Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Сергей Алексеев

– Где и с кем – известно! – еще больше раззадорился тот. – Но когда, это пусть тебе Пересвет сам скажет. Меня не уполномочили… Иди домой и спроси!

– А где боярин?

Калик посмотрел на заходящее солнце, приложив руку козырьком.

– Твоя дубрава под бдительным присмотром, так, должно, в отцовском доме ждет… Тут кругом посты да засады, окольными путями рыскать приходится.

Дядька Воропай, отнявший у отца боярскую шапку и, по сути, лишивший его судьбы аракса, не имел права переступать порога…

– Зачем он пришел? – глухо спросил Ражный. Рука Дарьи на мгновение расслабилась и тут же окрепла.

– Как тебя иначе-то в строй поставить?.. Явился собственной персоной… Скажу одно – поспешать тебе надо, путь-то не близкий. Сегодня в ночь и отправляйся, а то придешь к шапочному разбору.

– И куда же мне идти?

– А дорогу ты знаешь – в Сирое! Второй уж раз не поведу, сам найдешь. Видишь, вотчины позорили, и не только твою. Одно у нас Урочище осталось нетронутым. Там нынче всем Пир назначен, все нынче званы…

– Какой Пир, сирый?!

– Святой – какой же еще? Святой Пир, Ражный! А ты не рад… Эх, вот уж попируем! Сам погляди, ходим уже с опаской по своей земле. Обложили нас, как волков в загоне, камень вон с могилы и то утащили…

Ражный склонился, осторожно собрал ладонями снег с могильного холмика и растер лицо…

Дядька Воропай нарушил неписаный закон и переступил порог. Правда, как и положено незваному гостю, он сидел у входа и смотрел на вечернее багровое зарево. Одет он был в простую рубаху поединщика, перетянутую боярским ремнем, а на плечах лежал черный алам из толстой бычьей кожи, обрамленный кольчугой и черненой серебряной цепью. Он хранился в боярском сундуке вместе с другими праздничными нарядами, но отец ни разу не доставал его и, суеверный, не позволял никому даже прикасаться к оплечью.

Поскольку облачались в боевой доспех лишь в единственном случае…

В тот же вечер шеф вручил Савватееву материалы аналитического отдела и на своей машине отправил на конспиративную дачу в Лесково – туда, где провел свои последние дни Мерин и которая теперь вместе с должностью начальника Управления переходила к нему для оперативного использования. Уже это обстоятельство вызывало пока тихое неприятие, а вернее, отторжение: повсюду как напоминание были стены, стулья, посуда, которой пользовался самоубийца, окна, куда он смотрел, махровый халат, что надевал после ванны, тапочки, еще сохранившие запах предшественника. Где-то в «людской» части просторной дачи сидел личный охранник и одновременно связист и повар; за воротами бродила в темноте негласная охрана, и не исключено, глаза видеонаблюдения фиксировали каждый его шаг, включаясь, как только он переступал порог другого помещения.

В такой обстановке надо было все время делать умный вид озабоченного делом человека, и, послонявшись по даче, Савватеев понял, что никогда не сможет заснуть в постели Мерина, на которой лишь заменили белье, поэтому устроился с аналитической справкой в комнате, где они пили коньяк с покойным начальником, – чтобы дождаться утра…

И позвонить Крышкину.

Только получив ответ, можно было определиться, что делать дальше.

Если он будет отрицательным, то есть генетическая экспертиза подтвердит, что у него нет дочери, тогда и нет смысла читать объемное, в килограмм весом, творение аналитиков – просто не хватит сил, ни физических, ни эмоциональных.

Но если ни о чем не ведающий младший эксперт, лейтенант медицинской службы Крышкин совершит чудо…

Савватеев не мог позволить себе завершить эту мысль, помечтать, что тогда может быть, суеверно отплевывался, косясь на предметы, развешанные по стенам, где могли быть вмонтированы камеры. И чтобы хоть как-то отвлечься, измученный под утро, он все же раскрыл прошитую, пронумерованную и опечатанную папку аналитической справки.

И в тот же миг узрел список ознакомившихся с материалом лиц, приклеенный на форзаце.

Первым стоял Мерин! И судя по дате, читал он эту справку всего полтора месяца назад. То есть в то время, когда по поручению шефа приступил к розыску Каймака…

Савватеев был вторым – по крайней мере, фамилии шефа в списке не значилось.

Результат ознакомления Мерина со справкой был известен.

Развязка – тоже…

Прочитал и не пожелал больше служить? Но если бы разочаровался, не веселился бы, не сидел, распираемый внутренним восторгом…

За что ни возьмись, всюду чувствовались прямые или косвенные следы покончившего собой предшественника. И он, Савватеев, с легкой руки Мерина, теперь шел по ним, смотрел его глазами, сидел на тех же стульях, открывал одни и те же папки с секретными материалами…

И все равно ЭТО нужно читать!

Минут десять он отстраненно листал страницы, выхватывая какие-то строки, цифры, чтобы тут же их забыть, пока глаз, а потом и сознание не замерли на названии реки – Вещера.

Чуткий к состоянию нового хозяина дачи, охранник принес жиденький чай с лимоном и две таблетки в специальной лекарственной ванночке.

– Это что? – тупо спросил Савватеев.

– Очень легкое снотворное, – объяснил ночной страж. – Юрий Петрович обычно заказывал, если работал допоздна…

Забыв об отторжении всего, что связано с самоубийцей Мерином, Савватеев забросил в рот таблетки и выпил чай.

Еще некоторое время потом сидел, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах слышал название реки – не вспомнил, однако быстро вчитался в текст, поскольку наткнулся на некий исторический очерк, на первый взгляд никак к проблеме не относящийся. В основном это были отчеты и выдержки из агентурных донесений еще времен ГПУ: оказывается, районом среднего течения Вещеры органы интересовались, начиная с двадцатых годов, и надо отметить, блестяще проводили оперативные разработки и масштабные операции, хотя из всего этого было совершенно непонятно, с какой целью.

Савватеев не заметил, как миновал целый час, и страж конспиративной дачи явился вновь с чаем и таблетками.

– Принеси мне кофе, и покрепче, – потребовал Савватеев и выбросил снотворное в корзину для бумаг.

Через пять минут, кроме чашки кофе, на столе оказалась рюмка коньяка.

– Это зачем? – больше для порядка спросил он.

– Вместо снотворного, – был ответ.

Савватеев смешал кофе с коньяком, выпил залпом и углубился в чтение.

В начале тридцатых годов, когда по Вещере еще жили староверы и ссыльнопоселенцы и когда шла борьба со всяческими чудесами и мракобесием, в ничем особым не примечательные северные края пришли лесоустроители, которые начали рубить просеки, ставить квартальные столбы и репера. Неизвестно, как уж они работали, какие у них инструменты были, но не получилось ни одной прямой визиры. Иные шли чуть ли не по кругу, иные петляли и упирались в тупик или вовсе терялись в лесу. Объяснение всему было единственное – леший водит, но подспудно прослеживалась мысль, что работники леса покупали у местных самогон и пили беспробудно. Вредительские карты, способные ввести в заблуждение не только лесорубов, артиллерию противника и его разведку, но и свою собственную, прилагались к делу, по которому было расстреляно и посажено двенадцать человек.

А между тем интерес к странному району после этого лишь усилился, на Вещеру послали надежных, проверенных военных топографов из Ленинграда. Образованные, вооруженные теодолитами и нивелирами, эти не могли сказать, что их леший водит, а рубить просеки под конвоем очень уж не хотелось, поэтому очередную неудачу списали на болотный газ, который портит оптику атмосферы, и потому луч инструмента получается, грубо говоря, кривой.

Пока Савватеев вникал в исторические перипетии района, охранник явился в третий раз, но уже пустой.

– Что желаете? – по-холуйски спросил он, но с видом заспанным.

Может, от него Мерин перенял это чуждое милицейской лексике слово – желаю, не желаю?..

– Желаю, чтоб ты исчез и больше не приходил, – не отрываясь от бумаг, проговорил Савватеев. – Мешаешь работать.

Почти одновременно с военными спецотделом НКВД на Вещеру под видом ссыльнопоселенцев был отправлен еще один отряд, который контролировал топографов и собирал информацию, в том числе и фольклорного характера, обо всех чудесах, происходящих в округе. Подрядившись в экспедицию лесорубами, они доносили на военных, и получалось, что картографы работали больше для отвода глаз. На самом же деле что-то искали в лесу и просеки рубили, чтоб не заблудиться.

То есть интересы Красной армии и НКВД почему-то столкнулись лбами на небольшом пятачке, затерянном вдали от больших дорог. Противостояние продолжалось более года, после чего военные топографы в один день свернули свой лагерь и уехали. А спустя неделю прилетел неизвестно чей аэроплан и стал кружить над всем Вещерским краем, вызывая страх суеверного местного населения. Согнанные в колхозы и живущие на пахотных землях возле лесов, они говорили, что это не к добру и нужно ждать засухи, смерча, сильнейших гроз с ливнями и прочих губительных погодных явлений. Мол, потревожили леших, теперь жди беды – непременно отомстят, как уже бывало много раз, когда люди вторгались в их обиталище. Не то что летать у них над головой, а за три версты подходить нельзя.