Северная война и шведское нашествие на Россию - Е Тарле

Уже ранней весной 1709 г. в Пруссии и в Польше шли слухи о благоприятном для России обороте дел на украинском театре военных действий. Осмелел и стал при случае обнаруживать активность литовский гетман Синявский, имевший удачное столкновение с отрядом Крассова и Лещинского. Стали приезжать иноземцы, особенно прусские офицеры, просившиеся на русскую службу. Это являлось тогда симптомом крайне показательным{47}.

Что Полтава непоправимо разрушила шведское великодержавие, этот вывод некоторые иностранцы, отдававшие себе отчет в случившемся, сделали буквально на другой день после катастрофы Карла XII. " Не только Украина, но вся Европа оказалась избавленной от угрозы шведской державы, которая своим честолюбием сделала себя страшной для всей Европы", - читаем во французской реляции иностранца - участника боя{48}.

Тотчас по получении сведений о Переволочной в Гаагу к русскому уполномоченному А. А. Матвееву был командирован экстренный курьер с полным, довольно подробным описанием событий. Матвеев организовал ряд пышных торжеств в Гааге по случаю великой победы. Празднества длились три дня подряд. На этих обедах и ужинах присутствовали все члены верховного правительства голландских генеральных штатов. Все эти дни русский представитель распорядился угощать народ. вином и раздавать ему хлеб. Не прекращались целыми ночами роскошные фейерверки. Шведское правительство официально-протестовало против сцены попирания ногой шведских знамен на аллегорических представлениях на гаагской площади{49}.

Пришли в Голландию раньше, чем куда-либо, и русские, и голландские сообщения.

Проживал в Москве с 1698 по 1711 г. фон дер Хэльст, голландский резидент. 9 июля 1709 г., т. е. в первые же дни после получения в Москве известий о Полтаве, он послал амстердамскому городскому совету и бургомистрам донесение о происшедшем событии. Любопытно начало: "В минувшем мае шведский король решил захватить врасплох Полтаву, выдающийся город в стране Черкасов. Он полагался при этом на те секретные связи, которыми бывший гетман Мазепа будто бы располагал в этом городе. Однако намерение короля вовремя было обнаружено генералитетом русской армии, русские успели ввести в город четыре лучших своих пехотных полка и, таким образом, удержали город в повиновении. Шведский король понимал, насколько ему все-таки важно овладеть этим городом, и поэтому он приступил к осаде. Но так как при отсутствии тяжелых орудий осада была недостаточно успешна, то ему поневоле пришлось превратить ее в блокаду. Тем временем подошла с противоположной стороны города русская армия, снабдила город провиантом и другими необходимыми предметами, а затем перешла через реку Ворсклу, протекавшую здесь, в намерении вступить со шведами в бой". Резидент, говоря вкратце о битве, отмечает, что солдаты русские были так воодушевлены, что, "сбрасывая с себя кафтаны, просили, чтобы их скорее вели в бой". Цифровые показания у Хэльста почти всюду сходятся с официальными{50}.

В Голландии известие о Полтаве было принято с большим удовлетворением: голландцы жаловались на постоянные захваты их торговых судов шведами. Вообще затянувшаяся русско-шведская война очень мешала их торговле с Россией. "Что обратилося здесь в торжественных и радостных знаках за честь преславной и от родов нашего народа неслыханной виктории, одержанной при Полтаве над шведами, с особливостми о всем подробно донесет вашему превосходительству вручитель сего..."{51} , - писал 1 октября 1709 г. Матвеев Шафирову из Гааги. Голландские настроения очень интересовали русскую дипломатию: ведь Голландия была великой морской державой, как военной, так и торговой.

Постепенно доходила правда о Полтаве и до шведской столицы.

В рукописях Ленинградской публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина есть документ, который дает понятие о том, как в Стокгольме представляли себе полтавскую катастрофу. Это - письмо Лефорта (племянника друга молодости Петра I, Франца Лефорта) к своему отцу в Женеву, писанное из Стокгольма 30 октября 1709 г. Молодой Лефорт, взятый в плен задолго до нашествия Карла XII на Россию, содержался в Швеции вместе с другими 60 пленными русскими офицерами, но, очевидно, нашел способ послать письмо в Женеву с верной оказией помимо шведской почтовой цензуры. "Из всей шведской армии, которая выступила из Саксонии в числе 50 тысяч человек, еще ни один не возвратился, кроме отпущенных на слово... Пленных шведов в Москве 19 тысяч человек, как солдат, так и офицеров. Из этого числа - офицеров считают 2 тысячи человек. Победа настолько полная, что всего несколько человек спаслось вместе с королем, который принужден был искать убежища во владениях султана"{52}.

Письмо Лефорта - одно из убедительных доказательств, что, несмотря на сознательную ложь и замалчивания как со стороны короля Карла, так и со стороны стокгольмских властей, достоверные сведения о том, что случилось под Полтавой и под Переволочной, все-таки в первые же месяцы после событий проникали разными путями в шведскую столицу. Проникали и русские сообщения, но шведы с этим боролись.

Ставленник Карла XII король Станислав Лещинский поспешил бежать из Польши - и на польском престоле был восстановлен сомнительный, но нужный союзник Август.

Спустя всего четыре месяца после Полтавы в Северной и Центральной Европе произошел полный переворот в области международных отношений.

В Мариенвердене в октябре 1709 г. Петр пожал первые дипломатические плоды Полтавской победы: был заключен формальный союз между Россией, Данией, польским королем и саксонским курфюрстом Августом и Пруссией с прямой целью продолжать войну против Швеции. Одновременно Петр решил послать в Англию в качестве посла "инкогнито" Бориса Куракина.

В сущности главной целью этой командировки было успокоить явно ощущавшиеся к России ревность, зависть и опасения англичан по поводу Полтавы и быстрых успехов русского кораблестроения: "Будет станет меж аглинскими министры то отзыватца, что им царского величества сила морская, которой впредь чают, имеет быть подозрительна, - и ему (Куракину. - Е. Т.) то трудится им выговаривать и показывать, что царское величество не намерен на Балтийском море силного воинского флоту держать, кроме того, что для своей опасности" (т. е. безопасности. - Е. Т.).

Так гласит шестой пункт инструкции Куракину, отправлявшемуся в Англию. И не только об этом должен "трудиться" Борис Иванович,- ему поручалось (пунктом седьмым) успокоить не только британское правительство, но и купечество: "Також, буде станут англичаня сумневатца о том, что царское величество, по получении на Балтийском море портов, учинит им помешателство в их купечествах (sic. - Е. Т.), и ему (Куракину. - Е. Т.) потому ж в таком случае трудиться то им выговаривать"{53} , и уверять, что торговля с англичанами будет продолжаться без помехи.