Астрология и мифология - Семира Щепановская

очень склонны верить в магию. И тогда, не сумев сделать бессмертным человеческого сына, Деметра удалилась в построенный для неё храм и обратилась к Зевсу с мольбою вернуть дочь. Зевс, испугавшись, что Деметра в горе никогда не возвратит земле плодородие, приказал Аиду отпускать супругу к матери. Но чтобы Персефона не забыла вернуться обратно, Плутон даёт ей съесть гранатовое зёрнышко — символ плодородия и огня недр.

В календарное время Девы: после жатвы, в течение девяти дней сентября, проходили праздники-мистерии горя Деметры, призывавшие людей участвовать в таинстве умирания и возрождения природы. Деметра — "гневная и мстящая" — должна была омыться в реке, чтобы снова стать благостной и принести земле плодородие. Странствие Деметры символизировало связь между мёртвым и живым миром, а обряд очищения был призван возвратить её к жизни. Драматизм Элевсинских мистерий (названных по имени того места, где, по преданию, Деметра скорбела о дочери), не покажется лишним, если иметь в виду, что астероид Церера в гороскопах событий может указывать не только на символическую, но и на реальную смерть. Есть астероиды Persephone и Proserpina, которые символизируют вэаимопереходы жизненного процесса и те жертвы, на которые идёт человек, исполняя свой долг по отношению к природе. Ритуал Элевсинских мистерий существовал, по-видимому, не менее тысячи лет.

Пару, аналогичную Деметре и Персефоне, мы находим в египетской мифологии: это мать Рененутет и её сын Непери. Рененутет — хранительница урожая, которая появлялась на поле во время жатвы, следя за тщательностью уборки. Её связь с землёй и циклом умирания-возрождения подчёркивает её образ змеи, а благодарили её в последний день жатвы, что типично для богинь земледелия. Её сын Непери ("зерно"), нисходящий в подземный мир, олицетворял собой прорастающее из-под земли семя, была даже формулировка: "Непери живёт после того, как он умер. " Его праздник отмечался в первый день жатвы, когда на поля приходила смерть в образе жнеца. Зато в образе другого египетского бога растительности — Нефертума, который изображался в виде цветка, выросшего из тела богини полей, подчёркивается не смерть, а жизнь; его символ — лотос, символ рождения.

У шумеров богиня процветания Инанна, символизирующая изобилие природы, добровольно нисходит в подземное царство к своей сестре Эрешкигаль. Причину этого миф не объясняет, но она ясна по аналогии с другими богами растительности: прикосновение к подземному плодородию и исполнение порядка круговорота. Стражи Эрешкигаль снимают с Инанны все её украшения, и взор богини смерти убивает богиню плодородия (так холод зимы раздевает украшенную осенью природу и погружает её в сон). Инанну воскрешают посланцы бога земледелия Энки — хранителя живой воды, и ускользая от сил смерти, она завещает вместо себя подземному миру своего мужа — пастуха Думузи (Думу-зид-ана, в позднем семитском произношении Таммуза). Гибель Думузи — божества цветущей степи — соответствует летней засухе.

При этом часть времени вместо Думузи соглашается проводить в царстве мёртвых любящая его сестра Гештинанна: которая прячет брата от подземных демонов и не выдает им его местонахождение даже под пытками, демонстрируя стойкость архетипа Девы. (Выдает Думузи его друг, что иллюстрирует преимущество родовых связей перед социальными в период складывания этой мифологемы — ив рамках архетипических для Девы понятий долга и служения жизненному процессу). Благодаря Гештинанне засуха вновь сменяется цветением. В подземном мире она заведует учётом и исполняет роль писца, подобно египетской Мафдет. Религиозное оплакивание Думузи, как и Элевсинские мистерии, создало литературные шедевры: способные пробудить в любом человеке глубокие чувства, утраченные в формальном и искусственном процессе работы — и подтверждающие экзальтацию в Деве писца-Меркурия, как планеты литературного творчества.

Мифы о Думузи рассказывают также о преимуществе скотовода перед земледельцем: Иннана сначала выбирает в мужья сватающегося к ней земледельца Энкиду, но потом по совету солнечного бога Уту меняет свой выбор. В архетипе Девы искусственный цивилизованный мир обращается к природе, и потому предпочтение того, кто более явно соответствует её процессам — пастуха Думузи — не противоречит общей логике чередования знаков Зодиака. Аграрные боги могут воплощать и единение земледелия со скотоводством. Так, римский аграрный бог Коне, страж зерновых запасов, убиравшихся на зиму в подземные хранилища, покровительствовал и пастухам, и, как у бога подземного мира, его алтарь открывался только дважды в год (21 августа и 15 декабря).

В Японии временное умирание зерна ради будущего роста злаков объяснял образ О-Гецу-химе ("богиня великой пищи"), матери многих аграрных божеств, отвечающих за конкретные земледельческие работы и стадии роста злаков. Когда Месяц Цукиёми отправился к ней за пищей, она достала пищу из своего рта, и оскорблённый Цукиёми рассек мечом её тело, из которого возникли все виды семян, ставшие основой вновь возрожденной растительности и сельскохозяйственной продукции. С умиранием и возрождением связан также бог земли О-Кунинусш ("хозяин большой страны"), убийство и оживление которого соотносят с обрядами посвящения. Чисто сельскохозяйственные боги растительности могут олицетворять нисхождение не только с поверхности земли в подземный мир, но и с Неба на Землю — как японский юноша Нинниги — рисовый колос, спускающийся к людям с небес в праздник урожая.

У славян сезонное умирание и возрождение олицетворяла Морена/Маршина, имя которой, связанное с корнем "смерть", происходит от названия соломенного чучела, которое топили или сжигали, помогая исчезновению старой растительности ради будущего урожая.

Более редкие в мифологеме Девы мужские образы порой имеют черты богов плодородного дождя или подземных сил (Юпитера или Плутона). Они сочетают в себе образ личной силы бога, господствующего в мире, с одновременной его слабостью перед лицом природы, частью которой он является и которой поэтому он вынужден подчиниться. Имена наиболее известных умирающих и воскресающих богов: греческого Адониса, фригийского Аттиса, германского Бальдра — переводятся как "господин или даже "отец ", что не очень вяжется с их скромной ролью жертвы. Образ умирающего и воскресающего бога-мужчины — трансформация прежнего божества-владыки: царь, приносимый в жертву, становится просто жертвой, исполнителем одной из функций в иерархии соподчиненности жизненных механизмов. Эта женская роль превращает его грубую мужскую сигу в магнетическую притягательность и красоту — иневский, пассивный вариант силы, который мы впервые находим у противника громовержца (можно также сказать: мужчина-Дева это Юпитер в роли Плутона, что сближает его с третьим земным знаком Венеры, который доказывает свою личную силу в вечном торжестве плодородия и красоты).

Такую трансформацию образа громовержца и его типичного столкновения со своим подземным противником живописует африканский миф о борьбе бога грома Чанго с владычицей царства мёртвых по имени Ойя, олицетворяющей также ветер, несущий засуху. Божество подземного царства и суховея здесь выступает в женском образе и становится любовницей бога