Изгнание владыки. Роман. Рассказы - Григорий Адамов

Пурга ревела за стенами как будто с увеличенной яростью. Казалось, что все здание качается под непреодолимым напором ветра. Я никогда не думал, что он может достигнуть такой чудовищной силы. Невольный страх колюче сжимал сердце при неожиданных диких взвизгиваниях и стонах пурги за стеной. Вдруг к этой бешеной какофонии присоединился сначала чуть слышный, затем все более нарастающий глухой гул. Гул вскоре перешел в потрясающий небо и землю грохот. Казалось, где-то здесь, в непосредственной близости от нас, сталкиваются громады скал, содрогаются и рушатся горы.

— Пурга ломает прибрежные льды, — едва шевеля губами, проговорила Женя.

Я скорее угадал слова, чем услышал.

В это время в кабинет вошел Корней. На нем лица не было.

— Товарищ Кларетон, — обратился он ко мне, запинаясь, — выходную дверь невозможно открыть, должно быть, снегом завалило…

— Идите через трансформаторную подстанцию!

— И там невозможно! — ответил Корней. — Мы заперты, как в ловушке.

— Не говорите глупостей, товарищ Бойцов! — резко ответил я. — Надо взломать двери и проделать тоннель в снегу…

В кабинет постепенно уже собирался встревоженный персонал: сменные инженеры, радист и другие работники станции.

Опять раздался гудок диспетчерского телефона. Я вздрогнул, услышав его гнусавый, зловещий звук. Чем еще грозит нам эта черная лакированная трубка? Я приложил ее к уху.

— Уровень бутана в испарителе, — докладывал взволнованный диспетчер, — понизился до аварийного минимума. Разрешите включить резервные баллоны, иначе через пятнадцать минут турбины остановятся.

— Включайте, — ответил я, — но одновременно пустите в ход насос и откачайте пары бутана в газгольдер, доведя давление в конденсаторе до нормального… Вот что, товарищи, — обратился я к присутствующим, положив телефонную трубку на аппарат, — произошла авария, и лед перестал поступать в конденсатор. Запас бутана в цикле станции иссяк, и я пускаю в работу аварийный запас. Его хватит на пять часов. За этот срок мы должны во что бы то ни стало добиться выхода наружу и ликвидировать аварию транспортеров. Если мы этого не сделаем, всему району нашей станции грозит огромное бедствие. Нам нужно работать с напряжением всех сил, и я мобилизую всех работников станции.

Через пять минут несколько человек, вооруженных топорами и ломами, рубили дверь. С нею было нелегко справиться. Она была сделана из пластмассы, по твердости не уступающей железу. Топоры быстро иступились, почти не поцарапав дверь, сверла ломались. Пока мы убедились в тщетности наших первых попыток, пока потом налаживали отбойные электрические молотки, прошло больше часа. Но отбойные молотки лишь медленно крошили дверь. Небольшой заряд тротана — нового взрывчатого вещества, действующего локализованно по линии наибольшего сопротивления и потому безопасного для окружающих, — открыл перед нами голубую стену снега. Его плотность внушала мне беспокойство: она равнялась плотности рыхлого льда. Очевидно, толщина слоя была огромна.

Пока люди пробивались в снегу, я поднялся к себе в кабинет и застал там Женю. Она взволнованно ходила по комнате, обдумывая, очевидно, что-то очень серьезное.

Увидев меня, она резко остановилась посредине комнаты и официально-сухо, почти жестко сказала, стараясь перекричать пургу:

— Товарищ Кларетон, я уже давно ожидаю вас здесь. Мне нужно поговорить с вами. Я хочу вас спросить: вы понимаете, что попытка пробиться наружу, добраться до транспортера, отыскать место аварии и ликвидировать ее в течение оставшихся в нашем распоряжении трех с половиной часов — попытка совершенно безнадежная? Попытка, заранее обреченная на неудачу? Вы отдаете себе в этом отчет?

— Почему вы так думаете, Женя? — спросил я, несколько озадаченный.

— Посмотрите! — Она схватила меня за руку и потащила к окну: — Вы в состоянии различить хлопья снега?

Нет, я не в состоянии был этого сделать: какая-то серо-голубая текучая стена стояла передо мной за стеклами окна, какая-то серо-голубая жидкость сплошным потоком, сплошной пеленой колебалась снаружи. Дело было ясно: может быть, мы уже засыпаны до второго этажа, а может быть, и выше…

Холодный пот выступил у меня на лбу.

Почти оглушенный, я опустился в кресло у стола.

— Что же делать? — пробормотал я в смятении. Пурга ревела надо мной похоронную, дикую песню. Ее торжествующий вой проникал до мозга моих костей. Казалось, еще одно усилие — и под оглушительную канонаду ломающихся льдов она похоронит нас среди развалин станции.

— Что делать? — бессознательно повторил я, сжав голову между ладонями рук.

Женя положила мне руку на плечо.

— Что делать? — переспросила она. — Нам нужно немедленно добраться до транспортера и пустить его в ход. Добраться до него можно одним путем — через башню конденсатора. Через двадцатиметровый столб воды, под разделительную стенку, — и непосредственно в тоннель транспортера…

По мере того как она говорила, спокойствие возвращалось ко мне. Я взял себя в руки: экзальтация молодой девушки внушала мне тревогу.

— Милая Женя, — сказал я ей, вставая с кресла, — можно придумать очень много остроумных, но, к сожалению, фантастических и невыполнимых проектов… Надо найти какой-нибудь более реальный и осуществимый выход. А вам не мешает пойти отдохнуть. Вы ведь уже больше суток на ногах. Идите, девочка, к себе и поспите хоть немного…

Потрясающий грохот и вой раскололи, казалось, землю и заглушили мои последние слова, так что я и сам их почти не расслышал. Я чувствовал, как кровь отливает у меня от сердца и как я буквально холодею.

И я добавил вслух:

— Если только можно заснуть в этом аду…

— Товарищ Жан!

Женя подошла ко мне вплотную и подняла на меня почти умоляющие глаза:

— Товарищ Жан! То, что я предлагаю, — это единственное. Этот план совсем не фантастичен, я его вполне продумала. Не теряйте драгоценного времени. Не злоупотребляйте вашим правом единоначальника. Подумайте хорошенько. В крайнем случае созовите производственное совещание. Я утверждаю, что мой план вполне реален.

— Женя! — воскликнул я. — Двадцать метров воды! Даже не воды, а рассола! И потом снаружи еще больше метра вверх! Вы понимаете, что вы предлагаете? Кто в состояния проделать это? Кто возьмется за это?

— Я! Я! Только я это смогу сделать, — с жаром, почти захлебываясь от волнения, — говорила Женя, прижимая руки к груди… — Только я! Я маленькая… Я смогу пройти под разделительной стенкой башни… никто больше не сможет… Здесь все крупные мужчины, а там проход всего лишь в сорок сантиметров… Я привяжу что-нибудь тяжелое к ногам, чтобы побороть плотность рассола… Я, как камень, пролечу на дно. Это ведь один момент. Я хороший пловец. Вы не знаете — я брала призы на Ангаре.