Мир приключений 1986 - Альберт Иванов

Чтобы быть до конца добросовестными (ведь даже самые незначительные подробности имеют большое значение в историях криминального характера), сообщим, что такого обыкновенного человека все же отличало нечто необыкновенное. Это была его кепка из оранжево–желтого вельвета с большой пуговицей на макушке. Такой чудной кепки не было ни у кого в городе, и жена легко узнавала по ней своего мужа, когда он терялся где–нибудь в уличной сутолоке.

Эти обыденные, безынтересные сведения о столяре Пиронкове поставили следственные органы, как мы увидим позднее, в большое затруднение. Они ничего не подсказывали, пи на что не наводили. Даже происхождение кепки было сразу выяснено. Пиронкову ее дал еще лет пять–шесть назад один его приятель, тоже столяр, который, в свою очередь, получил ее когда–то — уже довольно подержанной — от какой–то благотворительной организации. Нет, и эта чудная кепка не наводила ни на что.

Быть может, в жене Пиронкова было что–нибудь более или менее примечательное? Нет, не было. Полненькая блондинка лет тридцати трех, с продолговатой родинкой под левым глазом, которую можно было принять за какую–то назойливую муху, вечно сидевшую у нее на щеке, она отличалась добрым нравом, была терпелива и умела хорошо готовить. В отличие от мужа, ее любимым кушаньем были голубцы с виноградными листьями. Последнее обстоятельство сыграло роковую роль во всей этой запутанной истории, но было бы очень несправедливо с нашей стороны винить за это бедную женщину. То, что человек любит голубцы, вовсе не означает, что он не любит своих детей.

Третьего члена семьи звали Васко, и, как мы уже сказали, ему было всего шесть лет. В таком возрасте трудно иметь не только какие–нибудь особые приключения и переживания, но даже хоть сколько–нибудь серьезные связи с обществом. Он знался главным образом с собаками и кошками, если не считать нескольких соседских детишек, о которых мы не можем сказать ничего значительного. Три более или менее выдающихся события произошли в жизни Васко, но и они не навели ни на какие следы. Позволим себе перечислить их, чтобы читателям стало известно все, что только можно сказать о пропавшем мальчике.

Когда он был почти годовалым ребенком, или, говоря более точно, еще совсем младенцем, на него частенько нападали криксы — так называют в народе это болезненное состояние у детей. Обожжет он себе, скажем, палец о плиту, ну, как и полагается, взвоет от боли. Взвоет — и уж тут ни чем не унять его: ни угрозами, ни ласками, ни игрушками. Уставится Васко в одну точку и вопит, надрывается, выпучив глаза и разинув рот, точно хочет весь мир проглотить. Чтобы привести его в себя, прибегали к не очень деликатным, но весьма эффективным средствам — энергично хлестали его по круглым, посиневшим от рева щекам или же поднимали вверх ногами. Между прочим, Васко, испытав на себе этот спартанский метод лечения, очень скоро ичвлек для себя урок и через год перестал пугать родителей своими скверными криксами.

Второй знаменательный эпизод в его жизни произошел, когда ему было два с половиной года. Однажды он решил взобраться на спинку стула и шлепнулся с него вниз головой на цементный пол. Увидев это, его мать муть не упала в обморок от ужаса, но последствия были незначительными — всего–навсего одна синевато–багровая шишка на лбу, с которой он ходил не больше недели.

После этого случая все родственники Васко решили, что у него такая же крепкая голова, как у всех в роду Пиронковых.

Третье происшествие в его жизни было сравнительно самым опасным. В одном дворе с семьей Пиронковых жил возчик по имени Станко — угрюмый, неразговорчивый человек и вдобавок пьяница. Раза два в год он избивал до полусмерти либо свою жену, либо кого другого, подвернувшегося ему под руку. Однажды возчик швырнул в свою жену большим куском кирпича. Но та, привыкшая к подобным выходкам мужа, успела быстро присесть, и кусок кирпича попал в окно Пиронковых. В этот самый момент Васко, которому было тогда пять лет, сидел за столом и уплетал свой завтрак — оладьи с молоком. Кирпич разбил окно и угодил прямо в фарфоровую сахарницу — наследственное достояние семейства Пиронковых, находившееся в их пользовании уже лет пятьдесят. Сахарница превратилась чуть ли не в порошок, а оладьи разлетелись по всей комнате. Все это так напугало Васко, что он стал слегка заикаться — правда, не всегда, но неизменно в тех случаях, когда пробовал говорить неправду. Благодаря этому мать без особого труда изобличала его во лжи, покуда он, наконец, совсем не перестал лгать.

Как видите, и биография Васко не наводила ни на какие следы.

Чтобы завершить до конца картину, упомянем также близких родственников столяра.

У него были брат и сестра. Сестра вышла замуж за инженера, который тогда преподавал в Софийском политехническом институте. Это был самый видный родственник семьи Пиронковых, которым все гордились.

Брат столяра работал токарем на паровозовагоноремонтном заводе. У него было трое детей, и двое из них, уже ходивших в школу, сыграли, как мы увидим впоследствии, интересную роль в этой запутанной истории. Между семьями обоих братьев, живших одна от другой через улицу, существовали самые искренние, дружеские отношения.

Пиронковы обитали в одном из тихих уголков столицы, в начале района Подуяие, недалеко от бывшего военного училища. Домик их находился на заднем дворе четырехэтажного здания, где стоял еще один такой же старый домишко, в котором жил возчик. Однако столяр неплохо устроился и не собирался искать другую квартиру. Вообще Пиронковы были довольны своей судьбой, и никто не предполагал, что на них обрушатся несчастья, которые мы опишем в нашей повести. Они встретили их без паники, как достойные члены нашего общества, верящие в его силу и справедливость. И все–таки дело не обошлось без слез, которые Елена Пиронкова тихонько проливала по ночам. А муж ее, прежде чем уснуть, подолгу ворочался в постели, пыхтел и тяжело вздыхал. Но наутро оба выглядели бодрыми, так что никто не догадывался об их великом горе, кроме тех, кто знал, что с ними стряслась такая беда.

Это произошло в самую обыкновенную среду. Столяр ушел рано утром на работу, оставив жене на текущие дневные расходы положенные двадцать левов[2]. И та, как всегда, стала серьезно обдумывать, что ей сготовить на сегодня. Нужно было сделать выбор между зеленой фасолью, что обошлось бы дешевле, и мясным блюдом, что вышло бы, разумеется, гораздо вкуснее. В последнюю минуту взяло верх искушение, и она решила приготовить свои любимые голубцы, чего и по сей день не может себе простить. Пиронкова отправилась на рынок и через полчаса возвратилась с необходимыми продуктами. Васко же, оставшись один, занялся серьезным и ответственным делом — начал разбирать старый будильник, который уже давно не ходил. Это он делал не в первый раз — к великому удовольствию отца, с гордостью смотревшего на такие занятия сына и видевшего в них предвестие большого будущего.