Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 - Наталия Ильина

В 1891 г. В.С.Иконников в «Опыте русской историографии» дал небольшие характеристики работам предшественников-историографов: А.З.Зиновьева (неудачная), А. Ф. Федотова (несколько шире по объему и выполнена «систематичнее», и что он отметил односторонность критики Шлецера - отрицательная), Н.Г.Устрялова, А. В. Александрова («изложено без всякой системы и обработки»), А.В.Старчевского, Н.А.Иванова (сумел «впервые обстоятельно и подробно изложить общий ход развития науки русской истории, указать литературу рассматриваемых вопросов и критически отнестись к мнениям писателей»), С.М.Соловьева, И.В.Лашнюкова, К.Н.Бестужева-Рюмина, М.О.Кояловича (впал «в крайний субъективизм», что «особенно сказывается в отношении к некоторым писателям, оказавшим, однако, несомненные услуги русской истории (Миллер, Шлецер и др.). Определения разных направлений в русской историографии и их характеристики не всегда точны и еще менее верны»)[256].

Норманист Ф. А. Браун в 1892 г. в энциклопедической статье «Варяжский вопрос» ряд приверженцев норманской теории открыл именем шведа П. Петрея и наиболее выдающимися из них назвал Н.М. Карамзина, И. Ф. Круга, М. П. Погодина, А. А. Куника, П. И. Шафарика, Ф. Миклошича. Заметив, что до 1860-х гг. эта школа «могла считаться, безусловно, господствующею», подчеркнул: ее представители расходятся лишь в определении родины варяжской руси (Упланд, русь, выселившаяся из последней и давно жившая около Ладожского озера, скандинавское племя, оставшееся в России тогда, когда его родичи переселились в Скандинавию). Говоря, что «гораздо меньше согласия существует среди антинорманистов» (они сходятся только в отрицании норманства варяго-руссов), ученый привел их мнения по поводу происхождения руси: славянское, за которое большинство (С. А. Гедеонов, Д. И. Иловайский), хазарское (Г.Эверс), угорское (В.Н.Юргевич), финское (В.Н.Татищев), литовское (Н.И. Костомаров). При этом Браун отнес к «антинорманистам» сторонников готской теории И. С. Фатера и А. С. Будиловича.

Упомянул он и тот взгляд, согласно которому и варяги, и русь представляли собой не народ, не княжеский род, а только дружины, составленные из людей разных народностей, и что русь была известна на берегах Черного моря задолго до приходя Рюрика с братьями (С.М.Соловьев). Приведя показания иностранных источников (Вертинских анналов, Лиудпранда, арабских писателей), якобы свидетельствующих в пользу норманской теории, Браун откровенно сказал, нейтрализовав тем самым их доказательную силу, что центр ее тяжести «лежит, однако, не в этих исторических обстоятельствах, а в данных лингвистических». Также им было отмечено, что антинорманисты «справедливо указывают на то, что необъясненным, или неудовлетворительно объясненным, остается в системах норманистов... главное имя - «Русь»[257].

В 1897 г. П.Н. Милюков, словно состязаясь со Шлецером, крайне негативно отозвался о русских историках XVIII в. - В. Н. Татищеве, М. В. Ломоносове, М.М. Щербатове, И.Н. Болтине, отнеся их к «допотопному миру русской историографии... - миру мало кому известному и мало кому интересному», и отмечая, что для них, не прошедших «правильной теоретической школы», критические приемы европейской науки оставались недосягаемыми образцами. Так, Татищеву, составившему добросовестный свод летописных известий и сделавшим «его непригодным для ученого употребления», осталась непонятной даже сама разница между источником и исследованием. А Ломоносов представлял собой «патриотическо-панегирическое» направление (или «мутную струю» в историографии XVIII в.), где главными были не «знание истины», а «патриотические преувеличения и модернизации», ведущие свое начало от Синопсиса. И если русские ученые, проводя «утилитарно-националистический взгляд», значение истории видели в назидательности, то немецкие академики, владевшие всеми приемами классической критики, полагали, что цель истории заключается в том, чтобы «открывать истины».

Ведя речь о «чисто литературных приемах» Ломоносова, сказавшиеся на его работе с источниками, Милюков рисует Байера «истинным типом германского ученого-специалиста», обладавшим «критическим чутьем» и «колоссальной ученостью» (при этом говоря, что «его главные доказательства норманизма до сих пор остаются классическими»), а Миллера «здоровым, сильным чернорабочим» с колоссальным трудолюбием, не сопровождавшимся ученостью (ему недоставало «строгой школы и серьезной ученой подготовки»). Шлецер, по его словам, имеет несравненно большее значение в развитии исторической мысли «как реформатор самого взгляда на ученость и науку», как человек, протестовавший против национального субъективизма во имя принципа научного безразличия и введший идею исторической критики источников: разбирать не самый рассказ, а его источники, «восстанавливать факт». Вместе с тем он констатировал, что Байер практически исчерпал все затронутые им сюжеты, в связи с чем Шлецер лишь снабдил извлечения из него «некоторыми частичными возражениями и поправками»[258.]

Через два года Ф. А. Браун в статье, касающейся происхождения имени «Русь» (а она, как и «Варяжский вопрос», также была написана для энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона), констатировал, что имя это «толковалось учеными различно, смотря по тому, какого мнения они держались относительно исторического и этнологического понимания Руси», и что «ни одно из этих толкований не может считаться удовлетворительным». Хотя лингвист и подчеркнул, что именно «в финском наименовании шведов кроется разгадка всего вопроса», но вместе с тем отметил, что попытки А.А.Куника выводить Русь от Roslagen или от эпического прозвища готов Hreidhgotar, для которого им была восстановлена более древняя форма Hrоthigutans («славные готы»), оказались несостоятельными, что было признано самим ученым. Последнюю мысль Куника подхватил А. С. Будилович, стремясь «и исторически, и этнологически ставить Русь в связь с готами, а ее имя - с готской основой hroth «слава», пытаясь, таким образом, заменить «норманскую» теорию «готскою», не выдерживающей, отметил Браун, «критики ни с исторической, ни с лингвистической точки зрения»[259].

В 1899 г. Н.П.Загоскин, приведя имена Г.З.Байера, Г.Ф.Миллера, Ф.Г.Штрубе де Пирмонт, А.Л.Шлецера, Н.М.Карамзина, И.Ф.Круга, А. А. Куника, М. П. Погодина (при этом назвав последнего «особенно фанатичным поборником» норманизма, «ультранорманистом»), внимание сосредоточил на критике основных доводов норманской теории (попытки ее сторонников вывести русские слова из скандинавского охарактеризовал как «филологическая эквилибристика» и указал, что летописное «за море» «представляется совершенно неопределенным»). Более конкретно ведя речь о представителях славянской школы: М.В.Ломоносове, В.К.Тредиаковском, Ф. Л. Морошкине, Ю. И. Венелине, А. А. Котляревском, С. А. Гедеонове, Д. И. Иловайском, И. Е. Забелине, он подробно рассказывает о разработке варяжского вопроса тремя последними исследователями. Отметив при этом, что «благодаря г. Гедеонову учение славянской школы было поставлено на твердую почву» и что он нанес норманизму «удар, по-видимому, смертельный» (норманизм «в своей ультра-радикальной байеро-шлёцеро-погодинской форме становится в наши дни явлением все более и более редким»).

Вместе с тем историк привел взгляды, как он их всех именует, антинорманистов, видевших в варягах финнов (В.Н.Татищев, И.Н. Болтин), хазар (Г.Эверс), готов (И.С.Фатер), литовцев (Н.И.Костомаров). По его словам, С.М.Соловьев придерживался «среднего мнения», считая варягов не каким-то народом, а «сбродной, разноплеменной» дружиной, «с преобладающим, однако, скандинавским элементом и под предводительством норманских вождей». В целом, как заключал Загоскин, многолетняя борьба норманистов и антинорманистов принесла, даже своими крайностями, «великую услугу» нашей науке, «дав толчок к пересмотру и критике летописей и других, как отечественных, так, в особенности, иноземных источников»[260]. Западноевропейская наука после В. Томсена не могла видеть в антинорманистах профессиональных специалистов. Так, в 1899 г. славист Т. Маретич в популярной книге «Славяне в древности», вышедшей в Загребе, категорично сказал, что между ними, кроме С. А. Гедеонова, «нет ни одного настоящего ученого; все остальные - лишь дилетанты в исторической науке»[261].

В 1908 г. А. А. Шахматов утверждал, что «научное изучение древней русской истории начато великим Шлецером. Им были намечены вопросы, подлежавшие дальнейшей разработке, им были определены способы и приемы исследования. После Шлецера в основание исследования должна была быть положена критическая разработка древнего текста, а этой разработке должно было бы предшествовать восстановление текста по дошедшим до нас данным». В 1909 г. Ф.Тарановский, обратившись к наследию Ф.Г.Штрубе де Пирмонт, отметил, благодаря какому способу он «добыл» «новые» доказательства норманской теории, которыми затем оперировали в науке: «Получается... заколдованный круг: национальность варягов служила предпосылкой заключения о заимствовании постановлений Русской Правды у германских народных законов, а затем «изумительное» сходство с ними Правды служило одним из доказательных средств установления национальности варягов».