Советский Союз в локальных войнах и конфликтах - Сергей Лавренов

Нередко столкновения между гражданскими политиками и высшими военными происходили непосредственно в процессе принятия кризисного решения. Так, в начале 1965 г. командующий военно-морскими операциями Д. Макдональд присутствовал на совещании в Белом доме, где в ответ на предложения ОКНШ о расширении масштабов бомбардировок во Вьетнаме гражданские политики выступили категорически против, настояв на ограниченных воздушных рейдах. Позже он неоднократно повторял своему помощнику, что подобный выбор в военном отношении был бессмысленным. При этом, по его мнению, после завершения войны ответственность за подобное решение будет так или иначе переложена на военных[646].

В целом влияние военных на принятие кризисных решений характеризуется различной эффективностью. Оно наиболее эффективно, когда военные выступают против применения силы в кризисных ситуациях. Однако такие примеры относительно редки. Нередко военные не выступают открыто против использования военной силы, но оговаривают возможность ее применения таким рядом условий, который ставит это под вопрос.

В некоторых случаях военные выступают за военный способ разрешения кризиса, но не настаивают на нем безусловно. Наиболее низкое влияние на процесс принятия кризисного решения военные оказывают в том случае, когда открыто высказываются за массированное использование военной силы: эти рекомендации признаются чрезмерными или отвергаются полностью[647].

В послевоенный период Объединенный комитет начальников штабов стремился официально отделить политические решения в ходе кризисов от чисто военных решений, не допускавших вмешательства извне. Однако реализовать это в полной мере не удалось. В мемуарах генерала Коллинза, одного из активных участников войны в Корее, часто говорится о постоянных столкновениях, происходивших на совместных совещаниях между представителями Объединенного комитета начальников штабов и сотрудниками государственного департамента в отношении целей США в корейской войне и способов их достижения[648].

Высшие военные, к примеру в США, с пониманием относились к тому, что кризисное решение, в том числе относительно использования военной силы и начала военных действий, является приоритетной сферой гражданских политиков. Однако, по их мнению, после того как решение о применении силы принято, его осуществление становится полностью компетенцией военных профессионалов.

Но в действительности вмешательство гражданских политиков в процесс реализации военного решения продолжается и после его принятия. Это обусловлено в первую очередь тем, что гражданские политики рассматривают применение военной силы в конкретной обстановке лишь как одно, пусть даже и наиболее оптимальное в данный момент, средство для достижения целей, поставленных в ходе кризиса. Подобный подход, к примеру, постоянно проявлялся в ходе многочисленных американо-северовьетнамских военно-политических кризисов. Политиками Вашингтона бомбардировка северовьетнамских установок ПВО или топливного хранилища в окрестностях Ханоя рассматривались не как решение чисто военных задач, а как средство давления на оппонента и принуждения его к уступкам. Так же рассматривались ими и другие военные меры: наращивание военной группировки в конкретных районах, осуществление военных рейдов и т.д.

Данный подход в целом оправдан: в ходе военно-политических кризисов силовые способы решения спорной проблемы носят вспомогательный, дозированный характер и должны находиться под безусловным политическим контролем. В противном случае они могут привести к стремительной стихийной эскалации, за которой последует полномасштабный вооруженный конфликт, чреватый тяжелыми последствиями.

Заключение

В попытках урегулирования послевоенных кризисов высокую активность проявляла глобальная международная организация (ООН). В той или иной степени она была задействована в урегулировании 213 кризисов (61% от общего числа). Однако самостоятельно ООН инициировала примирительный процесс лишь в 38 случаях (11% от общего числа). Это указывает на устойчивую для ООН тенденцию быть в основном реагирующей стороной: если ни один из участников кризиса не обращается за помощью к этой организации, сама ООН не проявляет склонности к инициативному примирительному процессу. Почти вся инициативная деятельность ООН в послевоенный период пришлась на попытки урегулирования кризисных ситуаций, развивавшихся на субрегиональном уровне, что свидетельствует о недостаточности миротворческого потенциала этой организации, особенно если в кризис были вовлечены сверхдержавы или – в отдельных случаях – ведущие державы.

Из органов ООН наибольшую примирительную активность, как это и предусматривается Уставом организации, продемонстрировал Совет Безопасности, а затем по нисходящей – Генеральный секретарь и Генеральная Ассамблея. Во многом это объясняется тем, что такой орган, как Генеральная Ассамблея, мало приспособлен для эффективной миротворческой деятельности и может выступать скорее как средство выражения настроений и установок правительств тех или иных стран.

Миротворческая деятельность ООН характеризовалась определенным региональным оттенком. Совет Безопасности проявил активность в урегулировании 44% кризисов в Азии, 47% – в Латинской Америке, 69% кризисных ситуаций в Европе и 66% кризисов в Африке.

Одновременно с ООН активную роль в попытках урегулирования кризисов послевоенного периода играли региональные организации, которые в той или иной степени были задействованы в урегулировании всех кризисных ситуаций. Объектом их преимущественной активности являлись региональные и субрегиональные кризисы.

Лига арабских государств принимала участие в урегулировании 28% кризисов, Организация американских государств – 15%, Организация африканского единства – 23%. Относительно редко в попытках урегулирования кризисов участвовали СБСЕ (ОБСЕ), НАТО, ОВД, СЕАТО и др.

Основными формами деятельности региональных организаций в процессе урегулирования военно-политических кризисов были: обсуждение без принятия резолюции (16,5%), расследование фактов (5,2%), осуждение инициатора кризиса (13,4%), призыв к коллективному действию (14,4%), посреднические услуги (17,5%), арбитраж (1,0%), введение санкций (3,1%), направление наблюдательной группы (1,0%), создание чрезвычайных вооруженных сил (3,1%), комбинированная деятельность (13,4%), неконкретная деятельность (11,3%). Таким образом, региональные организации редко прибегали к таким решительным видам примирительной деятельности, как введение санкций и создание чрезвычайных вооруженных сил.

Однако их деятельность оказала значительное влияние на урегулирование около 40% кризисных ситуаций в послевоенный период. Исторический опыт показал, что региональные организации проявляли большую по сравнению с глобальной организацией (ООН) инициативу в попытках урегулирования кризисов.

В ходе вызревания и развития военно-политических кризисов послевоенного периода со стороны военно-политического руководства государств-участников допускалось значительное число ошибок и просчетов, что приводило к эскалации, а нередко и к перерастанию кризиса в вооруженный конфликт. Их анализ позволил извлечь ряд уроков.

Урок первый. Значительное число военно-политических кризисов возникло в результате неправильной оценки соотношения собственных сил и сил оппонента (прежде всего военных).

Так, определяющей характеристикой кризисов «балансирования на грани войны» являлось предположение инициатора о том, что оппонент скорее уступит, чем рискнет доводить кризисную ситуацию до стадии вооруженного конфликта. Однако и в случае перерастания кризиса в вооруженный конфликт инициаторы кризиса были уверены в своей победе или по крайней мере в том, что ведение конфликта не потребует значительных затрат и не вызовет больших потерь.

Урок второй. Важную роль в развязывании значительной части кризисных ситуаций играло существование серьезных внутри – и внешнеполитических проблем, преодолеть которые предполагалось через инициирование межгосударственной кризисной ситуации.

Возникновению подобных кризисов в отдельных случаях могло способствовать стремление узкой политической группы или фракции внутри политической элиты государства-инициатора кризиса реализовать таким образом свои частные политические интересы.

Внутриполитическое соперничество оказывало влияние на возникновение кризиса, как правило, двумя путями. Бюрократическая группа или политическая коалиция могла инициировать конфронтацию с другим государством из предположения, что это усилит ее внутриполитическое влияние и одновременно подорвет позиции основных внутриполитических оппонентов. Политическая борьба за усиление влияния могла также спровоцировать кризис с другим государством не преднамеренно, а в качестве побочного эффекта, поскольку в процессе принятия решения отдельные политики, политические коалиции или другие бюрократические единицы руководствовались в своих действиях прежде всего ведомственными целями. Поэтому национально-государственный интерес определялся ими нередко в терминах частных или узковедомственных – в формулировках, нацеленных на увеличение, к примеру, их бюджетного финансирования или усиления влияния на процесс реализации политического курса.