Столетняя война. Том II. Испытание огнем - Джонатан Сампшен

мая 1360 года Эдуард III и его сыновья отплыли в Англию из Онфлёра на флоте, который атаковал Лере. Остальная часть армии прошла маршем через Пикардию, чтобы погрузиться на корабли в Кале[742].

* * *

Новости о договоре достигли Лондона раньше них. Иоанн II получил официальный отчет от графа Танкарвиля и еще один — от королевы Филиппы. Посланник королевы получил за свои труды огромные чаевые в размере 100 ноблей. Иоанн II был вне себя от радости. Условия его плена были сразу же облегчены. Канцелярию в Тауэре освободили, чтобы сделать для него более просторное помещение. Он обедал с королевой, с Генри Пикаром, с графиней Пембрук. Он посетил собор Святого Павла, святилище Трех королей в Бермондси и главные монастырские церкви Лондона. Он катался на лодках по Темзе и осматривал львов в частном зоопарке Эдуарда III. 14 июня 1360 года Иоанн II торжественно ратифицировал договор в Бретиньи на пиру в Тауэре, на котором присутствовали король Англии, принц Уэльский и их придворные, а также большинство французских пленников в Англии. Оба короля, как сообщил агент Иоанна II королю Арагона, договорились, что они и их дети будут братьями друг другу и будут жить в совершенной любви и вечном мире. В последний день июня 1360 года Иоанн II начал свой путь обратно во Францию, медленно двигаясь по Старой кентской дороге до Дувра. 8 июля 1360 года он был доставлен офицерам Эдуарда III в Кале[743].

Главной заботой короля Франции теперь было найти первую часть выкупа. Одним из последних его посланий перед отъездом из Англии было письмо из Кентербери офицерам Счетной палаты, призывающее их удвоить усилия по сбору необходимых 600.000 экю. Другое письмо, повторяющее то же послание в еще более настойчивых выражениях, было отправлено, как только король достиг Кале. На самом деле Счетная палата в течение последних двух месяцев занималась решением этой задачи. О том, чтобы получить официальное согласие на необходимые налоги, не было и речи. Выкуп сеньора был одним из немногих случаев, когда обычай Франции признавал, что налоги могут взиматься по праву. Проблема заключалась не в принципе, а в бесконечных переговорах по поводу начислений и длительных задержках, прежде чем деньги действительно поступали в казну короля. Поэтому в первую очередь было решено сделать крупный принудительный заем. 22 мая 1360 года во все районы Франции были отправлены уполномоченные, чтобы получить деньги от богатых людей и обнесенных стенами городов. Каждый, кто, как считалось, имел деньги, был вызван к ним, чтобы сделать свое предложение. Инструкции гласили, что офицеры не должны принимать отказ. Тем, кто не хотел давать в долг, угрожали остракизмом, а при необходимости и силой. Исключений не должно было быть даже для духовенства. Король сам написал письма во многие крупные города, с личной просьбой ссудить деньги. Но одно дело — настаивать, а другое — собирать деньги. Париж согласился одолжить 100.000 ройалдоров. Руан, который после Парижа был городом более тесно связанным с судьбой короны, чем любой другой французский город, занял 200.000 мутондоров у графа Намюра. Другие города делали то же самое в меньших масштабах. Но многие из наиболее важных мест слишком сильно пострадали от военных действий, чтобы вообще внести какой-либо серьезный вклад. В Сен-Кантене правительственные комиссары собрали менее десятой части от намеченной суммы. Реймс, разоренный расходами на строительство стен и отпор английской армии, за шесть месяцев собрал всего 2.600 экю, несмотря на три личных письма короля, недвусмысленный приказ Счетной палаты и визит одного из маршалов. Провинция Нормандия почти ничего не собрала до конца года[744].

В аббатстве Сен-Бертен в Сент-Омере была создана специальная казна, куда должны были отсылаться все поступления. Но когда Дофин прибыл в Сент-Омер в середине июня 1360 года, сундуки были еще почти пусты[745]. К октябрю 1360 года, когда потребовались деньги, их было собрано только две трети. И даже эта сумма была собрана с огромным трудом. Сохранившиеся документы (далеко не полные) свидетельствуют о том, что около 300.000 экю поступило из Парижа и северных провинций. Остальные средства были получены в свое время от весьма необычной продажи одиннадцатилетней дочери Иоанна II Изабеллы герцогу Милана. Галеаццо Висконти, богатый и амбициозный диктатор Милана и главный гибеллин Северной Италии, стремился устроить ослепительный брак для своего восьмилетнего наследника. Правда, Галеаццо был парвеню и врагом папства, с которым французские короли традиционно поддерживали хорошие отношения, но миланец был готов заплатить высокую цену наличными. Агенты Дофина были отправлены в Милан в течение недели после заключения договора в Бретиньи. Они быстро заключили брачный договор, по которому французы не получали почти ничего, кроме денег. Соглашение было достигнуто к июлю. К августу юная принцесса уже была на пути в Италию. В обмен на Изабеллу и чрезвычайно скромное приданое послы Иоанна II получили от Висконти сумму в 600.000 экю, равную всей первой части выкупа. Из этой суммы 100.000 экю попали в аббатство Сен-Бертен вскоре после подписания соглашения в июле. Хронист-гвельф Маттео Виллани был глубоко потрясен. Здесь, по его словам, произошло окончательное унижение Франции от рук "мелкого королишки Англии"[746].

В течение шести недель после прибытия Иоанна II в Кале ничего не происходило, отчасти потому, что ни заложники, ни 600.000 экю не были готовы, отчасти потому, что Папа хотел, чтобы его легаты, присутствовали при заключительном акте ратификации договора. А они прибыли только в конце августа. Что касается Эдуарда III, то он оставил принца Уэльского улаживать с Иоанном II вопросы, которые остались нерешенными в Бретиньи. В начале сентября 1360 года он перевез свой двор на остров Шеппи у берегов графства Кент, где его ждала флотилия кораблей, чтобы быстро переправить его через Ла-Манш, как только из Кале поступит сигнал, что все готово. Очевидно, он рассматривал оставшиеся переговоры как простую формальность[747].

На деле они оказались неожиданно сложными. Главный вопрос касался точного графика взаимного отказа королей Англии и Франции от претензий. Эдуард III с патологической подозрительностью относился к французам. Он боялся, что Иоанн II может не выполнить условия договора после того, как вернет себе свободу, а Эдуард III откажется от претензий на французский трон. Поэтому он не спешил отказываться от своих претензий до тех пор, пока уступленные территории не будут фактически отданы. Французы, со своей стороны, настаивали на том, что если отказ Эдуарда III от своих притязаний будет отложен, то и их собственный отказ от суверенитета в уступленных провинциях также придется отложить, поскольку условия, согласованные в Бретиньи, требовали, чтобы отказы были сделаны одновременно. Кроме того, их беспокоила деятельность английских, гасконских и наваррских компаний. До