Созвездие эректуса - Александр Розов

Тут Освальд, меняя тон с рычащего на писклявый и обратно, изобразил приблизительный диалог между судьей и матросом:

«Ты кто такой?»

«Джек Симпл, американский матрос».

«А хули ты влез в наши территориальные воды?»

«Нас сюда командование отправило»

«А что вы здесь должны были сделать?»

«Не знаю, я только ручки крутил и на датчики смотрел»

«А ты знаешь, что лезть на чужую территорию это ай-яй-яй?»

«Знаю, но нам приказали, а я, как все»

«Ну, хер с тобой, Джек Симпл, заплати 5 миллионов штрафа и больше так не делай»

«А у меня нет 5 миллионов»

«Тогда пусть за тебя твое сраное правительство платит. Как заплатит, так отпустим».

— Так вот, — продолжал сержант, уже обычным тоном, — выложил дядя Сэм денежку, и отправились матросы домой, к маме. Потом с офицерами та же история, только сумма в 4 раза больше. И опять дядя Сэм раскошелился. Теперь остался один капитан. Он-то не может сказать, что только ручки крутил. По его приказу «Норфолк» подбил 4 дирижабля, и будь они пилотируемые, ясно, что их экипажам был бы полный аллес. Да и вообще, «Норфолк» это машинка серьезная. Такая подлодка за минуту столько натворить может, сколько мы, со своим убогим эквипментом, за все время службы не наворотили. И что?

Сержант сделал паузу и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжал:

— А ничего. Кэп Ходжес живет себе в отеле на Ранафути, по утрам в океане купается, по вечерам с девочками танцует, и по ТВ говорят, что или его тоже отпустят за деньги, или дадут ему лет 5 исправительных работ где-нибудь в местной службе благоустройства, а потом, опять же, домой. Потому что он правильный моряк, а тот приказ ему оффи отдали, американское правительство, то есть. Вот оно и виновато, а он почти что не при чем.

Освальд снова прервался и задумчиво погладил свой бритый затылок. Ему никогда в жизни не приходилось говорить столько времени подряд, а вот на тебе…

— Так вот, я никак не мог взять в толк: почему те ребята жили себе на курорте, со всеми удобствами, как герои, потом за ними целый адмирал прилетел, и с почетом увез домой. А нас — аэрозолем в морду, голыми на палубу, в ошейники, за решетку, и держат, как зверей, а не сегодня-завтра, так и вообще выведут на плац, и шлепнут, как бешеных псов. И все так, как будто мы сами на эту лодку запрыгнули, и сами решили тут в Меганезии кого-то резать, безо всякого приказа. Ну, просто маньяки, в натуре, иначе не скажешь. Думал я, думал, а потом до меня дошло: к нам относятся, как к бещеным псам, потому, что мы так и выглядим. Для любого обывателя мы и есть бешеные псы, которых лучше поскорее пристрелить, пока они кого-нибудь не покусали. А суд в Меганезии, как я уже сказал, из этих обывателей и состоит, и прямая нам дорога к ближайшей стенке. Тогда у меня возник другой вопрос: почему мы еще живы? Тут суд собрать и к стенке поставить — час времени, не больше. Чего они тянут? И полез я опять в интернет за общественным мнением.

На этом пункте сержант поднял взгляд к потолку, будто там и было выражен vox populi.

— Большинство пишет: хули тянуть, пулю им в лоб, и мясо в море. Но многие возражают: не так все просто. Если бы этим отморозкам (это про нас) приказали не резать беременных баб, а спасать их из людоедского плена, так они бы их спасали, и жизнью бы рисковали за это. То есть никакие они не маньяки, а просто у них мозги так запрограммированы. Им пометили людей: красненьким — плохих, которых резать, зелененьким — хороших, которых спасать. Они так и делают. А американские оффи, придумавшие так программировать своих солдат, теперь хотят спрятать концы в воду, и гонят волну в прессе. И выходит, что расстреляв этих отморозков, мы сыграем на руку американским оффи. Вот потому суд и откладывают, что судьи не уверены, кто прав, те или эти. Важно то, что мы в Меганезии никого не успели грохнуть. Сейчас от нас зависит, кого в нас увидит публика: солдат, которые выполняли преступный приказ, но не успели выполнить, или маньяков, которым просто нравится резать людей, как детям нравится хрумкать попкорн.

Сержант Освальд обвел взглядом слушателей и пощелкал ногтем по своему ошейнику:

— Посмотрите, как мы себя ведем. Вспомните, как мы общались с дамочкой-психологом. Ну натуральные маньяки. Или вот: приехала к Нолу девчонка, а мы из-за этого чуть друг друга в клочья не порвали. Нас охрана друг от друга электричеством защищает, это как, нормально? Сидим, озлобленные, озверевшие и обосранные с ног до головы. Любой обыватель на нас посмотрит и скажет: нет, ну их на хрен. К стенке, от греха подальше.

Вопросы по оперативной обстановке есть, или всем все понятно?

Максвелл презрительно сплюнул на пол.

— Ну и херня. Я думал, ты человек, Хоб. А ты слизняк. Струсил и решил в бойскауты пойти, авось простят?

— Рядовой первого класса Сэмуэл Максвелл к забою готов, — громко прокомментировал Брайан, и, после паузы добавил, — герой сраный.

— А ты вообще пидор, — огрызнулся тот, — вонючий, траханный…

— А ну заткнулись оба, — перебил Шойо, — Ты, Хоб, сказал что-то интересное. Давай-ка разберемся. То есть, законов тут нет, а суд решит то, что захотят обыватели?

— Не то, чтобы вообще нет, — поправил Освальд, — тут есть Хартия, это вроде нашей Декларации Независимости вместе с первой конституцией. А в остальном точно так.

— Получается, мы вроде негров на суде Линча? А ты предлагаешь нам перекраситься из черного в белый и закричать местным: эй, парни, вы обознались!

— Вроде того.

— Вроде того, — повторил лейтенант, — А у этих обывателей не возникнет подозрение, что мы просто притворямся?

— А не надо притворяться, — ответил сержант, — Надо делать и быть.

— Понятно. И как ты это себе представляешь?

— Это значит, мы ведем себя так, как если бы нас видели наши дети. У тебя двое, как и у меня, верно, Нэд? Тем более, может быть, они действительно это увидят.

— ОК. Теперь конкретно, Хоб. С чего предлагаешь начать?

— По здешним законам, — сказал Освальд, — нельзя запрещать арестантам общаться с их близкими. Мы уже знаем, что нас это тоже касается. Вот, к Нолу приехала подружка, ее запросто сюда пропустили и устроили свиданку. Почему бы нам не узнать, что с нашими семьями?

— Эй, Хоб, — вмешался рядовой Пауэл, — Ты сказал, что по ТВ не монтаж, и наши семьи действительно послали нас к дьяволу в задницу. Тогда чего еще выяснять?

— А тебе кажется, что нечего? Ты не хочешь знать, Дик, почему твоя жена уехала к маме, что она при этом думает, и как там твоя дочь? А твои родители? Как у них дела?

— Командир, я не понял, — подал голос рядовой Джордан, — мы тут что, в овечек начинаем играть? А чего ради? Ну, дадут нам не расстрел, а 100 лет каторги. Дальше что?