Фаза ингибиторов - Аластер Престон Рейнольдс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ложь!
– Нет, – спокойно возразила Колакс. – Он на самом деле Мериньяк. Но ты порвал его память в клочья. Слишком спешил, не принял необходимых мер. И все-таки ты можешь отдать ему то, что знаешь.
– Вы хотите просканировать меня?
– Нет, это уже ничего не даст. Но Мериньяку нужно лишь заполнить пробелы. Расскажи ему о том, что помнишь, и этого будет достаточно. Просто говори.
– Почему он не хочет меня наказать?
– Потому что я уже навидался наказаний, – ответил настоящий Мериньяк. – Я всего лишь хочу вспомнить ее. Больше ни о чем не прошу.
– Кого – ее?
– Мою мать. И как она мне пела.
– Еще не слишком поздно, – сказала Колакс. – Ты совершал ошибки, но ничего такого, чего нельзя простить. Травмы войны… Вовсе не обязательно побывать на фронте, чтобы обзавестись ими. Что касается моего коллеги – он ранен, но с ним все будет хорошо. Как и с Мериньяком, если ты ему поможешь. Никто не погиб. Мы займемся твоей реабилитацией. Хочешь верь, хочешь нет, но живые нам гораздо нужнее, чем мертвые. Этот город разрушен, и потребуется множество рук, чтобы его восстановить.
Сняв маску и очки, он повернулся к женщине. Их теперь разделяло совсем небольшое расстояние.
– Ты сказала, никто не погиб?
Колакс приподняла голову:
– Что в этом странного?
– Ты бы так не говорила, если бы уже знала о судьбе Моллой и Гриера. Но вы не успели побывать в том здании. Вы не видели, что я с ними сделал.
– Что ты с ними сделал? – спросил Фаркаш.
– Они хотели, чтобы музыка смолкла, – объяснил он. – Я не мог этого допустить. И я сжег обоих.
– Не убегай! – выкрикнул Мериньяк. – Ты нужен мне! Мне нужна она!
Но он побежал.
Понимал, что в этом нет никакого смысла, но все равно побежал. Волантор следовал за ним неторопливо, как хищная тварь, которая уже впрыснула яд и лишь ждет, когда жертва свалится замертво. Вне всякого сомнения, где-то позади двигались Фаркаш, Колакс и настоящий Мериньяк, руководствуясь светом прожектора.
Он оказался на чем-то вроде обрыва. За движущимся кругом света город проваливался в пустоту. Здания покачивались на ее кромке, как тяжело нагруженные галеоны возле черной воронки водоворота. Пропасть была столь огромна, что невозможно было увидеть другой ее край или хотя бы оценить глубину. Но он прекрасно знал, где находится. Это был край Бездны.
Вернуться он не мог, а любой путь влево или вправо ему бы вскоре перекрыли. Но в пустоту уходила каменная полоска – узкий пешеходный мост с покореженными металлическими перилами высотой по пояс. Свет задержался на ближнем конце моста, будто поощряя к тому, чтобы на него шагнуть.
– Не надо! – выкрикнула Колакс. – Этот мост никуда не ведет!
– Она говорит правду! – с растущим отчаянием в голосе подтвердил Мериньяк. – Я готов все простить… Все еще готов!
Человек, к которому они взывали, ступил на мост. Возможно, тот все же куда-то вел, а может, и нет, но здесь, на краю Бездны, для лже-мериньяка уж точно не было никакого будущего. Все благородные мысли о том, чтобы подвергнуть его реабилитации, наверняка развеются при виде дымящихся груд костей, а потом возникнет желание сжечь и его самого. Лучше уж бежать, и не важно, куда заведет его бегство.
Мост под его ногами казался прочным, но лишь поначалу. Чем дальше он отходил от края, тем сильнее ощущалась качка, и амплитуда колебаний, похоже, росла с каждым ударом подошвы о камень. Он оглянулся, ожидая, что Колакс и остальные – даже несчастный сирота Мериньяк – продолжат погоню. Но они не двигались, наблюдая за ним с относительно безопасного края Бездны. Даже волантор прекратил преследование, зависнув над группой людей.
И вот уже мост болтает так, что бежать невозможно. Пришлось перейти на размашистый шаг, хватаясь за погнутые перила. От качки лже-мериньяка затошнило, и ему ничего не оставалось, как ступать со всей осторожностью, балансируя на каждом шагу. Предательски шатались перила, едва не теряя связь с сооружением, которое они ограждали. Яркий свет фонарей волантора и сжигателей не позволял определить, насколько далеко мост простирается над пустотой.
Вздрогнув, перила отвалились и полетели вниз, оставив лже-мериньяка без опоры. Он упал на колени, задыхаясь, скованный чудовищным страхом высоты.
Из тьмы спустился зеленый ангел и на мгновение завис над ним, представ во всей своей пугающей красе, а затем взмыл и закружил высоко над его головой. Появился второй фантом, за ним третий. Они промчались мимо человека, пролетели по дуге под мостом, потом устремились вверх. Все трое завертелись в головокружительном танце, уже знакомом ему. Они опускались все ниже, сужая круги.
Но выражения, застывшего на их лицах, он прежде не видел.
Фантомы явно были ему не рады.
Он содрогнулся, ощутив повеявший от них холод. Их недовольство росло, сменяясь зеленоглазой яростью.
– Они хотели, чтобы музыка смолкла, – снова умоляюще проговорил лже-мериньяк, на этот раз обращаясь к другим слушателям. – Но я должен был слышать, как ты поешь.
Зеленые ангелы превратились в зеленых фурий мщения и кары. С них сползала кожа, обнажая кости и сухожилия. Он закричал, замахал руками, пытаясь их оттолкнуть, и потерял хрупкое равновесие.
Он сорвался.
Его руки беспомощно молотили воздух. Поднимающийся снизу туман заглушал крик. Три зеленые фурии летели рядом с ним, подобно эскорту.
Наконец они запели. Но это была уже совсем другая песня, из тех, которые ни одна мать не спела бы единственному оставшемуся в живых сыну.
Благодарности
Мои друзья любезно согласились прочитать и прокомментировать эту книгу. Хотелось бы поблагодарить их, в произвольном порядке.
Спасибо вам, Берндт Хэндла, Коцка Уоллес, Тим Кауффман, Фрэнк Перрин, Сэм Миллер, Рой Миллер, Пол Макоули, Луиза Клеба, Боб Пелл, Кейт и Кэррол Шеррод, Малколм Галлоуэй, Улла-Майя Борг. А также спасибо моей жене Жозетт Санчес.
Все допущенные в книге огрехи, разумеется, полностью на моей совести.
Хочу также поблагодарить моих редакторов Джиллиан Редферн, Эбигейл Натан и Брит Хвайд за проницательность и поддержку, а также выразить признательность остальным сотрудникам издательств «Orion» и «Orbit».
И наконец, хотя моя мать Диана не успела увидеть этот роман в законченном виде, я благодарен ей за доброту и поддержку, которыми я пользовался на протяжении всей моей писательской карьеры, начиная с самых первых дней, когда в моем
