Орлеанская девственница_Магомет_Философские повести - Вольтер

502

…мстил ему клеветою. — Мысль, перекликающаяся с изречением французского писателя-моралиста Мишеля Монтеня (1533–1592): «Не имея возможности достичь высокого положения, давайте очерним его» («Опыты», кн. III, гл. 7).

503

Стр. 336. …князем Гирканским. — Гиркания — область в древней Персии, расположенная южнее Каспийского моря.

504

Стр. 337. …а от монархов, любящих стихи, можно многого ждать… — Быть может, намек на Фридриха II, как раз в это время завязывавшего отношения с Вольтером.

505

Стр. 340. Министр. — В изданиях 1747 и 1748 гг. эта глава и следующая («Диспуты и аудиенции») составляли одну, называвшуюся «Суды».

506

Стр. 341. …чем ваш брат. — В издании 1747 г. следом за этой фразой шел отрывок, затем снятый Вольтером:

«Спустя некоторое время к нему привели человека, относительно которого было неопровержимо доказано, что шесть лет назад он совершил убийство. Два свидетеля утверждали, что видели это своими глазами; они называли место, день и час; на допросах они твердо стояли на своем. Обвиняемый был заклятым врагом убитого. Многие видели его с оружием в руках как раз на той дороге, где было совершено убийство. Никогда еще улики не были более вескими, и тем не менее человек этот отстаивал свою невиновность с таким видом собственной правоты, что это могло уравновесить все улики даже в глазах умудренного опытом судьи. Он вызывал жалость, но не мог избежать наказания. На судей он не жаловался, он лишь корил судьбу и был готов к смерти. Мемнон сжалился над ним и решил узнать правду. К нему привели обоих доносчиков, одного за другим. Первому он сказал:

— Я знаю, друг мой, что вы добрый человек и безупречный свидетель. Вы оказали большую услугу родине, указав на убийцу, совершившего свое преступление шесть лет назад, зимой, в дни солнцестояния, в семь часов вечера, когда лучи солнца освещали все вокруг.

— Господин мой, — ответил ему доносчик, — я не знаю, что такое солнцестояние, но это был третий день недели и действительно солнце так и сияло.

— Идите с миром, — сказал ему Мемнон, — и будьте всегда добрым человеком.

Затем он приказал явиться второму свидетелю и сказал ему:

— Да сопутствует вам добродетель во всех ваших делах. Вы прославили истину и заслуживаете вознаграждения за то, что уличили одного из своих сограждан в злодейском убийстве, совершенном шесть лет назад при священном свете полной луны, когда она была на той же широте и долготе, что и солнце.

— Господин мой, — ответил доносчик, — я не разбираюсь ни в широте, ни в долготе, но в то время действительно светила полная луна.

Тогда Мемнон велел снова привести первого свидетеля и сказал им обоим:

— Вы два нечестивца, оклеветавшие невинного. Один из вас утверждает, что убийство было совершено в семь часов, до того, как солнце скрылось за горизонт. Но в тот день оно зашло ранее шести часов. Другой настаивает, что смертельный удар был нанесен при свете полной луны, но в тот день луна и не показывалась. Оба вы будете повешены за то, что были лжесвидетелями и плохими астрономами.

Каждый день Мемнон выносил подобные решения, свидетельствующие о тонкости его ума и доброте сердца. Народ обожал его, царь осыпал милостями. Невзгоды молодости увеличивали цену теперешнего его благополучия. Но каждую ночь ему виделся сон, приводивший его в уныние. Сперва ему приснилось…» (И далее — как в последнем абзаце главы «Диспуты и аудиенции».)

507

Одна очень богатая девица… — Этот эпизод (до конца главы) появился в издании 1748 г.

508

Акциденция — термин средневековой схоластики, обозначающий преходящее, изменчивое, в противоположность субстанции — неизменной сущности вещей.

509

…монады и предустановленная гармония… — насмешка над теориями немецкого философа Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716). Эти строки внесены были в текст повести после 1752 г., когда Вольтер пересмотрел свое отношение к взглядам Лейбница.

510

…ты женишься на его матери. — Далее в издании 1748 г. следовал большой эпизод, снятый автором в 1756 г. (восстановлен в кельском издании):

«Ко двору беспрестанно приходили жалобы на наместника Мидии по имени Иракс. У этого вельможи было, в сущности, не злое сердце, но он был испорчен тщеславием и сластолюбием, не прислушивался к замечаниям и не терпел противоречий. Тщеславный, как павлин, сладострастный, как голубь, и ленивый, как черепаха, он жил одной мнимой славой и мнимыми удовольствиями. Задиг решил исправить его.

От имени царя он прислал к нему капельмейстера с двенадцатью певцами и двадцатью четырьмя скрипачами, дворецкого с шестью поварами и четырех камергеров, которые должны были постоянно находиться при нем. По царскому указу было предписано строго соблюдать следующий этикет: в первый же день, как только сладострастный Иракс проснулся, капельмейстер вошел в сопровождении певцов и скрипачей; битых два часа они пели кантату, через каждые три минуты повторяя следующий припев:

Он даровит необычайно —Такого никому не снилось.Ах, вы должны быть чрезвычайноСобой довольны, ваша милость!

После исполнения кантаты камергер в течение трех четвертей часа говорил приветственную речь, в которой восхвалял Иракса за все добродетели, которых тот не имел. По окончании речи его повели к столу при звуках музыки.

Обед продолжался три часа. Как только Ираке открывал рот, собираясь что-то сказать, первый камергер восклицал: «Он будет прав!» Едва он произносил слово, как второй камергер кричал: «Он прав!» Двое других разражались громким смехом, когда Ираке острил или только еще собирался сострить.

После обеда еще раз пропели кантату.

В первый день Иракс был вне себя от радости: он думал, что царь царей чествует его по достоинствам; второй день был ему уже не так приятен, на третий все это стало для него тягостным, на четвертый — невыносимым, а на пятый — настоящей пыткой; наконец, его так измучило постоянное:

Ах, вы должны быть чрезвычайноСобой довольны, ваша милость! —

и так надоело постоянно слышать, что он прав, и каждый день в один и тот же час внимать приветствиям, что он написал царю, умоляя снизойти и отозвать камергеров, скрипачей и дворецкого. Иракс обещал впредь быть менее тщеславным и более усердным. И в самом деле, он перестал гоняться за лестью, реже устраивал празднества и почувствовал себя куда более счастливым, ибо, как сказано в «Саддере»{511}, «Всегда наслаждаться — значит вовсе не наслаждаться».

511

«Саддер» — изложение содержания «Авесты».

512

Стр. 342. Митра — в древнеперсидской мифологии — бог священного огня и солнца.

513

…он не заставил пуститься в пляс горы и холмы. — Здесь и далее Вольтер пародирует стиль Ветхого завета. Ср.: «Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы» («Псалмы», CXIII, 4).

514

…море не отступает от берегов… — Ср.: «Море увидело и побежало» («Псалмы», СXIII, 3).

515

…звезды не падают… — Ср.: «Как упал ты с неба, денница, сын зари!» («Исайя», XIV, 12).

516

…солнце не тает, как воск. — Ср.: «Горы с водами подвигнутся с оснований, и камни, как воск, растают от лица твоего» («Юдифь», XVI, 15).

517

…такие пиесы давно уже вышли из моды… — намек на так называемую «слезную комедию», зачинателем которой был французский драматург Нивель де Лашоссе (1692–1754). Вольтер был противником смешения театральных жанров, полагая, что комедия, должна смешить, а трагедия — внушать ужас.

518

Стр. 343. Зендавеста — Здесь Вольтер принял название книги («Зенд-Авеста») за имя божества.

519

Стр. 351. Пустыня Хорив — северная часть Аравийской пустыни, около современного египетского города Рас-Гариб.

520

Стр. 353. Земля гангаридов — то есть народов, живущих за Гангом.

521

Стр. 355. …благодетелем Аравии. — Вместо этой фразы и следующих двух глав в издании 1747 г. было: «Но так как судьба Мемнона обращала во зло все его добрые дела, жрецы звезд ополчились против него. Драгоценные камни и украшения тех дам, коих они отправляли на костер, принадлежали им по праву; теперь же они теряли самую дорогую награду. Они считали, что надо по меньшей мере сжечь Мемнона за сыгранную с ними шутку; они повернули дело так, будто он издевался над звездами, и он был бы сожжен без всякой пощады вместо спасенной им дамы, если бы Сеток, его хозяин, по доброте своей не помог ему бежать. Он позволил ему скрыться вместе со старым слугой, его товарищем по рабству, да еще дал ему денег на пропитание. Они расстались в слезах, поклявшись друг другу в вечной дружбе и обменявшись обещанием, что тот из них, кто первым разбогатеет, отдаст половину своего состояния другому. Мемнон направился в сторону Сирии…» (Далее — как в последнем абзаце главы «Свидание».)