Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) - Стефани Майер

Но я до сих пор жалею, что так и не попробовала его на вкус…

Она сделала еще шаг ко мне. И теперь стояла совсем рядом. Привстала на цыпочки, провела носом по моей шее. От ее холодных прикосновений захотелось съежиться, но я удержался.

– Пожалуй, и ты сойдешь, – решила она. – Но немного погодя. Сначала позабавимся, а потом я позвоню твоим друзьям и расскажу, где найти тебя – и мое маленькое послание.

Я так и стоял в оцепенении, чувствуя, как к горлу поднимается волна тошноты. Глядеть в камеру было все равно что представлять, как Эдит смотрит запись.

Следопыт отступила на шаг и принялась расхаживать вокруг меня кругами, словно разглядывая статую в музее. С открытым и дружелюбным выражением лица она обдумывала, с чего начать. Ее улыбка становилась все шире и шире, пока не обнажились острые блестящие зубы.

Она подалась вперед и присела.

Я не видел, куда пришелся ее удар – все случилось слишком быстро. Мелькнуло размытое пятно, раздался гулкий хруст, и моя правая рука вдруг повисла плетью, будто и не была соединена с локтем. Боль пронзила руку секундой позднее.

Охотница следила за мной, и казалось, на ее лице нет ничего, кроме зубастой пасти. Она ждала, когда боль обрушится на меня, и вскоре увидела, как я вскрикнул и скорчился, прижимая к себе сломанную руку.

Но боль еще только нарастала, я не успел прочувствовать ее, а охотница вновь сорвалась с места, опять послышался треск, и что-то отбросило меня к стене. Я ударился поясницей о балетный станок, зеркала разбились вдребезги.

Странный звериный визг вырвался сквозь мои стиснутые зубы. Я попытался сделать вдох, и мне в легкие будто впился десяток ножей.

– Эффектно, да? – спросила она, и ее лицо снова стало дружелюбным. Она потрогала похожие на паутину трещины, разбежавшиеся по зеркалу в том месте, где я ударился об стену. – Как я и думала, этот зал визуально усиливает драматизм моего маленького кино. А какие ракурсы! Эдит просто обязана увидеть все подробности.

Броска я опять не заметил, но что-то щелкнуло, и тупая пульсация началась в левом пальце указательной руки.

– Все еще на ногах, – заметила она и рассмеялась.

Следующий треск прозвучал громче, как приглушенная детонация. Зал завертелся и полетел перед моими глазами, словно я проваливался в дыру. Вспышка боли совпала по времени с ударом об пол.

Я поперхнулся воплем, который рвался из горла, пробиваясь сквозь желчь, которой оно заполнилось. Воздуха не хватало, мне никак не удавалось вдохнуть как следует. Слабый, сдавленный стон родился где-то в глубине груди.

Мне удалось выкашлять рвоту и схватить воздух, но вдох как будто разорвал мои внутренности. Пульсирующая боль в сломанной руке отступила на второй план, а главная роль досталась ноге. Боль в ней еще не достигла пика. Я распластался на полу в луже собственной рвоты и не мог пошевелиться.

Охотница присела возле моей головы, в ее руке мерцал красный огонек.

– А теперь – твой крупный план, Бо.

С хрипом я выкашлял из горла остатки едкой жижи.

– Камера отъезжает… Поможешь мне? Сделай одолжение, надо немного ускориться. По-моему, логично?

Я не мог сосредоточить взгляд на ее лице, и красный мерцающий огонек казался размытым.

– Просто объясни Эдит, как тебе больно, – уговаривала она. – Скажи, чтобы отомстила за тебя – ведь ты это заслужил. Она втянула тебя в эту историю. В буквальном смысле слова это она причинила тебе боль. Преподнеси эту мысль поэффектнее.

Я закрыл глаза.

Она подняла мою голову неожиданно мягко, и все равно по рукам и ребрам разбежались вспышки боли.

– Бо! – ласково произнесла она, будто я спал, а она старалась меня разбудить. – Бо, ты справишься. Попроси Эдит отомстить за тебя.

Она небрежно встряхнула меня, и из моих легких вырвался вздох.

– Бо, дорогой, у тебя еще осталось столько костей! А крупные кости можно сломать в таком множестве мест! Сделай, как я прошу, пожалуйста.

Я смотрел в ее размытое лицо. Такая сделка меня не устраивала. Что бы я ни сказал, мне не спастись. А на карту поставлено слишком многое.

Я осторожно покачал головой. Может, Эдит поймет, что это значит.

– Не хочет кричать, – смешным голоском нараспев произнесла она. – Не хочет – заставим!

Я ждал, когда раздастся очередной треск.

Вместо этого она бережно подняла мою целую руку и приложила ее к своим губам. Это даже нельзя было назвать настоящей болью. Она с легкостью могла бы откусить мне палец, но лишь слегка прикусила его. Неглубоко вонзила зубы.

Я даже не вздрогнул, но она вдруг вскочила, отвернулась и отошла. Моя голова ударилась об пол, сломанные ребра взвыли. Я смотрел на странно отрешенную охотницу, которая вышагивала в дальнем углу зала, скалила зубы и встряхивала головой. Работающую камеру она оставила возле моей головы.

Первой подсказкой относительно того, что произошло, стал жар – палец горел. Странно, даже сквозь боль в костях я отчетливо чувствовал его. И тут я вспомнил историю Карин. И понял, что началось. Времени у меня почти не осталось.

А охотница по-прежнему старалась успокоиться – кровь, вот в чем все дело. Она почуяла вкус моей крови, но пока не хотела убивать меня и боролась с жаждой, как могла. Обо мне она забыла, но мне не составило бы труда привлечь ее внимание.

Жар быстро нарастал. Я пытался не замечать его, забыть о том, как колет в груди. Выбросив руку вперед, я схватил камеру. Поднял ее как можно выше и с силой ударил об пол.

И отлетел назад, в битые зеркала. Осколки впились мне в плечи и голову. Казалось, все переломанные кости сломались вновь. Но закричал я не от этого.

Огонь охватил мой укушенный палец, пламя лизало ладонь. Запястью было нестерпимо жарко. Этот огонь был не просто огнем, а боль – не просто болью.

В сравнении с ней другие муки ничего не значили. Сломанные кости почти не болели. Или болели, но совсем не так, как рука.

Вопль прозвучал, словно рвался не из моего тела – это был протяжный и дикий звериный вой.

С трудом сфокусировав взгляд, я увидел, что в руке охотницы мерцает красный огонек. Она оказалась проворней, а я облажался.

Но мне было уже все равно.

Кровь стекала по руке, растекалась лужей под локтем.

Охотница зашевелила ноздрями, раздула их, свирепо сверкая глазами и скаля зубы. Кровь капала на пол, но мой вопль заглушал этот звук. Вот она, последняя надежда. Теперь она не сможет остановиться. Ей придется убить меня. Наконец-то.

Она широко разинула пасть.

Я выл и ждал.

23. Выбор

Звук, слившийся с моим воплем, был похож на оглушительный визг цепной пилы, вгрызающейся в арматурную сталь.

Охотница ринулась вперед, но ее зубы щелкнули в сантиметре от моего лица: что-то рвануло и оттащило ее назад.

Огонь дополз до локтевого сгиба, и я снова закричал.

И не я один – вокруг звучали и другие голоса: в рычании одного слышался лязг металла, второй пронзительно заверещал и вдруг оборвался. Сквозь шум было слышно, как нарастает утробный рокот. Опять вой пилы по металлу и сырой треск, будто что-то кромсали на куски…

– Нет! – завыл кто-то мучительно, под стать мне. – Нет, нет, нет!

Этот голос что-то значил для меня, я понимал это, хотя жжение пересиливало его. Пламя устремилось к плечу, а голос все звал меня. Даже теперь он казался ангельским.

– Бо, прошу тебя! – всхлипывала Эдит. – Умоляю, умоляю, Бо! Пожалуйста!

Я пытался ответить, но не мог даже пошевелить губами. Мои крики смолкли, но лишь потому, что не хватало воздуха.

– Карин! – вскрикнула Эдит. – Помоги мне! Бо, пожалуйста, прошу тебя, Бо!

Она держала мою голову у себя на коленях, сжимала ее пальцами. Ее лицо было не в фокусе, как и лицо охотницы. Я проваливался в туннель, возникший у меня в голове. Но огонь следовал за мной, такой же жгучий, как прежде.

Что-то прохладное овеяло мои губы, наполнило легкие. Воздух сразу вышел из них. Прохладный вдох повторился.

Эдит появилась в фокусе, ее прекрасное лицо было искажено страданием.

– Дыши, Бо! Дыши!

Она прижала губы к моим губам и снова наполнила мои легкие.

На периферии зрения появилось золотое сияние – еще одна пара холодных рук.

– Арчи, приготовь шины для его ноги и руки. Эдит, помоги наладить дыхание.

Я уставился в ее лицо, давление на голову ослабело. Мои вопли превратились в жалкий скулеж. Боль не стихала; напротив, усиливалась. Но крики не помогали мне, зато причиняли страдания Эдит. Пока я видел ее лицо, я помнил: в мире есть не только нестерпимое жжение.

– Мою сумку, пожалуйста. Задержи дыхание, Арчи, это поможет. Спасибо, Элинор, а теперь уходи, будь добра. У него кровопотеря, но раны не особенно глубокие. Похоже, сильнее всего повреждены ребра. Поищите скотч.

– И обезболивающее, – прошипела Эдит.

– Вот… у меня не хватает рук. Может, ты?

– Так будет лучше, – пообещала Эдит.

Кто-то выпрямлял мне ногу. Эдит затаила дыхание – наверное, в ожидании моей реакции. Однако нога болела не так, как рука.