Том 68- Чехов - Литературное наследство

с превыспренне хитрейшим Сергием, наконец с сытейшим Мережковским? Мне хотелось бы написать много, много, но лучше воздержаться, тем более,что письма теперь читаются главным образом не теми, кому они адресуются» (XIX, 195).

5

(Петербург. Начало октября 1902 г.* Многоуважаемый Антон Павлович!

Не знаю, застанет ли вас это письмо в Ялте. У меня к вам большая просьба: этими месяцами пойдут мои три рассказа в «Русском богатстве», «Мире божьем» и «Журнале для всех»[108], так вот, мне бы очень хотелось послать вам номера или верстанные корректуры, чтобы услышать, что вы о них скажете. Правда, следовало бы это сделать раньше, еще в рукописи, дабы иметь время воспользоваться вашими указаниями, но, во- первых, боюсь вас затруднять, во-вторых, помню ваш совет не бояться оши­бок^ писать только побольше, а в-третьих, знаю, что когда учатся ходить, то без шишек на лбу дело не обходится.

Самая свежая литературная новость это та, что J1. Андреев уже больше не русский писатель, а немецкий. Он, видите ли, заключил с какой-то немецкой фирмой условие, по-которому все его рассказы появляются сна­чала по-немецки, а спустя два месяца могут печататься и в русских изда­ниях. Не понимаю, кому и какой интерес будет в России печатать его, если всегда можно его перевести? Помните, Тургенев сделал нечто подоб­ное, и тотчас же его перевели с французского и перевели так скверно, что он на другой раз закаялся[109].

Теперь в Петербурге Федоров. Ставит на императорской сцене — «Сти­хию». Я от души желаю ему успеха, так как мужчина он прекрасный и ду­шевный, но пьеса мне не нравится, пахнет д'Аннунцио3. Федоров удиви­тельно интересно рассказывает о том, как он ездил на Дальний Восток, как его «трепал тайфун», причем «судно дрейфовало», и как он потерпел крушение. Рассказывает он несравненно лучше, чем пишет, хотя и пишет, надо отдать ему справедливость, все-таки хорошо, а, главное, какой он деятельный, неутомимый работник!

Жена вам шлет поклоны и притом самые сердечные. В декабре мы ждем. Я до сих пор помню и никогда, вероятно, в моей жизни не забуду того вече­ра, когда я заходил прощаться с вами и когда вы говорили со мною о ро­дах и о прочих сюда относящихся вещах. Я читал где-то, что Додэ назы­вал себя «продавцом счастья» в том смысле, что он умел глубоко проникать в человеческое горе и утешать [110]. К вам, конечно, не идет это определение, потому что оно, по-французски, манерно и приторно. Но от вас я ушел тогда успокоенный и ободренный, почти умиленный.

У нас льет дождик, туманы, холод. Жалею я теперь о Крыме, который, помните, мы с вами вместе ругали. Получили ли обезьянок, и не слома­лись ли они в дороге? Б

Ваш А. Куприн

6

Петербург. Середина октября 1902 г.*

Посылаю вам, многоуважаемый Антон Павлович, вместе с этим пись­мом корректурный оттиск моего рассказа «На покое», который появится в «Русском богатстве» в ноябрьской книжке. Если у вас хватит досуга и охоты пробежать его, то не откажите в большой милости написать в двух словах: какое он на вас произведет впечатление, главное — в отрицатель­ном смысле

Я заходил засвидетельствовать свое глубокое почтение Евгении Яков­левне и Марии Павловне, но застал из них только первую и был очень рад узнать, что из Ялты вы уехали здоровый и в бодром настроении 2. У нас в Петербурге очень много говорят о новом помещении Художествен­ного театра3, уверяют, что такого театра нет чуть ли не во всей Европе. Редактор нашего журнала Ф. Д. Батюшков собирается даже в Москву со специальной целью посмотреть его.

У меня идут переговоры об издании моих рассказов в «Знании». Все теперь зависит от Горького, к которому Пятницкий поедет на днях в Мо­скву. Если дело выгорит, я буду очень счастлив. Я все-таки послушался вашего совета,— посвящения в книжке не будет, как мне этого ни хоте­лось 4. Но не теряю надежды сделать это впоследствии.

Жена вам кланяется. Прошу передать от меня искренний и сердечный привет Ольге Леонардовне.

Весь ваш А. Куприн

Чехов ответил Куприну по поводу рассказа «На покое» 1 ноября 1902 г.: «По­весть хорошая, прочел я ее в один раз, как и „В цирке", и получил истинное удоволь­ствие. Вы хотите, чтобы я говорил только о недостатках, и этим ставите меня в за­труднительное положение... В этой повести недостатков нет, и если можно не согла­шаться, то лишь с особенностями ее некоторыми» (XIX, 368—369). Подробнее об этом см. выше, в статье «Чехов и Куприн».

Чехов уехал из Ялты в Москву 12 октября 1902 г.

Здание Московского Художественного театра (переделка б. Театра Омона) было построено к началу театрального сезона 1902 г.

См. выше, письма 2 п 3.

7

•(Петербург. 6 декабря 1902 г.;[111]

Вы меня очень обрадовали, многоуважаемый Антон Павлович, написав, что обезьянки вам понравились1. Мне приятно будет думать, что бла­годаря им вы, может быть, лишний раз вспомните о человеке, который предан вам всей душой.

Жена очень вам кланяется. Время ей в середине декабря, но можно ожидать со дня на день. Она к этому готовится спокойно и радостно, но временами на нее находит страх, и тогда она поплакивает. Сегодня ночью она во сне стонала, и я разбудил ее нарочно. Оказывается, ей снилось, будто в редакцию ворвалась какая-то худая, высокая, черная женщина с огром­ными, в пол-лица, страшными глазами. У нее были длинные руки, и она все смеялась и мяла жене живот, а когда ее вытолкнули за дверь, то она опять смеялась и грозила пальцем. Я успокоил жену, но сам не мог заснуть, а вот теперь под утро пишу вам.

Дела мои литературные так хороши, что боюсь сглазить. «Знание» купило у меня книгу рассказов2. Не говоря уже об очень хороших, срав­нительно, материальных условиях,— приятно выйти в свет под таким

флагом. Кстати я познакомился с Горьким,— он у нас обедал вместе с Пят­ницким. Знаете, в нем есть что-то аскетическое, суровое, проповедниче­ское. Все рассказывает о молоканах, о духоборах, о сормовских и ростов­ских беспорядках, о раскольниках и т. д. И при этом глаза у него смотрят точно не от мира сего. Не совершается ли в нем тот переворот, который толкает многих русских писателей на путь подвижничества, пророчества и чудачества?

ИЛЛЮСТРАЦИЯ к РАССКАЗУ «ДОМ С МЕЗОНИНОМ» Акварель Д. А. Дубинского, 1954 г.

Третьяковская галерея, Москва

 

Большое впечатление произвело в Петербурге ваше письмо в Акаде­мию3. О нем