Анжелика - Серж Голон

– Еще бы! – Дегре был очень возбужден. – Честно говоря, я о чем-то подобном подозревал, но этот монах Беше действовал с дьявольской ловкостью и сумел втереться в доверие к кардиналу Гонди, архиепископу Парижскому. Итак, я заявлю о преступном нарушении церковной процедуры! – воскликнул адвокат, уже видя себя в суде – Я разоблачу этих священников-самозванцев, которые своим святотатственным обманом пытались опорочить самое церковь!

– Подождите минутку, я сейчас вернусь, – сказал отец де Сансе, вставая.

Он вышел и вскоре вернулся в сопровождении какого-то иезуита, которого представил как отца Кирше.

Анжелика была взволнована мыслью, что перед ней великий заклинатель Франции. Она и сама не знала, как должен был он выглядеть, но, во всяком случае, не ожидала увидеть такого внешне скромного человека. Если бы не черная сутана и поблескивающий на груди медный крест, этого молчаливого иезуита скорее можно было бы принять за мирного крестьянина, чем за священника, привыкшего иметь дело с дьяволом.

Анжелика почувствовала, что даже неисправимый скептик Дегре заинтригован незнакомцем.

Раймон сказал, что он уже ввел отца Кирше в курс дела и сообщил ему самые последние новости.

Великий заклинатель слушал с доброй, ободряющей улыбкой.

– Дело представляется мне весьма простым, – заговорил он наконец. – Теперь нужно, чтобы я в свою очередь произвел изгнание беса, но уже по всем правилам. Акт вы зачитаете на суде, я подкреплю его своими свидетельскими показаниями, и это, бесспорно, поставит господ судей в щекотливое положение.

– Нет, все не так просто, – возразил Дегре, энергично почесывая затылок.

– Мне кажется, что провести даже вас, священника, в Бастилию, да еще к заключенному, который находится под усиленным надзором, дело невыполнимое.

– Тем более что нас должно быть трое.

– Зачем?

– Демон слишком лукав, чтобы один человек, пусть даже защищенный молитвами, мог, не подвергая себя опасности, бросить ему вызов. Для того чтобы подступиться к человеку, который вступил в сделку с дьяволом, мне необходимо присутствие по крайней мере двух моих обычных помощников.

– Но мой муж не вступал в сделку с дьяволом, – протестующе воскликнула Анжелика.

И вдруг она торопливо прикрыла лицо руками, чтобы никто не увидел, что она смеется. Слыша беспрерывно, что ее муж вступил в сделку с дьяволом, она вдруг представила себе, как Жоффрей стоит за прилавком какой-нибудь лавчонки и беседует с рогатым и улыбающимся дьяволом. О, когда они вернутся к себе, в Тулузу, как посмеются они над всеми этими глупостями. Ее воображение нарисовало новую картину: зарывшись лицом в густые, пахнущие фиалкой волосы мужа, она сидит у него на коленях, а восхитительные руки Жоффрея ласкают ее тело, которое он так любил.

Смех Анжелики оборвался, перейдя в короткое рыдание.

– Мужайся, дорогая моя сестра, – мягко сказал Раймон. – Рождение Христа вселяет в нас надежду; да снизойдет мир на добрых людей!

Беспрерывные переходы от надежды к отчаянию терзали молодую женщину. Когда она переносилась мыслями назад, вспоминая прошлогоднее рождество в Тулузе, она в ужасе думала о том, какой страшный путь прошла она за этот год.

Разве могла она тогда представить себе, что в сочельник, когда парижские колокола под свинцовым небом надрываются от звона, у нее не будет иного пристанища, кроме дома какой-то вдовы Кордо? Сидя у очага в обществе старухи, которая склонилась над прялкой, и ее сына, подручного палача, невинно игравшего с маленьким Флоримоном, Анжелика позволила себе лишь протянуть к огню озябшие руки. Притулившаяся рядом с нею на скамейке вдова Скаррон, такая же молодая и красивая и такая же несчастная и обездоленная, как и Анжелика, исстрадавшаяся по человеческому теплу, время от времени нежно обвивала рукой талию Анжелики и прижималась к ней.

Бывший владелец модной лавки тоже пристроился у единственного пылавшего в этом мрачном жилище очага и дремал в кресле, обитом штофом, которое он вынес из своей комнаты. Он что-тo бормотал сквозь сон, складывал цифры, упорно ища причины своего краха. Когда неожиданно раздавался треск полена, он открывал глаза, улыбался и надсадным голосом кричал:

– Не забывайте, что скоро родится Иисус! Весь мир объят радостью. Не спеть ли и нам песенку?

И к великой радости Флоримона, с жаром принимался петь дрожащим голосом:

Три пастушки на лужке, Мы сидели возле речки, И паслись невдалеке Наши милые овечки.

Тра-ля-ля-ля-ля, Наши милые овечки…

Кто-то постучал в дверь. Человек, одетый в черное, прошептал несколько слов сыну Кордо.

– Спрашивают госпожу Анжелику, – сказал мальчик.

Анжелика вышла, ожидая увидеть Дегре, но в передней стоял мужчина в сапогах, в широком плаще и надвинутой на глаза шляпе, поля которой совсем скрывали лицо.

– Дорогая сестра, я пришел с тобой проститься. Это был Раймон.

– Куда ты уезжаешь? – удивилась Анжелика.

– В Рим… Я не могу подробно рассказать тебе о миссии, которая возложена на меня, но уже завтра все узнают, что отношения между французским посольством и Ватиканом ухудшились. Наш посол отказался выполнить приказ папы, который потребовал, чтобы на территории его посольства находились только дипломатические служащие. И Людовик XIV велел передать папе, что он даст отпор каждому, кто вздумает навязывать ему свою волю. Мы на пороге разрыва французской церкви с папой. Нужно любой ценой избежать этой катастрофы. Я должен мчаться во весь опор в Рим и сделать все возможное, чтобы прийти к какому-то соглашению и умерить страсти.

– Ты уезжаешь! – Анжелика была убита. – И ты тоже бросаешь меня? А как же с посланием относительно Жоффрея?

– Увы, бедная моя девочка, очень боюсь, что в данной ситуации любая просьба, исходящая от папы Римского, будет плохо принята нашим монархом. Но можешь положиться на меня, я все-таки займусь этим делом в Риме. Вот, возьми немного денег. И послушай, меньше часа назад я видел Дегре. Твоего мужа только что перевели в тюрьму при Дворце правосудия.

– Что это означает?

– Что его скоро будут судить. И это еще не все. Мэтр Дегре берется провести во Дворец правосудия отца Кирше и его помощников. Уже сегодня ночью, воспользовавшись праздничной суматохой, они проникнут к заключенному. И я убежден, что это испытание сыграет решающую роль. Не теряй надежды.

Весть об отъезде Раймона совсем сразила Анжелику, последний луч надежды угас.

Иезуит обнял сестру за хрупкие плечи, привлек к себе и нежно поцеловал в холодные щеки.

– Не теряй надежды, дорогая сестра! – повторил он.

Она слышала, как постепенно затихал приглушенный снегом стук лошадиных копыт – вот уже лошади миновали потерну и зацокали по улицам Парижа.