Скарлетт - Александра Риплей

— Я поеду с Тобой.

— Колум, здесь едва хватает места для меня; перестань об этом говорить! Подай коляску и только помоги мне сесть в нее. Пожалуйста. Одному Богу известно, как я вылезу из нее.

Скарлетт была не в восторге, увидев кузена Сина выходящим из коттеджа бабушки на шум ее коляски. «Страшный Син» — так звала его Скарлетт про себя, точно так же она всегда думала о своем кузене Стивене в Саванне — «Страшный Стивен».

Они заставляли Скарлетт поеживаться, потому что всегда молча наблюдали, как другие О'Хара разговаривали и смеялись. Ее не интересовали люди, которые не болтали и не смеялись, или люди себе на уме. Когда Син предложил ей руку, чтобы помочь войти в дом, она неуклюже отступила в сторону.

— Не нужно, — сказала она весело, — я прекрасно могу обойтись сама. Син нервировал ее даже больше, чем Стивен. Все неудачники заставляли ее нервничать, а Син был О'Хара, которому не везло. Он был третий сын Патрика. Старший сын умер. Джейми работал в Триме, поэтому, когда Патрик умер в 1861 году, Син унаследовал ферму. Ему было «только» тридцать два в то время, и он думал, что это «только» оправдывает все его неудачи. Он делал все так плохо, что был реальный шанс потерять арендованный участок земли.

Дэниэл, как старший, созвал всех детей Патрика. Хотя ему было шестьдесят семь, он ощущал в себе больше силы, чем Син и его собственный сын Симус, которому тоже было «только» тридцать два. Он работал всю жизнь рядом с братом; теперь, когда Патрик умер, не стоит молча смотреть, как губится дело их жизни. Син должен уйти.

И Син ушел. Но не совсем. Уже двадцать лет он живет с бабушкой, позволяя ей ухаживать за собой. Он отказался выполнять какую-либо работу на ферме Дэниэла. Скарлетт пошла прочь от него так быстро, как могли нести ее босые опухшие ноги.

— Девочка Джералда! — воскликнула бабушка. — Я рада видеть тебя, молодая Кэти-Скарлетт.

Скарлетт верила ей. Она всегда верила бабушке.

— Я принесла тебе табак, старая Кэти-Скарлетт, — с искренней веселостью сказала она.

— Как здорово! Выкуришь трубку со мной?

— Нет, спасибо, бабушка. Я еще не настолько ирландка.

— Жаль. А я такая ирландка, какими Бог сотворил их. Набей мне трубку.

В крошечном коттедже было тихо. Скарлетт положила ноги на табурет и закрыла глаза. Тишина была успокаивающей.

Скарлетт пришла в бешенство, когда услышала крики на улице. Неужели нельзя побыть полчаса в тишине? Она поспешила во двор фермы, готовая наорать на любого, кто шумел.

То, что она увидела, было настолько ужасным, что она забыла свой гнев, боль в спине, агонию в ногах — все, кроме страха. Во дворе фермы Дэниэла стояли солдаты, констебли и офицер на гарцующей лошади с обнаженной саблей в руке. Солдаты устанавливали треножник из стволов деревьев. Скарлетт заковыляла через двор к рыдающей в дверях Кэтлин.

— Вот еще одна, — сказал солдат. — Посмотрите на нее. Эти ирландцы плодятся как кролики. Почему они вместо этого не научатся носить ботинки?

— В постели ботинки не нужны, — сказал другой, — или под кустом.

Англичане засмеялись. Констебли уставились в землю.

— Эй, вы! — громко крикнула Скарлетт. — Вы, на лошади. Что вы и ваши рядовые делаете на этой ферме?

— Это ты мне, девка? — Офицер опустил вниз свой длинный нос.

Она подняла подбородок и уставилась на него своими холодными зелеными глазами.

— Я не девка, сэр, а вы не джентльмен, даже если вы и офицер.

У него открылся рот. Теперь его нос был едва заметен, наверное потому, что у рыб нет носов, а он был похож на выброшенную на берег рыбу. Горячая радость борьбы наполняла ее энергией.

— Но ты не ирландка, — сказал офицер. — Ты та американка?

— Не ваше дело, кто я есть. А вот что вы здесь делаете — мое дело.

Объясните.

Офицер вспомнил, кем он был. Он закрыл рот и выпрямил спину. Скарлетт заметила, что солдаты оцепенели и смотрели сначала на нее, а затем на офицера. Констебли поглядывали, прищурив глаза.

— Я выполняю приказ правительства Ее Величества о выселении людей, проживающих на этой ферме, за неуплату арендной платы. — Он помахал свернутой бумагой.

Сердце Скарлетт подступило к горлу. Она подняла подбородок выше. За спинами солдат она увидела Дэниэла и его сыновей, бежавших с полей с вилами и дубинами, готовых к бою.

— Здесь, очевидно, ошибка, — сказала Скарлетт. — Сколько не уплачено?

Скорее, подумала она, ради Бога скорее, ты, длинноносый дурак. Если кто-нибудь из О'Хара ранит солдата, они будут отправлены в тюрьму или хуже.

Все, казалось, замедляло скорость. Офицер целую вечность вынимал и разворачивал свиток. Дэниэл и Симус, и Патрик, и Тимоти двигались как будто под водой. Скарлетт расстегнула блузку. Ее пальцы — как сосиски, пуговицы — как неудержимые куски жира.

— Тридцать один фунт восемь шиллингов и девять пенсов, — сказал офицер. Скарлетт показалось, что ему потребовалось по часу на каждое слово. Затем она услышала крики с поля, увидела бегущих мужчин О'Хара, на ходу размахивающих кулаками и орудиями. Она неистово рванула бечевку вокруг шеи, затем схватила мешочек с деньгами за его крепко завязанный верх.

Ее пальцы нащупали монеты, сложенные банкноты, и в благодарность она тихо прошептала молитву. Это была зарплата всех рабочих Баллихары, более пятидесяти фунтов. Теперь Скарлетт была холодна и нетороплива, как тающее мороженое.

Она сняла шнурок с шеи через голову и позвякала мешочком.

— Там есть лишние, за ваши труды, грубиян, — сказала она. Ее рука была крепка и точна. Мешочек попал офицеру в лицо. Шиллинги и пенсы посыпались по его мундиру на землю.

— Выясните недоразумение, — сказала Скарлетт, — и заберите этот хлам с собой!

Она повернулась спиной к солдатам.

— Ради Бога, Кэтлин, — прошептала она, — беги в поле останови мужчин, пока они не наделали беды.

Позднее она встретилась лицом к лицу со старым Дэниэлом. Она посерела. Предположим, она не привезла бы табак? Предположим, его не прислали сегодня? Она пристально посмотрела на дядю и завопила:

— Почему ты не сказал, что тебе нужны деньги? Я бы с радостью дала тебе их!

— О'Хара не берут милостыню, — сказал Дэниэл.

— Милостыню? Это не милостыня, когда дает твоя семья, дядя Дэниэл.

Дэниэл посмотрел на нее старыми-старыми глазами.

— То, что не заработано твоими собственными руками, — милостыня, — сказал он. — Мы слышали твою историю, молодая Скарлетт О'Хара. — Когда мой брат Джералд потерял рассудок, почему ты не обратилась к его братьям в Саванне? Они все твоя семья.

У Скарлетт затряслись губы. Он был прав. Она не просила и не принимала помощь ни от кого. Она несла всю тяжесть одна. Ее гордость не допустила бы никакой уступчивости, никакой слабости.