Олег Верстовский — охотник за призраками (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

— И чего? — не понял я.

— Мдя, здорово тебя шандарахнуло, что ты забыл об этом. Вы ирландцы тоже «белый мусор». Как и мы служите Папе Римскому. А он управляет из Ватикана всеми католиками, как марионетками.

Вначале слова Франко показались бредом, но потом я вспомнил, что это действительно так. Основная религия в США была протестантизм. А к католикам итальянцам, ирландцам они питали недоверие и неприязнь. Впрочем, не только из-за Папы Римского. В начале века в Америку хлынул поток эмигрантов — из Италии, Ирландии. Те, кто выжил и доехал живым, пытался обустроиться в «свободной» стране, но та приняла их настороженно и постаралась выкинуть на помойку. Ну а те, кого делают изгоями, обычно сбиваются в стаи, банды, начинают грабить и убивать. Не всё, конечно.

— Слушай, у меня созрела офигенная тема для статьи. Америка — «плавильный котел», в котором можно свариться живьем.

— Не парься. Никому это не нужно, — пробурчал Антонелли, но по легким морщинкам, разбежавшимся от уголков глаз, я понял, что он благодарен за эти слова, хотя и не верит, что реально можно что-то изменить. — Тебя и так считают комунякой, агентом Москвы, красным придурком, а тут еще будешь за всякий сброд заступаться.

— Ну да, если мы ничего делать не будем, останемся сидеть в собственном говне. Хочешь этого?

— Не хочу. Но ты все равно ничего не изменишь, — он отмахнулся от моих слов, как от мухи. — Слушай, а похитители с тобой на связь не выходили?

— Нет. Наверно, ждут, когда я из клиники выйду. Сейчас опасаются.

— Понятно. Вот и сиди тут, и не рыпайся. Пока в норму не придешь. А я пока попытаюсь вытащить Лиз.

Последнюю фразу он сказал в том же спокойном тоне, будто говорил о чем-то само собой разумеющемся, а я ушам своим не поверил. Этот сукин сын развлекал меня болтовней, скрывая важнейшую информацию!

— Ты что, знаешь, где она? И молчишь, ублюдок!

— Не трепыхайся. Просто беспокоить тебя не хотел. Ну ладно. Вот смотри, — вытащил из внутреннего кармана куртки конверт.

На черно-белых фотографиях я увидел остров, смахивающий на кота, раздавленного колесами джипа, густой лиственный лес, особняк с эркером в левой половине. Всё это меня не сильно убедило.

— А почему ты решил, что Лиз там? Я на снимках ее не вижу.

Повисла пауза, Франко сжал рот в упрямую линию, покусал нервно губы, и я понял, что он колеблется, говорить или нет.

— Она позвонила и сказала, что держат ее где-то в особняке, на острове. Дала пару зацепок. Сказала, что из её окон виден маяк. Я смог определить.

— А почему она тебе позвонила, а мне — нет? — ревность холодными пальцами сжала сердце.

— Она домой звонила, не знала, что ты в клинике.

— Не знала?! Серьезно? — насмешливо воскликнул я. — В новостях об этом говорили. Напечатали в куче газет, и она не знала?!

— Не кипятись, Стэн. Ей и так не сладко. Если мне удастся её вытащить…

— Я с тобой пойду.

— Нет, Стэн, не получится. Это опасно. Дом хорошо охраняется, добраться туда можно только на катере…

— Я понял. Ты узнал, что старый Джозеф фонд создал по поиску племянницы — он же обожает её, — я вложил в свои слова весь сарказм, на какой был способен. — Вот и решил все денежки заграбастать.

— Чушь! На хрен нужны мне его деньги! — взорвался Франко, на скулах выступили темные пятна. — Старый Джозеф пристрелит меня сразу, когда я только появлюсь на пороге его дома. Моретти-Антонелли и Шеппарды — кровные враги.

Здорово, прямо Монтекки и Капулетти. Может, поэтому Франко скрывает свои чувства к Лиз? Сукин сын.

— И всё-таки Франко я пойду с тобой. Слиняю из клиники. Ну, по крайней мере, у меня будет алиби.

Франко только покачал головой и тяжело вздохнул.

* * *

Лунный свет холодно серебрил чешую волн пролива Лонг-Айленд Саунд. Откуда-то издалека слышался хрипловатый баритон Перри Комо, исполнявший свой хит «Пленник любви», и, казалось, пел усталый, немолодой человек, хотя певцу едва исполнилось тридцать.

Жестокая реальность пытается разлучить нас,

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но мы становимся ещё ближе друг к другу

Чувствую, что мы через многое можем пройти.

Я всего лишь пленник любви, просто пленник любви…

Мне удалось слинять из клиники незаметно вечером, после отбоя. Я добрался до станции метро на 103-й стрит зелёной ветки Лексингтон-Авеню, а по ней до станции Пэлхем Бэй Парк, где ждал меня Антонелли на своем форде. Это было совсем рядом с клубом гребли Пэлхем.

Здесь у пирса на волнах покачивался катер. Два диванчика, отделанные красной кожей, темно-красное лакированное дерево бортов ловило лунные блики. Большое рулевое колесо, похожее на то, что ставили на автомобили. И торпедо, тоже отделанное лакированным деревом с двумя циферблатами. Шикарный аппарат.

Антонелли отошел к багажнику и начал вытаскивать оттуда свертки, какие-то коробки. Я помог ему загрузить всё в лодку.

— Надевай и запрыгивай, — бросил Франко, подавая мне сверток.

Развернув, я обнаружил точно такой же жилет, какой был на Антонелли. Довольно легкая, тонкая, но плотная ткань, между слоями которой прощупывалась твердая прокладка, так что, скорее всего, это выглядело, как пуленепробиваемый жилет.

Рассекая антрацитовую гладь пролива, катер легко и почти бесшумно понёсся вперед.

— Крутой у тебя аппарат. Мне бы такой для рыбалки.

— Движок обошелся мне на полсотни баксов больше. Но это стоило того. Только ты забыл, Стэн, — проронил он с каким-то сожалением и даже жалостью. — Мы же с тобой раньше рыбачили. Форель ловили. Вот такущую! — он на миг отнял руки от рулевого колеса и развел их метра на полтора. Настоящий рыбак.

— Ну, ты же знаешь, у меня амнезия, — пробурчал я, отворачиваясь.

Вначале мы обогнули с севера остров Дэвис, слева остались острова Колумбия и Пи, и устремились к цели — острову Хаклберри, лежащего прямо по курсу от нас километрах в четырех. Мы решили добраться туда кратчайшим путем с западного побережья, затеряться среди таких же любителей покататься ночью по проливу.

Вдоль западного побережья шёл, оставляя вокруг себя густые белые буруны, большой трехпалубный теплоход. На верхней палубе громко и бестолково биг-бэнд выводил какой-то танцевальный джазовый стандарт, и нестройный обрывки звуков саксофона, трубы и рояля разносил ветер. Ярко-оранжевый свет из иллюминаторов, как расплавленная сталь из мартеновских печей, проливалась в воды пролива, оставляя дрожащие золотистые столбы. Франко перевел катер за теплоход и сбросил скорость.

Справа от нас вырос усеченный конус маяка Execution Rocks в центре пролива, вызвав неприятные воспоминания о злоключениях в российском Дальноморске, где снимался в кино. Местный маяк играл там жуткую роль в событиях, в водоворот которых я попал. А справа мрачно чернел на фоне темно-синего неба лесной массив, сквозь кроны деревьев призрачно мерцали огни особняка, который разглядеть я не мог, конечно. Но знал, как он выглядел.

— Они что там никогда свет не гасят? — поинтересовался я.

— Нет, только под утро.

Франко, переложив руль влево, лихо развернул катер и повел его к острову Хаклберри.

— Пригнись, — скомандовал он, выключил движок, заставив катер совершено бесшумно, как призрак, скользить по поверхности воды. Едва заметный плеск и вот уже днище заскрипело по камням. Мы остановились около выступающей отмели, где шумели высокие раскидистые кленами, сквозь рыхлые кроны синело небо, и мерцали огни особняка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Франко спрятал катер в густых зарослях ивняка и уверенно двинулся вглубь острова, ступая осторожно и мягко, как пантера. Он и производил впечатление дикого, грациозного зверя.

Сквозь листву засияли огни, всё ярче и ярче. Мы вышли на открытое пространство и на фоне синего, исчерченного красными всполохами, неба возникла мрачно чернеющая громада особняка. Две высокие квадратного сечения трубы по краям крыши. Слева выступающий эркер, похожий на башню готического замка, увенчанного треугольной крышей.