Наследство - Джудит Майкл

— Тебе нравится Нью-Йорк? — опять задал вопрос Поль.

— Я думаю, он мне нравится. Он уже почти полностью изменил меня. — Она снова улыбнулась. — Я стала быстрее говорить, стала быстрее двигаться, я даже стала быстрее дышать. Часто я прохожу вниз по улице, обгоняя людей, особенно во второй половине дня, во время ленча, когда почти все выходят на улицу, и частенько ловлю себя на мысли, что если что-то не происходит в Нью-Йорке, то это не происходит нигде. Тогда я ищу причину на пару деньков отправиться в Чикаго. У меня нет никакой возможности выяснить, нравится ли мне это или нет. Я не могу выкроить время задуматься над этим. Ты же знаешь, я выросла здесь, — при этих словах в ее голосе прозвучал вызов и пренебрежение, но он, казалось, не заметил этого, — а теперь все кажется настолько незнакомым, как будто я вовсе и не бывала здесь раньше. Когда-нибудь я найду время, чтобы ознакомиться с этим местом, но сейчас большую часть времени приходится проводить на работе.

— И это все, чего ты так хотела? Когда Оуэн обучал тебя гостиничному бизнесу, когда тебе хотелось быть владельцем хотя бы одного отеля, ведь это все, на что ты надеялась?

— Много больше. В этом есть что-то особенное, Поль. Чувство, что это твои собственные дома, в которых двери всегда открыты, и возможность замечать, что людям они нравятся. Знать, что я могу сделать их счастливыми и им будет очень уютно, дать им то, что им нравится, и то, что они запомнят. А потом, когда я вижу, что они возвращаются потому что помнят меня, потому что им хочется вернуться, я испытываю огромное наслаждение.

И смутившись, она схватилась рукой за лицо:

— Мне кажется, нам следует вернуться.

— Тебя ждут?

— Нет, — потом, не захотев, чтобы он узнал, насколько она одинока, она добавила: — Не этим вечером. У меня есть человек, с которым мы проводим массу времени, но на этой неделе он уехал из города… Но ведь твоя жена начнет интересоваться, где ты.

— Скорее всего, она не хватится меня до тех пор, пока не наступит время садиться обедать.

Лора внимательно посмотрела на него, ее лицо было бесстрастным.

— Чем занимается твоя жена?

— Она фотомодель. В основном работает в журналах. Она очень хороша.

— Тогда, возможно, я видела ее, не зная, кто она такая. Все это кажется таким странным. У вас есть дети?

— Нет. Эмилия не хочет… — Он на время замолчал, с неохотой показывая, будто жалуется. — Она полностью отдается своей карьере. Я думаю, это была неплохая идея. Лора, есть несколько вещей, которые я хотел бы сказать тебе…

— Расскажи поподробнее о своих фильмах, — попросила она. — Ты работаешь с кем-нибудь?

— Мой партнер Ларри Голд.

— Голд? Ты ведь знаешь его с колледжа?

— Да, как странно, что ты это помнишь.

Лора покачала головой. У нее не было никакого желания показать ему, что она помнит все, что было у них в прошлом.

— Расскажи мне о нем.

— Он делает коммерческие передачи на телевидении, но мы организовали отдельную компанию для документальных фильмов. — И он рассказал ей абсолютно все, начиная с того дня, когда он первый раз поговорил с Ларри о том, что хочет оставить фотографию, о провале их первого фильма и потом об идее создания фильма о Бритте Фарлее. — Он изумительно подходит для моей задумки — показать тайное лицо, скрывающееся за всем известным, или спрятанную сцену, находящуюся за той, которую видит каждый. — Он легко отвечал на задаваемые Лорой вопросы, и полностью поглощенные друг другом, они медленно сближались.

— А Лос-Анджелес? — продолжала спрашивать она. — Тебе там нравится?

— Не знаю, я чувствую то же самое, что и ты в Нью-Йорке: у меня совсем нет времени задуматься об этом. Это прекрасно и отвратительно, и все находится в этом промежутке. Это волнующе и следовало бы уделить этому внимание, но я не делаю этого из-за того, что слишком занят, а Эмилии это неинтересно. Я много думал о том, как мы вместе…

Наступила пауза. Он совсем не имел ничего в виду. Но он все-таки произнес это, и она сдалась.

— Вряд ли это можно назвать справедливым, не так ли? Или это нормально, что ты кружишься вокруг, подобно вору и счастливому охотнику, когда ты так благополучно женат?

— К черту это! — воскликнул он. — Когда мы садились на этот диван, я уже сказал, что очень виноват перед тобой…

— Но ты не сказал, что был не прав.

— Я не знаю, был ли не прав. Ты сказала мне…

— Тогда за что же ты извиняешься? К черту все это, если и ты и вся твоя семья не можете признать, что были не правы.

— Ты сама сказала, что Феликс прав! Или ты этого не помнишь? Я спросил, правда ли эго, и ты подтвердила. Я этою не забыл, и это было бы очень удобно, если…

— Я тоже не забыла, — ее голос был ледяным. — Но ты не хотел выяснить, что все это значило. Даже сейчас, когда ты сказал, что хочешь найти незнакомое лицо за общепризнанным и спрятанную сцену за… А не напоминает ли это тебе спрятанную историю? Или это не важно, если все происходит со знакомыми тебе людьми? Ты даже не мог предположить, что это было очень важно для меня, ты поверил Феликсу с его историей и помог своей семье вышвырнуть меня. Вышвырнуть меня из моего собственного дома!

Притихнув, Поль напряженно смотрел сквозь пустой зал.

— Ты права, я не пытался. — Он усмехнулся. — Мое эго было задето. Я подумал, что меня любят больше за мой успех, чем за меня самого.

— Ты не мог поверить в это. Особенно после того, что между нами было.

— Я не хотел верить в это. Но ты не дала мне повода поверить во что-нибудь еще.

— Тебе было недостаточно моей любви, ведь целых два года я принадлежала только тебе. Сколько раз мне нужно было доказывать тебе это?

— Только один раз, — холодно произнес он. — Но ты была слишком самонадеянна. Вы пришли ограбить нас и Бог знает что еще, но нам следовало бы сказать, что это не важно, ничего не было важным, кроме Лоры Фэрчайлд, утверждающей, что любит нас. Тебе не пришло в голову самой рассказать нам обо всем, а не ждать, пока мы принудим тебя к этому. Долгое время ты была вместе с нами, моя семья полюбила и приютила тебя, дала тебе образование, дом, дружбу… и я подарил тебе свою любовь. Но ты не доверяла и мне…

— И правильно делала. Я больше не могу доверять тебе.

— Ты этого не знаешь. Ты просто ушла, даже не попыталась прояснить ситуацию, помочь нам, когда мы чувствовали, что преданы и полностью запутались.

— Я была единственной обвиненной, — сердито проговорила Лора. — Ты не сможешь заставить твою семью выглядеть жертвами!

— В известной степени мы были такими же обвиненными, как и ты. Тебя обвинили в чем-то, ну и что? Множество людей обвиняют в разных вещах, и множество из них пытаются снять с себя обвинение, но не Лора Фэрчайлд! Почему? Ты слишком хороша для этого? Мы были должны поверить тебе на слово и никогда не сомневаться в твоих словах, потому что ты — это ты? Других причин не было? Я любил тебя! Неужели даже я не заслужил никакого объяснения?