Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич

– Вот так-то вот, – сказал Трофим. – Хоть бы ты и не сознался, а всё равно бы мы тебя нашли. По этой кочерге.

Подклюшник опять хмыкнул, уже громче. Трофим продолжил:

– Вот какая это сила! Мы с ней скоро все злодейства выведем, по всему царству.

– Брехня это, – сказал подклюшник.

– Как брехня?!

– А так. Колдовство это поганое, вот что, – уже в сердцах сказал подклюшник.

– Как это колдовство?! – грозно спросил Трофим. – Ты хоть знаешь, кто мне эту кочергу пожаловал? Боярыня Челяднина, государыня царская нянька, вот кто! А ты…

– А я говорю: колдовство! – зло сказал подклюшник. – И нянька колдунья! И ты! Вот государь воевода вернётся, я ему всё скажу! И на неё, и на тебя скажу! И на тебя! – это он уже ткнул пальцем в Ефрема. – И на тебя! – ткнул в Сеньку. – Обманули меня, запытали, вот я и поддался, и наговорил напраслины. А не виновен я! Вот крест! – и он истово перекрестился. И тут же попробовал подняться, да сил у него не хватило, он упал на пол и крепко закашлялся. Ефрем схватил его за плечи, прижал к полу. Трофим сердито сказал:

– Никто тебя не запытывал. Ты сам сюда пришёл и сам первый сказал, что ты царевича убил. А кочерга была уже потом. Вот так-то!

– Да! – злобно ответил подклюшник, – не с кочерги всё начиналось, это верно. И не с тебя, а с Васьки!

– Какого ещё Васьки? – сразу же спросил Трофим и наклонился вперед.

– Да того, который меня с правды сбил! – сказал подклюшник. – Про Марьяна я наплёл, винюсь, меня так Васька научил. Сказал: не сомневайся, дурень, мы тебе столько всего отвалим, ты только возьми на себя! И я взял. А кочерга твоя – тьфу! Не виновен я! Не был я там никогда и про потайную дверь не знал! Это мне всё Васька рассказал. А ты: кочерга, кочерга! Тьфу на твою кочергу! Тьфу!

И он и вправду плюнул. Трофим замахнулся кочергой… Но спохватился, не ударил, а просто опустил, с опаской провёл над подклюшником…

И кочерга не заскворчала. Подклюшник радостно сказал:

– Вот видишь?! А я говорил – не виновен. Обманули меня, опоили дурманом, наобещали с три короба и я наплёл на себя. Но больше вам меня не обмануть! Я на дыбе всё скажу! Пусть только воевода возвратится! Я сам на дыбу взлезу! И скажу, что ты колдун! И твоя нянька – колдунья! Вас обоих надо сжечь! И сожгут! А я… я… я…

И он начал вырываться. Но Ефрем и Сенька держали его крепко, за руки за ноги. Тогда подклюшник стал кричать:

– Я всё скажу! Я молчать не буду! Я под пыткой и про Ваську расскажу, который меня обманул, и про…

И вдруг сбился, поперхнулся, начал плеваться кровью, изо рта пошла красная пена – кровавая. Трофим кинулся к подклюшнику, оттолкнул Ефрема, схватил подклюшника за плечи, приподнял…

А тот только усмехнулся – и у него изо рта вдруг как хлынет кровь! На Трофима! Трофим отшатнулся. Подклюшник стал падать. Ефрем подхватил его и уложил на пол. Подклюшник похрипел ещё немного и затих. И кровь течь перестала.

– Что это с ним? – спросил Трофим.

– Преставился, а что ещё, – ответил Ефрем скучным голосом.

– Чего это он вдруг?

– Не знаю. Может, становая жила лопнула. А может, убили его.

– Кто убил?

– Ну мало ли. Да вот хоть бы и ты.

– Как это я?! – не поверил Трофим.

– А очень просто. Ткнул шилом под ребро, вот и готово. Человеку же много не надо.

Трофим помолчал, спросил:

– Как это шилом?

– А так. Из голенища вытащил и ткнул. Из левого голенища. Посмотри там у себя! Небось, ещё и кровь на шиле не засохла.

Трофим невольно потянулся к голенищу. Но спохватился, посмотрел на пищика. Пищик подчищал перо и только на перо смотрел. Сенька смотрел на подклюшника, который лежал на полу. Один только Ефрем смотрел на Трофима. Смотрел просто, равнодушно.

– Так, может, это ты убил? – опасливо сказал Трофим. – У тебя, может, тоже шило есть.

– Может, и есть, – не стал спорить Ефрем. – А, может, и нет. Вот воевода вернётся, и пусть нас пытает. Я, – продолжал Ефрем, – скажу, что ничего не знаю. Скажу, может, жила в человеке лопнула. Скажу по совести. А ты что будешь говорить?

Трофим посмотрел на Сеньку, после на пищика – ни тот, ни другой на него не смотрели, и ответил так:

– Ну и я тоже по совести.

– Тогда, – сказал Ефрем, – ты будешь первым говорить. А я уже за тобой. Согласный?

Трофим подумал и кивнул – согласный.

– Вот и славно! – Ефрем усмехнулся и, поворотившись к Сеньке, продолжил: – Что-то я проголодался, Сеня. Да и наш московский человек, наверное, проголодался. Сообрази-ка нам чего-нибудь перекусить.

32

Сенька встал и, ничего не спрашивая, ушёл в палаческую. Ефрем, глядя ему вслед, сказал:

– У нас там всегда огонь раскурен. Мало ли. То, по службе, надо клещи раскалить, то кипятку сварить. Ну и самим чего согреть, перекусить горячего, особенно зимой.

Тут он повернулся к пищику, сказал:

– А ты чего сидишь? Иди, развейся. Будешь нужен, позовём.

Пищик встал из-за стола и вышел.

– Вот теперь у нас и место есть, – сказал Ефрем, указывая на пищиковский стол. – Ну а я пока…

И он склонился к подклюшнику, взял его подмышки, отволок в угол и там прикрыл рогожей. Прикрывая, он ещё сказал:

– Не можешь, не берись. Сколько хлопот теперь из-за тебя.

– Шильцем? – спросил Трофим.

Ефрем усмехнулся, не ответил. Подошёл к столу, глянул в пищиковские записи и отодвинул их на край стола.

Из палаческой запахло жареным.

– Это у нас быстро, – сказал с гордостью Ефрем. – Справный у меня подсобный, лёгкий.

И начал рассматривать себя, свою знаменитую красную рубаху, нет ли на ней где пятен, но ничего не высмотрел.

Вернулся Сенька с большим медным блюдом, на нём было всё: и мясо, и каша, и два куска хлеба. Мясо было подгорелое.

– Ложка есть? – спросил Ефрем. – Или только шило?

Трофим достал ложку. Ефрем жестом пригласил садиться и сам сел, сказав при этом:

– Шилом много не ухватишь, это верно.

Они сели один напротив другого и принялись есть. Ели молча. Трофим был очень голоден, но на еду не набросился.

Когда они съели половину, Сенька принёс кувшин, две кружки и сразу начал наливать. Трофим принюхался. Ефрем сказал:

– На службе у нас без баловства.

Трофим взял кружку, начал пить. Питьё было горячее, пахучее. Ефрем пригубил своё, сказал:

– На девяноста трёх травах. От всех напастей. Кроме кнута, конечно. Кнут всё перешибает, да!

Потом вдруг, глядя в глаза, спросил:

– А ты чего желаешь? Вот ты приехал сюда, тебе, поди, много чего насулили.

Трофим, помолчав, сказал:

– Я на посулы не падкий. Я их уже навидался. И поэтому сейчас только одного желаю – в Москву вернуться, и поскорее.

– О, – сказал Ефрем, – это по-нашему. Это с умом. А то, бывает, такие крохоборы попадаются… Ну а это доброе дело. А кто у тебя в Москве?

– Так, одна баба, – нехотя ответил Трофим.

– Одна баба – это уже много, – понимающе кивнул Ефрем. – И вернёшься, куда денешься. Вот только сейчас воевода придёт, ты ему сразу скажешь: становая жила лопнула. И про то, что здесь был крик, не заикайся. Особенно про Ваську. Про это никто не должен знать. А то распустят языки!

Трофим посмотрел на Сеньку.

– Сенька, скажи: «а»! – велел Ефрем.

Сенька открыл рот. Там была култышка вместо языка.

– Вот, – строго сказал Ефрем, – Сенька не проболтается. Поэтому ещё раз говорю: воевода придёт, скажешь, что жила лопнула. Воевода сразу заорёт: ах, вы болваны безрукие! А ты в ответ: не серчай, государь батюшка воевода, в другой раз будем рукастее. Запомнил?

Трофим утвердительно кивнул.

– Сенька, принеси ещё, – велел Ефрем.

Сенька принёс ещё. Трофим ел уже без охоты, то и дело поглядывал на подклюшника. Ефрем, заметив это, сказал:

– Тебе, брат, радоваться надо, что этот пёс помер. А то затаскали бы тебя за колдовство, как пить дать.

– Так ведь Аграфена… – начал было говорить Трофим…