Сирень - Б. Б. Рейд

перевела взгляд на меня. — Я любил заполнять пустоту, а ты была единственной, кто этого захотел. Ты использовал меня, но и я тоже использовал тебя, — сказал я, вспомнив признание Брэкстон о Джейкобе Фрайде. Теперь я понял, почему она не была уверена в своей полной невиновности. Мы с Эмили напрасно уничтожали друг друга в поисках того, чего никогда не было. — Я лгал, я воровал и причинял боль людям ради тебя, но этого никогда не было достаточно, потому что меня было недостаточно. Были пределы тому, что я мог бы сделать для тебя, а ты была слишком пуста, чтобы наполнить меня.

Рука Эмили дрожала, когда она снова направила пистолет в мою сторону. Я бросил взгляд на Хьюстона и Лорена, чтобы они не произносили больше ни слова. Я не мог рисковать ими. Я бы не стал.

— И ты думаешь, Брэкстон дополнит тебя? — она издала сардонический смешок.

— Она уже это сделала.

Это заставило ее улыбку исчезнуть.

Я видел, как в ее глазах разгорается истерика, хотя она изо всех сил старалась сохранить самообладание:

— Ты дал мне пределы, но как далеко ты готов зайти ради нее, Джерико? Ты готов умереть?

Она думала, что дразнит меня, испытывает и ставит меня на место. Эмили действительно больше не знала меня.

— Да, — колебаний не было. — Скажи им, где ее найти. Отпусти их, а потом нажми на курок.

Я не сводил взгляда с Эмили, но видел, как Хьюстон и Лорен переминаются с ноги на ногу. Я знал, что они смотрят друг на друга и молча разрабатывают план. Потому что они еще не смирились с неизбежным — с правдой о том, что у нас был только один способ добраться до Брэкстон.

Одному из нас пришлось бы потерпеть поражение.

— Не могу поверить, — сказала Эмили, и по ее щекам потекли слезы, настоящие слезы. — Я была здесь ради тебя! Ее не было! Ты должен был любить меня.

— Это не ее вина, Эм. А моя. Мне следовало подождать. Брэкстон была где-то там, но я был слишком занят, притворяясь с тобой.

— Притворяясь? О, да? Что ж, теперь она мертва, так что ты можешь идти и быть с этой сукой.

Я не смотрел на Эмили, когда она целилась мне в сердце. Я смотрел на своих друзей и запоминал их лица, когда они бросились останавливать Эмили, прежде чем она бы успела нажать на курок.

Было слишком поздно.

ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

Где я?

Всё болело. Всё.

Я медленно подняла руку и заскулила от разочарования, когда мне показалось, что это тут же отняло всю мою энергию и концентрацию.

Всегда ли это было так тяжело?

Я так не думаю.

Мои глаза все еще были закрыты, и я не хотела их открывать. Я не была уверена в том, что увижу. Я постепенно начинала осознавать все предательские признаки — пищащие аппараты, антисептик, кровать подо мной, повязку, которую мои окоченевшие пальцы нашли обернутой вокруг моей головы, и датчик, закрепленный на моем пальце.

Больница.

Я была в больнице.

И я не могла вспомнить почему.

Я пыталась вспомнить свое имя. Еще один вскрик отчаяния, на этот раз громче, вырвался у меня, когда я не смогла.

— Детка? — прохрипел чей-то голос. Он был мужественный, благородный и полный недоверия. Или это была надежда? Голос у него тоже был немного слабый, как будто он спал. Я его разбудила?

Я знаю тебя.

Но я не знаю себя.

Я узнала его голос, но не могла вспомнить его имени.

Или моего.

— Брэкстон? — Этот голос был другим — мелодичным и сильным. Я тоже узнала его. Из него получился бы замечательный вокалист.

И теперь я знала свое имя.

Брэкстон.

Я — Брэкстон.

Как я сюда попала?

Почему я оказалась здесь?

Я слушала, как стулья скребут по полу, когда они поспешно поднимаются, а затем их мягкие шаги приближаются, пока я ждала ответа, который так и не пришел. Я заснула прежде, чем они смогли добраться до меня, и приветствовала темноту.

Бодрствовать было слишком тяжело.

Плакал ребенок.

Я нахмурилась и вздрогнула, когда звук достиг высокой частоты. Он пронзил мой ушибленный череп и и без того больной мозг. Я не смогла сдержать стона.

— Почему бы тебе не вывести Браксена в коридор, пока он не успокоится? — моя мать предложила это сразу же после этого.

Мое сердце учащенно забилось при звуке ее голоса. Я быстро ухватилась за ее имя и обрадовалась, когда оно вспомнилось. Амелия Фаун.

Мою мать звали Амелия, и она была здесь.

— Хорошо, — сказала моя сестра с неохотным вздохом. Я услышала, как она встала и быстро ушла со своим ребенком.

Розали.

Приехала моя младшая сестренка. Несколько месяцев назад у нее родился сын, и она назвала его в честь меня.

Я вспомнила.

Или, по крайней мере… Я уже начинала понимать.

Я все еще не знала, почему и как долго я здесь пробыла.

Мои губы задрожали от таких возможностей. Мои мышцы напряглись, лед пополз по кончикам пальцев, кожу покрыли мурашки, а сердце заколотилось так сильно, что стало больно в груди.

Хотя я не была уверена, что все это значит.

Потому что призрачный запах меди, который всегда подсказывал мне, когда я чего-то боялась, пропал. Ничто не витало в воздухе, пока мое тело пыталось предупредить меня о растущей панике.

Вообще ничего.

Так что я снова потеряла сознание.

— Брэкстон? — окликнула меня мама. Она все еще была здесь, и я снова подумала, как давно это было.

Я ответила не сразу.

Я была слишком занята, пытаясь вспомнить основные двигательные функции, такие как открытие глаз.

Они никогда еще не казались такими тяжелыми.

В конце концов, мне удалось заставить свои веки разомкнуться, но только для того, чтобы снова захлопнуть их, чтобы защитить от яркого света.

— Я позову доктора, — объявил мой отец, прежде чем выйти из комнаты.

Он тоже был здесь? Я думала, он ненавидит меня. Я не знала, что я почувствовала от его присутствия, потому что не было никаких вкусов или запахов, которые могли бы мне об этом сказать.

Я захныкала.

Я не понимала этой новой реальности, но я также не была уверена, хочу ли вернуться к прошлому. Было еще слишком рано говорить об этом.

Шаг за шагом.

Я заставила