ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы. - К. Александров

298

Оглоблин [наст. Мезько] Александр Петрович (6 декабря 1899 — 16 февраля 1992) — археограф, историк. С 1922 — профессор Киевского рабоче-крестьянского университета. Доктор исторических наук (1926). В нач. 1930-х репрессировался органами ОГПУ. В 1941–1942 — бургомистр Киевской городской управы (по др. данным: в сентябре-октябре 1941). Затем выехал с оккупированной территории СССР на Запад. После 1945 — в эмиграции в США. Автор более тысячи научных трудов и публикаций.

299

В быстром восстановлении водоснабжения, электрического освещения, организации трамвайного движения большую роль сыграла деятельность Киевской городской управы во главе с А. П. Оглоблиным.

300

В Русской Императорской армии пребывание в плену не считалось воинским преступлением, к пленным относились, как к страдальцам, им сохранялись чины, награды, денежное довольствие, плен засчитывался в стаж службы. Российское государство участвовало в разработке международных документов о защите прав военнопленных. При участии императора Николая II и русских дипломатов в 1907 увидела свет Гаагская конвенция «О законах и обычаях сухопутной войны», определявшая права военнопленных. Во время Первой мировой войны в плен к противнику попали 2,4 млн. чинов российских Вооруженных Сил, из которых умерли в плену не более 5 %. В 1941–1945 в плен к противнику попали примерно 5,7 млн. граждан СССР, из которых погибли примерно 3,3 млн. — около 60 %. В то же время смертность среди французских военнопленных составляла 1,6 %, британских — 1,1 %, американских — 0,3 %.

Немаловажную роль в трагедии советских пленных сыграла позиция их государства. РСФСР еще по инициативе В. И. Ленина отказалась оказывать помощь своим гражданам в соответствии с Гаагской конвенцией — в результате около 15 тыс. пленных красноармейцев лишились элементарной помощи, международной защиты и умерли в польских лагерях военнопленных после советско-польской войны 1920. Ленин заявил: «Гаагское постановление создает шкурническую психологию у солдат». Сталин в 1925 назвал работу Гаагской конференции «образцом беспримерного лицемерия буржуазной дипломатии». В 1927 пленум ЦК ВКП(б) открыто признал: «Нерабочие элементы, которые составляют большинство нашей армии — крестьяне, не будут добровольно драться за социализм». Отказ советского государства от защиты прав собственных граждан в плену был связан с тем, что массовая гибель пленных уменьшала вероятность создания противником антибольшевистских воинских частей при помощи белоэмигрантов.

15 мая 1929 Сталин поставил в известность наркома по военным и морским делам К. Е. Ворошилова о том, что Советский Союз не будет участвовать в работе Женевской конференции, посвященной проблеме военного плена. В итоге СССР отказался от присоединения к Женевскому соглашению «Об обращении с военнопленными», которое подписали главы делегаций от 47 государств. Нацистская Германия присоединилась к соглашению в 1934. Гитлер перед вторжением в СССР обосновывал собственные бесчеловечные планы в отношении советских военнопленных, помимо расовых теорий, в том числе и тем, что «русские не признают международных конвенций». 30 марта 1941, выступая перед представителями высшего командования, фюрер накануне войны против СССР откровенно заявил: «Красноармеец не будет товарищем». Интересно, что ряд офицеров Вермахта, представлявших круги антигитлеровской христианско-консервативной оппозиции (В. Канарис, граф Г. Д. фон Мольтке и др.), пытались протестовать, считая, что такое отношение к пленным несовместимо с кодексом воинской чести и традициями германской армии, но безуспешно. Неучастие СССР в Женевском соглашении 1929 сделало возможным неоднократные убийства пленных противника прямо на поле боя и в Вермахте, и в Красной армии уже летом 1941.

В приказе № 270 от 16 августа 1941 И. В. Сталин, генерал армии Г. К. Жуков и другие члены Ставки предложили уничтожать плененных врагом бойцов и командиров Красной армии «всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и помощи». 28 сентября 1941 в специальной директиве № 4976 по войскам Ленинградского фронта Жуков в качестве репрессивной меры потребовал расстреливать и семьи попавших в плен, однако состоялось ли применение этой директивы на практике, нам не известно. Таким образом, в первую очередь незаинтересованность высшей номенклатуры ВКП(б) в судьбе своих граждан, оказавшихся в плену, и политические установки Гитлера обрекали миллионы советских пленных на вымирание от голода, болезней и издевательств лагерной охраны. Вместе с тем необходимо признать, что автор мемуаров отчасти прав в своих рассуждениях. Массовая смертность пленных в период с осени 1941 по весну 1942 была еще и следствием элементарной неготовности германской военной администрации к приему такого потока пленных. Даже те немногочисленные коменданты лагерей, которые как-то искренне желали улучшить участь их обитателей, оказывались в затруднительном положении. Для лагеря на 10 тыс. человек в среднем требовались в сутки 5 т картофеля, 3 т хлеба и значительное количество топлива, хотя бы для кухни. Для подвоза всего необходимого требовались не менее 30 подвод в день.

301

К апрелю 1942 преимущественно от инфекционных заболеваний, голода и антисанитарных условий умерли 2,2 млн. советских пленных.

302

Оригинальный текст приказа звучал так: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и проч. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян». На самом деле, с текстом объявления работали переводчики, плохо знавшие русский язык. Речь шла об улицах Мельникова и Дегтяревской близ товарной станции Лукьяновка.

303

Ср. с воспоминаниями А. В. Кузнецова: «Дед по какому-то делу пошел было на улицу, но почти тотчас затопотал ногами по крыльцу и ввалился в комнату:

— Поздравляю вас! Ну!.. Завтра в Киеве ни одного жида больше не будет. Видно, правду говорят, что это они Крещатик сожгли. Слава тебе, Господи! Хватит, разжирели на нашей крови, заразы. Пусть теперь едут в свою Палестину, хоть немцы с ними справятся. Вывозят их! Приказ висит».

304

Старое написание слова «дзюдо».

305

Ср. с воспоминаниями А. В. Кузнецова: «Они выходили еще затемно, чтобы оказаться пораньше у поезда и занять места. С ревущими детьми, со стариками и больными, плача и переругиваясь, выползло на улицу еврейское население огородного колхоза. Перехваченные веревками узлы, ободранные фанерные чемоданы, заплатанные кошелки, ящички с плотницкими инструментами… Старухи несли, перекинув через шею, как гигантские ожерелья, венки луку — запас провизии на дорогу…

Понимаете, когда все нормально, всевозможные калеки, больные, старики сидят дома, и их не видно. Но здесь должны были выйти все — и они вышли.

Меня потрясло, как много на свете больных и несчастных людей.

Кроме того, еще одно обстоятельство. Здоровых мужчин мобилизовали в армию, остались одни инвалиды. Кто мог эвакуироваться, у кого были деньги, кто мог уехать с предприятием или используя блат, те уезжали.

Один куреневский продавец по фамилии Клоцман сумел уехать вместе с семьей, когда Киев уже был окружен. Не знаю, правда ли, но говорят, он заплатил баснословные деньги каким-то летчикам, и те погрузили его с вещами в самолет. И после войны он явился на Куреневку живой и здоровый.

А осталась в городе самая настоящая шолом-алейхемовская беднота, и вот она выползла на улицы».

306

В отчете оперативной группы «С» о расстрелах в Бабьем Яру 29–30 сентября 1941 указывается, что зондеркоманда 4а уничтожила 33771 человека. По свидетельствам нескольких спасшихся из Яра очевидцев, кроме немцев расстреливали и несли службу в оцеплении украинские полицейские.

307

Ср. с воспоминаниями генерал-полковника Г. В. Гудериана, в сентябре 1941 командовавшего на Восточном фронте 2-й танковой группой: «Утром 30 сентября я отправился в Глухов, где мы организовали наш новый командный пункт. <…> Население Глухова обратилось к нам с просьбой разрешить им снова пользоваться своей церковью. Мы охотно дали им разрешение на это».

308