Графиня де Монсоро - Александр Дюма

— Расскажи мне, — просила Жанна, — расскажи мне обо всем, что было с тобой в могиле, ведь все мы считали тебя умершей… Погляди, боярышник в цвету роняет на нас свои последние снежинки, бузина шлет нам свой пьянящий аромат. В ветвях дубов играют солнечные блики. В воздухе — ни дуновения, в парке — ни души; лани разбежались, заслышав, как дрожит земля, а лисицы забились в свои норы. Расскажи мне, сестричка, расскажи.

— Я тебе уже обо всем поведала.

— Ты ничего мне не поведала. Итак, ты счастлива? А что же тогда означают эти голубые тени под прекрасными глазками, перламутровая бледность щек, трепещущие веки и губы, тщетно пытающиеся улыбнуться?.. Диана, тебе есть о чем сообщить мне.

— Да нет же, нет.

— Значит, ты счастлива… с господином де Монсоро?

Диана задрожала всем телом.

— Вот видишь! — воскликнула Жанна с ласковым упреком.

— С господином де Монсоро! — повторила Диана. — Зачем ты произнесла это имя? Зачем ты вызвала этот призрак сюда, где нас окружают деревья, цветы, где мы счастливы?

— Что ж, теперь я знаю, почему под твоими прекрасными глазами тени, почему эти глаза так часто поднимаются к небу; но я все еще не знаю, почему твои губы пытаются улыбнуться.

Диана грустно покачала головой.

— Мне кажется, ты говорила, — продолжала Жанна, обвивая своей белой, полной рукой плечи Дианы, — что господин де Бюсси отнесся к тебе с большим участием…

Диана покраснела так сильно, что ее нежное, круглое ушко словно бы вспыхнуло.

— Этот господин де Бюсси — обаятельный человек, — сказала Жанна.

И она запела:

Кто первый задира у нас?Конечно, Бюсси д’Амбуаз.

Диана склонила голову на грудь подруги и подхватила голосом более нежным, чем голоса распевающих в листве малиновок:

Кто верен и нежен, спроси.Ответят: “Сеньор…

— … де Бюсси!..” — закончила за нее Жанна, весело целуя подругу в глаза. — Ну, назови наконец это имя.

— Не говори вздора, — сказала вдруг Диана, — господин де Бюсси не вспоминает более о Диане де Меридор.

— Вполне возможно, — ответила Жанна, — но я склонна думать, что он очень нравится Диане де Монсоро.

— Не говори мне об этом.

— Почему? Разве это тебе неприятно?

— Господин де Бюсси не вспоминает обо мне, и правильно делает… О! Я струсила, — прошептала она.

— Что ты сказала?

— Ничего, ничего.

— Послушай, Диана, ты опять начнешь плакать, винить себя в чем-то… Ты струсила? Ты, моя героиня? У тебя не было выхода.

— Да, я так думала… мне чудились опасности, пропасти, разверзающиеся у меня под ногами… Сейчас эти опасности, Жанна, кажутся мне призрачными, эти пропасти — их мог перепрыгнуть и ребенок. Я струсила, говорю тебе. О, почему у меня не было времени, чтобы подумать?..

— Ты говоришь загадками.

— Нет, все это не то! — вскричала Диана, в страшном смятении вскакивая на ноги. — Нет, это не моя вина, это он, Жанна, он не захотел. Я вспоминаю, как все было: положение казалось мне ужасным, я колебалась, была в нерешительности… Отец предлагал мне свою поддержку, а я боялась… он, он предложил мне свое покровительство… но предложил так, что не смог убедить меня. Против него был герцог Анжуйский. Ты можешь сказать: герцог Анжуйский в союзе с господином де Монсоро! Ну и что из того? Какое значение имеют герцог Анжуйский и граф де Монсоро? Когда очень хочешь чего-нибудь, когда действительно любишь кого-нибудь, никакой принц, никакой граф тебе не помеха. Видишь, Жанна, если бы я действительно любила…

И Диана, вся во власти своего возбуждения, прислонилась к стволу дуба, словно душа ее так истомила тело, что у него не было больше сил держаться прямо.

— Послушай, дорогая моя, успокойся, рассуди…

— Говорю тебе: мы оказались трусами.

— Мы?.. О, Диана, о ком ты говоришь? Это “мы” очень красноречиво, моя милая…

— Я хочу сказать: мой отец и я. Надеюсь, ты ничего другого не подумала… Мой отец — человек знатный, он мог поговорить с королем; я… у меня есть гордость, и я не боюсь тех, кого ненавижу… Но, видишь ли, вот в чем секрет этой трусости: я поняла, что он не любит меня.

— Ты сама себя обманываешь!.. — вскричала Жанна. — Если бы ты верила в это, то в том состоянии, в котором ты находишься, ты обратилась бы к нему с этим упреком… Но ты в это не веришь, ты знаешь обратное, лицемерка, — добавила она ласково.

— Тебе легко верить в любовь, — возразила Диана, снова усаживаясь возле Жанны, — господин де Сен-Люк взял тебя в жены наперекор воле короля! Он похитил тебя прямо из Парижа; тебя, может быть, преследовала погоня, ты платишь ему за опалу и изгнание своими ласками.

— И щедро плачу, — сказала проказница.

— Но я — поставь себя на мое место, — я, которую этот необузданный молодой человек, по его уверению, любит, я, которая привлекла взор неукротимого Бюсси — человека, не знающего, что такое препятствия, я допустила оглашение моего брака и предстала пред взорами всего двора. После этого он не захотел даже смотреть на меня. Я доверилась ему в часовне святой Марии Египетской. Никого не было, только два его наперсника — Гертруда и Одуэн, да я — еще большая его наперсница, чем они… О! Подумать только: окажись возле дверей конь, Бюсси мог бы меня похитить тогда же, возле часовни… закрыть полой плаща… В ту минуту, знаешь, я чувствовала, что он страдает, что он в отчаянии из-за меня. Я видела его потускневшие глаза, побледневшие, запекшиеся в лихорадке губы. Если бы он попросил меня умереть, чтобы возвратить блеск его глазам, свежесть его устам, я бы умерла… Я встала и ушла, и он даже не пытался удержать меня за край накидки. Погоди, погоди… О! Ты не понимаешь, как я страдаю. Он знал, что я покидаю Париж, возвращаюсь в Меридор; он знал, что господин де Монсоро… Ну вот, я и покраснела… что господин де Монсоро не муж мне; он знал, что я еду одна… и в дороге, Жанна, милая, я каждую минуту оборачивалась назад, мне все чудилось, что я слышу галоп его коня, догоняющего нас. Но нет! Это было всего лишь эхо! Говорю тебе, он обо мне и не вспоминает, да я и не заслуживаю того, чтобы ехать за мной в Анжу, когда при дворе французского короля есть столько прекрасных и любезных дам, одна улыбка которых стоит больше сотни признаний провинциалки, похоронившей себя в Меридорской глуши. Теперь ты поняла? Убедила я тебя? Разве я не права? Разве меня не забыли, не пренебрегли мною, бедная моя Жанна?

Не успела Диана произнести эти слова, как в ветвях дуба раздался страшный треск, со старой стены посыпался мох и кусочки отколовшейся штукатурки, и тотчас вслед за этим из зелени плюща и дикой шелковицы выпрыгнул человек и упал к ее ногам. Диана громко вскрикнула.