряют надежду, что когда-нибудь четыре месяца темноты кончатся, отчаиваются найти замену солнечному свету, отказываются продолжать борьбу и покидают этот мир. А другие переживают время, сжав кулаки, и дотягивают до тёплых дней…

– Наш город проклят. Всё, что мы видим целыми днями, – это дождь и снег, – послышался мрачный голос с последней парты.

– А ты когда-нибудь задумывался, что если