Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

Как бы там ни было, сказать он ничего не успел, потому что Джозефе мигом сбросил свой халат и забрался на стол. Только что прикуренную сигарету он передал санитару:

— Подержи сигаретку, Джек, пока доктор… — и он называет имя нашего парнишки, — не накачает меня воздухом.

С этими словами Джозефе начинает снимать пижаму.

Вы, наверное, знаете, что молодых летчиков отправляют в полет сразу после первой аварии. В такой же ситуации оказался и наш молоденький доктор: он должен был повторить процедуру и доказать себе, что это всего лишь неудача и он не мясник на бойне. Парень сам бы не решился — вот Джозефе ему и помог. В тот момент любой из нас мог погубить его как хирурга, отказавшись от процедуры или дав ему время довести себя до нервного срыва, но Джозефе заставил мальчишку взяться за дело.

Джозефе умер прямо на столе.

Игла вошла, все было нормально, а потом писарь тихо вздохнул и умер. На сей раз рядом стоял доктор Арманд. Он взял руководство в свои руки, но ничего не помогло. А мы смотрели этот фильм ужасов по второму разу. Появились те же четверо и унесли тело в морг — возможно, в той же корзине.

Наш хирург и сам выглядел как труп. Доктор Арманд распорядился;

— Вы двое идите по койкам, — сказал он Хостеттеру и мне. — Полковник, после обеда зайдете в мой кабинет, я сделаю вам укол.

Хостеттер покачал головой.

— Нет, благодарю вас, — решительно ответил он. — Мой хирург и сам может это сделать.

Он снял халат. Молодой паренек был ни жив ни мертв. Полковник подошел к нему и потянул за руку.

— Ладно, доктор, давай, а то опоздаем на ланч.

С этими словами он влез на стол и подставил свои ребра.

Через несколько минут полковник уже надевал пижаму. Работа была сделана, и наш хирург снова выглядел человеком, хотя перепотел, как в бане.

Я остановился, чтобы перевести дыхание. Джонс серьезно кивнул и произнес:

— Теперь мне ясно, что вы хотели сказать. Да, поступок Хостеттера требует больше хладнокровия и мужества, чем любое сражение.

— Да нет же, — вмешался Аркрайт. — Он хотел тебе сказать о другом. Он имел в виду не полковника, а молодого врача. Доктору пришлось собраться и делать свое дело — причем не один раз, а дважды! Хостеттер только поддержал его.

Я почувствовал себя старым и больным.

— Одну секунду. Вы оба не правы. Помните, я определил храбрость как состояние, в котором человек имеет выбор… и идет навстречу опасности, несмотря на свой страх. Нашего хирурга заставили принимать решения, поэтому он не в счет. Полковник Хостеттер был ветераном, закаленным в боях, к тому же Джозефе подал ему пример. Нет, полковнику тоже не видать приза как своих ушей.

— Но это несправедливо, — возмутился Джонс. — Конечно, ваш Джозефе был храбрецом, но если уж он едва заставил себя пойти на стол, то полковнику это было вчетверо труднее. Ведь вам наверняка уже всем казалось, что любой, кто попадет на этот стол, живым оттуда не слезет.

— Да- Да, — подхватил я. — Именно так мне и казалось. Но ты не даешь мне закончить. Я точно знаю, что приз за храбрость заслужил именно Джозефе. Видишь ли, вскрытие показало, что у него не было воздушной эмболии. Джозефе умер от страха.

[в перевернутом виде:

ОТВЕТ: Я закамуфлировал его, чтобы вы не сразу догадались; изъян заключается в том, что это правдивая история. Я сам там был. Я поменял имена, место действия и даты, но не события.]

ЕЕ СОБСТВЕННАЯ ВАННАЯ

© И. Гурова, перевод

Вы когда-нибудь опускали ногу на верхнюю ступеньку лестницы, которой там не оказывалось?

Вот что я ощутил, когда увидел моего достопочтенного соперника на должность городского советника от третьего избирательного округа.

Том Гриффит позвонил мне после регистрации кандидатов и назвал моих противников.

— Альфред Мак-Най, — сказал он, — и Фрэнсис Кс. Нельсон.

— Мак-Ная можно сбросить со счетов, — заметил я, прикидывая. — Он выставил свою кандидатуру только для рекламы. Так что бороться будем мы трое: я, этот Нельсон и нынешний советник судья Джоргенс. Может, все решится на предварительных выборах.

Наш чудный город пользуется системой, которую в насмешку окрестили «беспристрастной» — кандидат может пройти еще на первичных выборах, получив чистое большинство.

— Джоргенс своей кандидатуры не выставил, Джек. Старый вор не добивается переизбрания.

Я обдумал эту новость.

— Значит, Том, собранный на него материал можно просто выбросить. По-твоему, босс Тулли и его ребята отказываются от нашего округа?

— Отказаться от третьего округа в этом году машина Тулли никак не может. Следовательно, Нельсон — их кандидат.

— Пожалуй… Не Мак-Най же! И что ты о нем знаешь?

— Ничего.

— Вот и я ничего. Ладно, сегодня вечером успеем на него наглядеться.

«Гражданская лига» устраивала вечером «встречу с кандидатами». Я поехал на стоянку прицепов, где обосновался, принял душ, побрился, надел жмущие ботинки и вернулся в город. Времени на размышления у меня было предостаточно.

Не так уж редко политическая машина заменяет (на время!) своего человека, чья репутация начинает попахивать слишком уж сильно, незапятнанным гражданином пока без сомнительного прошлого. Я мысленно уже видел этого Нельсона — молодой, с мужественным лицом, возможно адвокат и, несомненно, ветеран. Такой политически наивный, что выставит свою кандидатуру и не поморщится, или же такой честолюбивый, что закроет глаза на необходимость идти на поводу у машины. И так и эдак, он машину устроит.

Я чуть не опоздал, меня представили с ходу, и я занял место на эстраде. Нельсона я нигде не углядел, зато увидел, что Клифф Мейерс беседует с какой-то девицей. Мейерс — мальчик на посылках у босса Тулли, и, следовательно, Нельсона следовало искать где-то поблизости.

Мак-Най откликнулся на зов народа двумя-тремя сотнями слов, затертых до блеска, а затем был представлен Нельсон, «ветеран этой войны и кандидат на ту же должность».

Девица оторвалась от Мейерса и поднялась на трибуну.

Раздались хлопки, а на галерее кто-то одобрительно свистнул. Она, вместо того чтобы смутиться, поглядела туда с улыбкой и сказала:

— Благодарю вас!

Тут все снова захлопали, засвистели, затопали ногами. Я не блещу сообразительностью — так и не научился «махать ручкой», а «ладушки» и вовсе не освоил. Вот я и ждал, что она извинится за отсутствие Нельсона, назвавшись его женой, сестрой или там свояченицей… Так что она кончала четвертую фразу, когда я наконец сообразил, что она сама и есть Нельсон! Фрэнсис Кс. Нельсон! Вернее, Франсес Кс. Нельсон, За что мне это? Ну за что?!