Романовы. Пленники судьбы - Александр Николаевич Боханов

class="p1">Около полуночи необычайно возбужденная Мария Федоровна ворвалась в кабинет мужа «как фурия!». Царь в таком волнении жену давно не видел. Состоялось горячее объяснение, из которого выяснилось, что к Императору за этим действительно обращались, но он не придал истории особого значения и «забыл» рассказать Минни. Царица возмущалась, все время повторяя, что это касается ее лично, так как «у нее тоже есть сыновья».

Ночь прошла без сна. Весь следующий день Мария Федоровна переживала известие, передумывала сложившую ситуацию. Беспокоилась, конечно, не за судьбу Николаши (Бог ему судья!), а за будущее своих детей. Какой пример они получат? Как станут они относиться к своему долгу и закону, если увидят, что во имя страсти можно переступить через происхождение, пренебречь положением и делать непозволительное?

Александр успокаивал как мог, но волнение жены передалось ему, и он пообещал завтра же покончить со всей этой историей. Слово сдержал. Брак был безоговорочно запрещен. По Петербургу потом ходил анекдот, очень похожий на правду, что якобы Александр III, узнав о намерении своего кузена, в сердцах воскликнул: «Я в родстве со всеми Дворами Европы, а вот с Гостиным Двором в родстве еще не был!» Тема была исчерпана.

Великий князь Николай продолжал холостятствовать, пока на его жизненном пути не встретилась «жертва герцога», «несчастная герцогиня» Лейхтенбергская.

История их «незаконных отношений» тянулась долго. Николай Николаевич был без ума от своего «Ангела». Стана окружила великоростного обожателя вниманием и заботой, она подарила ему «тепло своего сердца». Она читала ему Флобера, пела французские романсы, играла по вечерам на гитаре. Николаша всегда был в восторге и порой умилялся до слез…

Подарки великого князя были более ощутимого свойства. В 1902 году он купил в Крыму, недалеко от усадьбы брата Петра, участок земли и построил беломраморную виллу в неогреческом стиле, которая получила название «Чаир».

Вокруг был разбит замечательный парк, главной достопримечательностью которого стала уникальная коллекция роз, привезенных из Греции и Италии. (Популярное некогда танго «В парке Чаир распускаются розы» как раз и было навеяно красотой великокняжеской розовой коллекции.) Все это великолепие и было подарено «любимому Ангелу», хотя брачные узы их еще не связывали.

«Я так давно Тебе не писал, мой Ангел, и я так давно привык с Тобою говорить по-французски, что мне как-то неудобно писать по-русски… Вспоминаю о Тебе каждую минуту». Местоимения, относившиеся к Анастасии, всегда писал с заглавной буквы, как имена Царей и Бога. Очевидно, своего «Ангела» он видел где-то рядом с ними…

Николаша и Стана мечтали соединить свои жизни «до гроба». Но на пути к земному блаженству стояла серьезная преграда: узы Анастасии с герцогом Лейхтенбергским. Церковный брак расторгать было нельзя, за исключением чрезвычайных обстоятельств. В таком случае требовалось согласие церковных иерархов и самого Царя, который в России являлся высшим земным покровителем церкви.

Анастасия и Милица времени зря не теряли. Пользуясь расположением Царицы, сестры неустанно повествовали ей о печальной участи Станы, которая не раз в присутствии Императрицы заливалась слезами. Александра Федоровна сердечно относилась к этому несчастью, но сразу же замолкала, как только герцогиня и ее сестра начинали намекать на неизбежность развода. В таких вопросах, как считала Царица, личным чувствам волю давать нельзя. Она надеялась, что Ники повлияет на Лейхтенбергского и тот вернется в лоно семьи. У них же дети!

Подобная перспектива совершенно не устраивала Анастасию. Герцога она ненавидела; ненавидела и за пренебрежение к ней, и за его антипатию по отношению к отцу и Черногории. Чувства черногорской патриотки требовали отмщения. Она создала ему репутацию в свете гуляки и развратника, а теперь же должна его окончательно морально уничтожить.

Ее месть оказалась достойной «орлиного происхождения»: всем и каждому Анастасия начала рассказывать, что муж Георгий – «неспособный мужчина» и не «может исполнять супружеские обязанности». Правда, совсем недавно она утверждала прямо противоположное: муж проводит дни и ночи в вертепах и шагу ступить не может без общества кокоток. Если он давно «неспособный», то почему же его тянуло к ним? Но женская ненависть не знала логики.

Анастасия и Милица (она тоже не скупилась на уничижительные характеристики родственника) знали, что делали. Мужская «неспособность» была тем редчайшим исключением, когда церковь могла позволить разойтись супругам. Герцог, узнав о намерении супруги в Париже, был вне себя от радости. Единственным его желанием было больше никогда не видеть постылую Анастасию, и он дал согласие на развод тотчас.

Однако проблема церковного освящения брака встала во весь рост. Развод в среде Императорской Фамилии – событие экстраординарное. Герцог Лейхтенбергский – внук Императора Николая I.

Когда о намерении стало известно другим членам Династии, то они были озадачены и возмущены. Великий князь Константин Константинович записал в дневнике 6 ноября 1906 года: «Узнал с ужасом от жены, которая была на Гусарском празднике, что Стана Лейхтенбергская разводится с Юрием и выходит замуж за Николашу!!! Разрешение этого брака не может не представиться поблажкой, вызванной близостью Николаши к Государю, а Станы к молодой Государыне… Развод в Семье в это смутное время является обстоятельством, весьма нежелательным и прискорбным».

Стенания Станы и просьбы Николая Николаевича сделали свое дело: сердце Царя дрогнуло. Решил помочь «несчастной», тем более что со стороны Лейхтенбергского препятствия не встречалось. Николай II поднял вопрос перед церковными иерархами, и он был положительно разрешен.

Императрице Марии Федоровне Монарх сообщал 22 марта 1907 года: «Недавно у меня был митрополит Антоний по некоторым делам. Между прочим, я его спросил, что он думает по вопросу о женитьбе Николаши на Стане? Он мне сказал, что он переговорит с другими членами Синода и затем сообщит мне их общее мнение. Через неделю он приехал с ответом, что так как такие браки постоянно разрешаются Синодом в разных епархиях, то они ничего не имеют против этой свадьбы, лишь бы она состоялась в скромной обстановке и вдали от Петербурга.

Признаюсь, такой ответ меня очень образовал, и я сообщил его Николаше вместе с моим согласием. Этим разрешается трудное и неопределенное положение Николаши и особенно Станы. Он стал неузнаваем с тех пор, и служба сделалась для него легкой».

Условия были с радостью приняты, тем более что «молодые» и не собирались особо афишировать. Невесте сорок лет, а жениху пятьдесят. На церемонии должны были присутствовать лишь некоторые, особо близкие. Приглашения рассылал лично Николай Николаевич.

Своему кузену Николаю Михайловичу написал 13 апреля 1907 года: «Милый Николай! Пишу тебе эти строки, чтобы сообщить, что вопрос о моей свадьбе рассматривался в Святейшем синоде и решен в утвердительном смысле. На основании этого Государь Император