Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Генри Райдер Хаггард

— О Холли, — услышал я насмешливый голос Айши, — ты, как всегда, в сплошной тьме невежества и неверия. Ну что ж, сейчас, как и всегда, я подарю тебе свет.

По звукам я догадался, что откатилась каменная дверь.

Заструился свет, такой ослепительный, что пробивался даже через шлем. Я смутно увидел, как стена напротив разверзлась; мы, все трое, стояли у входа в другую комнату. В ее глубине виднелось что-то похожее на жертвенник из твердого черного камня; на этом жертвеннике лежало что-то продолговатое, похожее по форме на глаз и размером с голову ребенка.

От этого-то глаза и бил нестерпимо яркий свет. Его лучи пронизывали толстую кирпичную стену, построенную воронкой, с такой легкостью, будто это была муслиновая занавеска. Устремляясь вверх, они озаряли металлический слиток, что покоился на массивной раме.

Как сверкали эти лучи! Если бы все граненые брильянты мира сложить в одну груду и поместить под огромное зажигательное стекло, то и тогда они не достигли бы и тысячной доли их яркости. Лучи жгли мне глаза, жгли лицо, руки и ноги, но Айша даже не укрывалась от них. Она прошла в глубь комнаты и, скинув с лица покрывало, принялась рассматривать слиток, лежавший на подвешенной к потолку раме; в этот миг сквозь ее тело, как будто бы оно было из расплавленной стали, отчетливо просвечивали кости.

— Уже готов — и скорее, чем я ожидала, — сказала Айша. Подняла слиток с такой же легкостью, как перышко, подплыла обратно к нам и со смехом спросила:

— Скажи мне, о высокоученый Холли, доводилось ли тебе слышать о лучшем алхимике, чем эта бедная жрица забытой религии? — И она поднесла сверкающий слиток почти вплотную к моей голове.

Я повернулся и побежал, вернее, заковылял, ибо в этом костюме бегать было невозможно, прочь из комнаты, пока не уперся в скалу; там я и стоял, прижав голову к каменной стене: глаза у меня болели так, будто в них вонзили раскаленные докрасна шилья. Айша же потешалась надо мной, пока дверь наконец закрылась, и меня окутала тьма, благословенная, словно дар Небес.

Потом Айша стала помогать Лео снять его лучезащитные доспехи, если их так можно назвать; освободясь от них, он, в свою очередь, помог и мне; в этом мягком мерцании мы стояли, моргая, словно совы на солнечном свету, — и по нашим щекам струились слезы.

— Ты удовлетворен, мой Холли? — спросила она.

— Чем удовлетворен? — сердито отпарировал я, ибо боль в глазах была нестерпимая. — Если всей этой дьявольщиной, то да, удовлетворен.

— И я тоже, — проворчал Лео, который все это время тихо ругался в своем углу.

Но Айша только смеялась, о, как она смеялась: казалось, сама богиня веселья сошла на землю; она смеялась до тех пор, пока и у нее на глазах не выступили слезы.

— Какая неблагодарность! — воскликнула она. — Ты, Лео, просил показать тебе сотворенное мною чудо, тебе, Холли, я велела остаться, но ты все же увязался за мной, — и теперь вы оба грубите и злитесь и даже плачете, как обжегшие пальцы дети. Вот возьмите. — Она сняла с полки какую-то мазь. — Натрите себе глаза, и жжение сразу же пройдет.

Так мы и сделали, жжение в самом деле прошло, но еще много часов мои глаза были налиты кровью.

— И где же это чудо? — спросил я. — Если ты говоришь о нестерпимо жгучем пламени…

— Я говорю о том, что рождается в пламени, как ты по своему невежеству называешь могучую энергию. Смотри! — И она показала на принесенный ею слиток; он лежал на полу, все еще слабо мерцая. — Нет, он уже остыл. Неужели ты думаешь, я взяла бы его, если бы был риск обжечь пальцы, изуродовать себе руку? Потрогай же его, Холли.

Но я не хотел; сама Айша, я знал, не страшится пылающего огня, но я человек непривычный; к тому же я опасался жестокой шутки, которую она могла сыграть со мной. Однако слиток я рассматривал долго и серьезно.

— И что это, Холли?

— Золото, — сказал я и тут же поправился: — Медь. — Излучать такое тусклое красноватое сияние вполне мог и тот и другой металл.

— Нет, нет, — возразила она, — это золото, чистейшее золото.

— Руда здесь, должно быть, очень богатая, — недоверчиво сказал Лео, так как я упорно молчал.

— Да, мой Лео, железная руда здесь очень богатая.

— Железная руда? — Он взглянул на нее.

— Конечно, — ответила она. — Разве есть рудники, где золото добывается в таких слитках? С помощью своего знания алхимии я превратила железную руду в золото, оно скоро нам понадобится, мой любимый.

Лео изумленно глазел на слиток, а я стонал, так и не поверив, что это золото, а тем более что оно выплавлено из железной руды. Айша прочитала мои мысли, ее настроение, с характерной для нее внезапностью, сразу же переменилось: она вспылила.

— Клянусь самой Природой! — вскричала она. — Не будь ты моим другом, Холли, о глупец, обласканный мной, — я бы подвергла воздействию этих тайных лучей твою руку, так чтобы она, вплоть до самых костей, стала золотой. Но что гневаться на слепца, к тому же еще и глухого? И все же сейчас ты убедишься! — Оставив нас, она прошла по коридорам, что-то крикнула трудившимся в лаборатории жрецам и вернулась.

Вскоре появились жрецы; они с трудом тащили на носилках большую глыбу железной руды.

— Ну, — сказала она, — каким знаком мне отметить эту железную руду? Знаком Жизни? Хорошо. — По ее велению жрецы взялись за чеканы и молоты и грубо выбили на поверхности глыбы крест с петлей вверх — crux ansata.

— Этого недостаточно, — сказала она, когда они закончили. — Одолжи мне твой нож, Холли, завтра я возвращу его более ценным.

Я вытащил из ножен свой охотничий нож индийской работы и отдал его Айше.

— Ты помнишь эти отметины? — Она показала на следы клыков и имя мастера на лезвии, хотя рукоятку и сделал индийский мастер, сталь была шеффилдская.

Я кивнул. Она велела жрецам надеть снятые нами лучезащитные костюмы, а нам — выйти в темный коридор и лечь лицом на пол.

Так мы и поступили; через несколько минут она позвала нас. Мы встали и вернулись в комнату: жрецы уже были там; сняв защитные костюмы, они тяжело отдувались и втирали в глаза мазь; ни глыбы железной руды, ни моего ножа не было видно. Затем она приказала им положить на носилки и унести слиток золотистого металла. Они повиновались; мы заметили, что при всем своем крепком сложении оба жреца покряхтывали под его тяжестью.

— Каким образом ты, женщина, — спросил Лео, — могла поднять то, что тяжело для двоих мужчин?

— Та сила, которую ты называешь Огнем, — ответила она, — обладает свойством облегчать, пусть на короткое время, всякий предмет, подвергаемый ее воздействию. Иначе как бы я, хрупкая женщина, могла поднять золотой слиток?