Восстание на Боспоре - Виталий Полупуднев

Феодосийские рабы не сдали бы города сразу, они были сплочены и послали за помощью к Савмаку. Но в результате предательства кучки рабов, подкупленных зажиточными горожанами, гонцы были перехвачены, ворота города открыты. Панцирная тяжелая пехота ворвалась в город, круша все на своем пути, подобно стальному тарану. Рабы с топорами и выкованными клевцами, что пробивали латы и шлемы, обрушились на них из боковых улиц, погибли во множестве, но сумели положить всех воинов передового, ударного отряда Диофанта, залив кровью каменные мостовые.

Немногие из воинов-рабов спаслись из феодосийской мясорубки. Они рассказывали, как им в тыл ударили вооруженные эллины-горожане. Зажатые с двух сторон, рабы смешались. Их окружили и стали забрасывать горящими амфорами с земляным маслом, камнями и расстреливать в упор из невиданного оружия, именуемого «гастрафетами». Один такой гастрафет доставили Савмаку. Чтобы натянуть крепчайшую тетиву из бычьих жил этого самострела, царь должен был навалиться на приклад его животом, уперев передний конец в землю.

Вызвав оружейников, Савмак приказал им немедленно начать изготовление таких гастрафетов, работая днем и ночью.

Немало феодосийских повстанцев, как рассказывали участники первых боев, спасались в храмах, объявив себя «умоляющими» у алтарей. По старинным законам, умоляющие являлись неприкосновенными. Но понтийцы не посчитались с этим. Они ворвались в храмы с обнаженными мечами и рубили мятежников у ног идолов, не щадя даже матерей с младенцами на руках. Колонны храмов и стены в них были забрызганы кровью на высоту человеческого роста.

– Законы, земные и небесные, не для взбунтовавшихся рабов! – заявил Диофант на площади. – Убивайте мятежников всеми способами! И чем больше убьете, тем большее благо будет вам!

Были и такие, что сдались врагу, дабы спасти свои шкуры. Они объявили, что готовы идти в бой против Савмака. Полководец вывел их на рыночную площадь и всех прибил к столбам наконечниками поломанных копий. Одним копья втыкали в глаза, а потом стучали камнями, чтобы острия, пронизав череп, вошли в дерево. Другим вскрывали животы и обматывали столбы кишками. Третьим пропускали веревки через рот до самого низа, проталкивали их палками, а потом растягивали казненного меж столбов – «для просушки», как говорили озверелые воины. Пленных вешали за ребро, сажали на колья, окутывали сеном и поджигали.

Савмак приказал все это рассказать воинам и народу Пантикапея.

– И в сараях жгли людей, – повествовали феодосийцы, – кругом города на много стадий несет духом горелой человечины. К оружию, братья, стойко держитесь, понтийцы не такие богатыри, как это кажется трусам!.. Но если они одолеют нас – горе нам!..

Был разыскан и схвачен тот раб, который дал ложные показания о намерениях врага. В нем опознали бывшего Саклеева доверенного – длинноголового Аорса.

3

Так началась последняя, печальная страница короткой истории рабского государства, содержанием которой явилась отчаянная защита каждой пяди освобожденной земли.

Стало известно, что Диофант после занятия Феодосии повел рати на север, видимо поспешая пересечь перешеек Боспорского полуострова в самом узком его месте. В этом раскрывался замысел полководца – отрезать мятежный Боспор от Скифии, не позволить Фарзою прийти на помощь Савмаку, а потом вместе с войском Карзоаза начать планомерное окружение Пантикапея, замкнуть вокруг него огненное кольцо.

Флот Карзоаза, состоящий из кораблей, рыбачьих баркасов и лодок, наполненных воинами, сплошной стеной занял море против Пантикапея. Даже утлые однодеревки – моноксилы и те шныряли против гавани. До ушей защитников города доносились выкрики и ругань вражеских воинов, потрясавших оружием.

И хотя Карзоаз высадки войск не начинал, зная, что сразу напорется на копья и яростную решительность повстанцев, однако вынудил рати Савмака топтаться на побережье пролива, вместо того чтобы поспешить наперерез Диофанту. Ни о каком движении в сторону Феодосии не могло быть и речи. Думая до этого быть везде нападающим, молодой царь с самого начала войны уступил свободу действий опытному и сильному врагу. Планы Атамаза драться на восточном берегу, имея возможность в случае неудачи отступить на запад, теперь выглядели всего лишь детскими предположениями.

Сразу сказалась нехватка конницы, которую можно было бы направить на помощь крестьянским отрядам Пастуха, что слились с остатками феодосийских рабских дружин. Пастух двинулся вначале на выручку Феодосии, но оказался лицом к лицу с понтийскими фалангами, был разбит и уходил к берегу Меотиды. Атамаз вызвался выступить со своими молодцами на запад, но Савмак не пустил его. Стали спешно собирать в один кулак всех конников, какие оказались налицо. Кроме того, по селам помчались гонцы с призывом к всеобщему народному ополчению против врага.

– Делить наши рати не будем, – твердо решил Савмак, – надо укрепиться в Пантикапее и на берегу пролива! А сатавки соберут силы и помогут нам разбить Диофанта.

Царь оставил Атамаза в Пантикапее, а сам с Абрагом и отрядом панцирных всадников отправился по селениям набирать войско. Навстречу им уже тянулись вереницы крестьян, потерпевших поражение от Диофанта. Шли люди с разрубленными лицами, раненные копьями и стрелами. Они рассказывали страшные вещи. Наиболее робкие из крестьян, не успев собраться в отряды, стали разбегаться по своим деревням. Ядро более решительных мужей отозвалось на призывы царя и поддержало разрозненные ряды пехоты Пастуха. Диофант был остановлен. Принужденный обороняться, полководец проявил большую изобретательность, стремясь обмануть повстанцев, сильных своим героизмом, но не понимающих маневра. Ложными атаками он заставил рабское войско перестроиться, часть гоплитов и конницу горожан направил в обход его левого крыла. Создалась видимость окружения. Казалось, к понтийцам на подмогу прибыли новые свежие отряды. И хотя в первых рядах сражался сам Савмак с блестящими конными латниками, крестьянское войско стушевалось, дрогнуло и остановилось. Этого оказалось достаточно, чтобы враг ринулся вперед, предводительствуемый своим полководцем. После жаркой схватки сатавки не выдержали и хлынули назад, их рати превратились в разрозненные толпы, охваченные паникой. Зеленеющие поля были потоптаны тысячами ног, устланы трупами тех, кто их возделал и засеял. Наименее стойкие пытались найти убежище в своих селениях. Более дальновидные скрылись в степях Срединной Тавриды.

– Не напрасно я вчера принес в жертву Пану двух быков, – удовлетворенно заявил Диофант своим воеводам, – бунтарей охватил панический страх!

Диофант после этого боя решил, что лучшие рати Савмака разбиты, поскольку самого царя видели бегущим в сторону Пантикапея с несколькими десятками всадников. И даже высказал уверенность, что многие прибрежные города уже захвачены Карзоазом. Понтийские воины торопливо хоронили сотни убитых товарищей, приносили жертвы на их могилах, поглядывая на восток. Они опасались, что опоздают на грабеж боспорской столицы.

Пастух, раненный в грудь, умер в седле, его привезли в Пантикапей уже мертвого. Устроили похороны, клялись на его могиле – отомстить. Царь в душе досадовал, что хора не проявила той стойкости, которой он ожидал от нее. Но верил, что когорты рабов не отступят и в последнем сражении добьются венца победы.

Под прикрытием корабельных катапульт началась высадка конницы Олтака и синдских гоплитов южнее Пантикапея. Городки Нитей и Акра, а вскоре и Ермизий оказались в руках врага. Севернее высадились лучшие дружины Карзоаза. С запада шел Диофант, преодолевая отчаянное, но неорганизованное сопротивление сатавков. За несколько недель царство Савмака сократилось до небольшого куска земли вокруг Пантикапея. Битвы шли на древних валах, построенных когда-то боспорцами для обороны против кочевых скифов.

Кто-то подсказал Савмаку, что лучше собрать сильнейших воинов и, покинув город, разорвать петлю вражьего окружения, а потом бежать в степи к Фарзою. Но он, вскинув брови, сделал отрицательный жест рукой.

– Врага мы разобьем! – заявил он жестко. – А отступать нам некуда и незачем!

– Эх, если бы помогли нам скифы Фарзоевы! – вздохнул Атамаз.

И все же Савмак приказал Атамазу захватить северные выходы к Меотийскому морю и держать там суда на причалах, на всякий случай. Выполняя этот приказ, Атамаз обрушился на отряды Карзоаза, выбил их из Мирмекея и гнал до Парфения, где всегда была переправа на ту сторону пролива. Фанагорийцы принуждены были спасаться на судах, оставив на берегу сотни убитых и пленных.

И если Диофант уже готовился торжествовать победу, то ему пришлось убедиться, что он поспешил. Каждый вал, пересекающий путь к Пантикапею, приходилось брать с боя, устилая дорогу трупами.