Фантастика 2025-138 - Владимир Владимиров

один человек, который очень хочет с тобой поговорить. Если ты на самом деле желаешь служить мне и хочешь доказать свою искренность, ответь на ее вопросы. Она очень хочет узнать правду.

Димостэнис сидел в маленькой каморке, от пола до потолка увешанной травами и уставленной разнообразными баночками, скляночками, флаконами, а иногда и вовсе огромными бутылями, в которых делались настойки. Олайя увлеченно колдовала над двумя чашками, добавляя хорошо известные ей компоненты. В воздухе витал так любимый им запах корицы и имбиря.

Его ангел с самого раннего утра и до позднего вечера была занята любимым делом. Она делала различные настойки, мази, бальзамы, успокоительные, тонизирующие, противовоспалительные, согревающие. Решающие проблему бессонницы и больных зубов, излечивающие простуды и старые раны, заживляющие мази для воинов.

Олайя всегда была в окружении людей. Других целителей, бесконечных пациентов, подруг, которых она успела здесь завести из женщин, живущих в крепости. Иногда Дим ловил себя на мысли, что ему становится грустно от того, что между ними кто-то или что-то постоянно присутствует.

- Очень жду, когда родится малыш, - неожиданно произнес он, когда Олайя залила кипятком то, что замешала в кружках.

Избранница бросила на него слегка удивленный взгляд.

- И тогда ты будешь принадлежать всего двоим – ему и мне.

Олайя засмеялась и села к нему на небольшую кушетку. Единственное место, кроме небольшого стола и стула, где не было трав и прочив атрибутов целительницы.

- Ты – эгоист, - весело припечатала она.

- Да, - согласился Дим, беря свою кружку из ее рук, - тиран и деспот.

- И как я тебя только полюбила такого?

Но было безумно радостно видеть ее блестящие глаза, слышать смех, отвечать на шутки.

- А когда ты будешь принадлежать только нам? – спросила златовласка, слегка склонив голову на бок.

- Я всегда принадлежу только тебе, - серьезно ответил он, - но иногда вмешиваются обстоятельства.

Олайя покачала головой, пряча улыбку и тихонько ткнула его кулачком в плечо. Дим сделал глоток ароматного напитка и закрыл глаза, всем своим видом демонстрируя покой и безмятежность.

- Переживаешь из-за Элени?

Ангела вокруг пальца так просто не провести. Димостэнис кивнул, не открывая глаз.

- Ираэль слишком опытна, хитра и изворотлива. Ей легко будет раскусить искреннюю и импульсивную Элени и рассказать то, что малышка хочет услышать. Но я обещал сестре, что найду ей человека, который хорошо знал маму, который присутствовал при ее последних менах, и возможно сможет прояснить ей, откуда взялся ее этот необычный дар.

- Почему не остался с ними?

- Я бы не смог сдерживаться и стал бы как обычно давить на Ираэль. В итоге еще больше в глазах Элени выставляя ее жертвой. Лучше пусть сама разбирается, а если она сочтет нужным попросить меня помочь ей разобраться, то я…

Резко открылась входная дверь, впуская морозный ветер и хоровод танцующих снежинок. А вместе с ними и ту, о ком они только что говорили. Глаза Елени были широко распахнуты, а движения замедлены, даже заторможены. Она опустилась на стул, держа в руках свой вергил, сжимая его, перебирая по нему пальцами. Дим с избранницей переглянулись.

- Я что-нибудь ей приготовлю, - Олайя поднялась и пошла к своему рабочему столу.

- Малышка? – осторожно спросил Димостэнис.

- Ираэль сказала, что, когда меня привезли в имение, я почти умерла. У меня была сильная рана на груди и большая кровопотеря. Мама решила провести надо мной обряд, так как мой хьярт уже не ощущался, но энергия еще не ушла из тела.

Дим кивнул головой. Да, Ираэль именно так и рассказывала об инициации Проходящих.

- Но у нее не было нужного кристалла. Она позвала Ираэль, - Элени часто захлопала ресницами. Но это не помогло. И поток слез все же хлынул из глаз. – Когда Ираэль пришла на зов. Мама была уже мертва, а из ее груди торчал ритуальный нож.

Дим нахмурился, не понимая связи между ее словами.

- Камень! Этот дурацкий камень! – закричала сестра. – У нее не было другого камня, кроме своего. Вергил, связанный со своим хозяином не может служить еще кому-либо. Однако после его смерти кристалл становится обычным камнем и его можно использовать снова.

Олайя резко обернулась. Кипяток едва не выплеснулся ей на руку. Димостэнис поднялся с кушетки, подошел к сестре, которая вся сжавшись сидела на стуле. Она сняла шнурок с шеи, смотря на полупрозрачный серый камень с небольшими разводами внутри в виде причудливого рисунка.

- У меня амулет мамы, - уже совсем тихо произнесла она, - она убила себя ради меня. Зачем? Какая разница кто бы умер. Моя жизнь не стоит ее!

Дим крепко обнял сестру.

- Она любила тебя. Для нее была разница.

Подошла Олайя, ласково погладила Элени по волосам.

- Самопожертвование – одна из граней любви. Тебе не в чем винить себя. У тебя есть мы, а ты – у нас. И мы всегда будем друг за друга горой.

Элени кивнула и взяла из ее рук горячую кружку. Дим с Олайей вернулись на кушетку. Некоторое время пили горячий напиток, думая каждый о своем, пока в какой-то момент тишина стала непереносимой.

- Еще Ираэль сказала про яд, - первая разорвала ее Элени. – Что отец, Лиарен с семьей приняли его и умерли почти мгновенно. А мама – нет. Она потеряла свои способности, и поэтому не смогла противостоять врагам. Ее дар исчез под воздействием яда. Ты понимаешь, Дим?!

Его угощали этим ядом трижды. Уж кому, как не ему понимать это. Первый раз ему помогло серебро и противоядие, которое успел влить в него Бриндан Пантерри. Второй раз не было противоядия, зато был выработанный его организмом иммунитет против этого яда и конечно же его дар. А вот в третий раз, когда у него уже не было хьярта, он остался жив и даже здоров на огорчение его врагам, но дар на некоторое время просто исчез.

- Если такое случилось с мамой, - так как он никак не отреагировал на слова сестры, она продолжила, - значит можно предположить, что подобное случится и с другими. Этот яд может помочь нам в войне против Проходящих!

Олайя с Димом переглянулись.

- Золотые нефриты, из вытяжки корней которых делали этот яд, были уничтожены несколько сотен аров назад, - попытался остудить Димостэнис пыл сестры.

- Да о чем ты говоришь, братик! – Элени лишь все больше распалялась,