Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тайна этого облака, открывавшего проход в другие измерения и самые укромные уголки вселенной, известна была одному лишь Маал-Двебу. На этом мысе он соорудил серебряный подъемный мост и, перекидывая его на облако, мог попасть в любое место на Циккарфе или даже пересечь безвоздушное пространство между планетами.
Произведя кое-какие крайне замысловатые расчеты, он переместил легкий мостик так, чтобы другой конец опустился в то самое место на Вотальпе, которое планировалось посетить. Затем, убедившись, что расчеты и настройки безупречны, чародей прошествовал по серебряному мосту в сумрачный хаос облака. Погружаясь в непроницаемый серый мрак, он почувствовал, как все его тело словно растягивается над необъятной бездной, а руки и ноги изгибаются под немыслимыми углами. Любой неверный шаг мог забросить Маал-Двеба в такие закоулки вселенной, откуда его не смогло бы вернуть даже самое изощренное колдовство, но он частенько бродил этими тайными тропами и не потерял равновесия. Переход, казалось, занял целое столетие, но наконец колдун вынырнул из облака и спустился с мостика.
Глазам его предстало зрелище, которое и привлекло его внимание к Вотальпу. Перед ним во всем неописуемом разнообразии растительности раскинулась субтропическая долина, ровная и открытая на переднем плане, но постепенно уходившая вверх и ощерившаяся вдали, у скал и ущелий мрачных гор, зубами из кроваво-красного камня. Рассвет еще только занимался, но янтарное солнце, медленно высвобождаясь из плена карминового светила, уже понемногу заливало ночную долину странным медно-рыжим светом. Изумрудное солнце все еще скрывалось за горизонтом.
Выход из межпланетного тоннеля пришелся на поросший мхом бугор, за которым теперь клубилось бесцветное облако, точно такое же, как у потайного мыса на Циккарфе. Маал-Двеб ступил на холмик, нимало не заботясь о мосте. До возвращения странствующего волшебника мост пребудет там, где его оставили. Если же за время отсутствия Маал-Двеба какое-нибудь создание с Вотальпа дерзнет пересечь бездну и вторгнуться в его горную цитадель, наглеца будет ждать ужасная гибель в западнях и закоулках лабиринта или от рук верных железных слуг во дворце.
Спустившись с холма в долину, волшебник услышал жуткое заунывное пение, словно сирены оплакивали какое-то непоправимое горе. Пела группа необычных существ, наполовину женщин, наполовину цветов, росших в низине у сонной пурпурной реки. Маал-Двеб насчитал несколько десятков этих прелестных чудовищ, чьи жемчужно-розовые женственные тела распростерлись на алых бархатных ложах трепещущих лепестков, к которым они крепились. Лепестки эти держались на толстых, напоминающих матрасы, листьях и массивных коротких стеблях с цепкими корнями. Цветы росли неровными кругами, густо теснясь в центре и зияя прорехами в своих рядах по краям.
Маал-Двеб приблизился к женщинам-цветам с некоторой опаской, поскольку знал, что они вампирши. Руки их плавно переходили в щупальца, длинные и бледные, как слоновая кость, стремительнее и гибче змеи в броске; этими щупальцами они обыкновенно опутывали опрометчивых путников, привлеченных их колдовским пением. Конечно, хорошо зная неумолимые законы природы, Маал-Двеб в своей мудрости не порицал такой вампиризм, но при этом отнюдь не жаждал оказаться его жертвой.
Он обогнул эту диковинную клумбу, держась от нее на почтительном расстоянии, скрытый от взглядов женщин-цветов огромными валунами, на которых пышно разрослись высокие желтые и красные лишайники. Вскоре он приблизился к разбросанному в беспорядке внешнему ряду цветов, расположенному чуть выше по течению реки от того холма, где он сошел с моста. И тут глазам его предстала картина, подтверждавшая то, что он увидел в искусственном мирке своего планетария: дерн был разворочен в том месте, где пять цветков, росших поодаль от других, были с корнем выдраны из земли и куда-то унесены. В своем видении колдун стал свидетелем похищения пятого цветка и сейчас понял, что подруги оплакивают ее.
Внезапно, точно женщины-цветы разом забыли свое горе, причитания их переросли в громкое, мелодичное и сладострастное пение Лорелеи. Так волшебнику стало ясно, что его присутствие раскрыто. Хотя и привычный к разного рода колдовским чарам, он обнаружил, что вовсе не остался равнодушен к манящему хору опасных голосов. Вопреки собственным намерениям, словно забыв об опасности, он выглянул из-за поросших лишайником спасительных валунов. Коварно и незаметно песня зажгла в его крови огонь странного возбуждения и ударила в голову, точно хмельное вино. Шаг за шагом, постепенно теряя осторожность, чему он сам впоследствии не мог дать внятного объяснения, колдун приблизился к сладкоголосым цветам.
Теперь, остановившись на некотором расстоянии, которое он в своем колдовском опьянении счел безопасным, Маал-Двеб отчетливо различал получеловеческие черты вампирш, склонявшихся к нему в причудливых зазывных позах. Эти экзотические раскосые глаза, похожие на смертоносные продолговатые опалы чистейшей воды, змеящиеся локоны бронзово-зеленых волос, губительный яркий кармин губ, плотоядно шевелившихся даже во время пения, внезапно пробудили в нем ощущение угрозы. Слишком поздно он попытался воспротивиться искусно наведенным чарам. Распрямившись движением мгновенным, как солнечный луч, длинное бледное щупальце одной из чаровниц обвилось вокруг него, и колдун, несмотря на тщетные попытки отбиваться, в мгновение ока очутился на ее ложе.
Сестры ее немедленно прекратили пение и разразились ликующими вскриками, шипящими и пронзительными. Те, что располагались по соседству от поимщицы, в предвкушении залопотали, надеясь, видимо, что та поделится с ними добычей.
Маал-Двеб, однако, смог теперь пустить в ход свои колдовские способности. Не выказывая ни страха, ни беспокойства, он пристально разглядывал прелестное чудовище, которое затянуло его на край своего бархатного ложа и теперь ласкало плотоядным взглядом.
Применив элементарные основы ясновидения, он получил кое-какие сведения относительно пленившего его создания. Узнав ее истинное, тайное имя, которым назывались и ее сестры, он произнес его вслух твердым, но нежным тоном и, таким образом при помощи первичных законов магии получив власть над своей захватчицей и над всем ее племенем, в мгновение ока освободился от пут. Женщина-цветок, в чьих странных глазах промелькнули страх и изумление, отшатнулась от него, точно испуганная ламия, но Маал-Двеб принялся успокаивать и утешать ее на полубессвязном языке этого племени. Вскоре он завоевал расположение всех остальных сестер. Эти простые и наивные существа мгновенно позабыли свои кровожадные намерения и свое изумленное замешательство и, казалось, приняли чародея так же, как принимали три солнца и погодные условия планеты Вотальп.
Разговорившись с ними, волшебник убедился в правильности сведений, которые получил, разглядывая крошечный шарик в своем планетарии. Поскольку по природе своей женщины-цветы были ближе скорее к растениям и животным, нежели к людям, их мысли и эмоции
