Просто Мария - Коллектив авторов

Мария металась, словно раненый зверь, у которого отняли единственного детеныша. Она требовала одного – вернуть ей ребенка, и никакие увещевания Андреса и Лусии не помогали. Вдруг все поплыло у нее перед глазами, и она потеряла сознание. Артуро подхватил ее, прошептав Лорене:

– Ты довольна? Ты успокоилась?

Придя в себя, Мария чувствовала только слабость. И по-прежнему не могла понять, что ей говорили: какое-то путешествие в Египет, еще что-то… Мария посмотрела на Лусию, потом на Андреса.

– Если девочка умерла, то и для меня все кончено, – сказала она ровным, безжизненным голосом. – Мы не будем больше жить вместе, Андрее. Нам не для чего больше жить вместе. У нас нет будущего…

Видя состояние Марии, Артуро попытался уговорить Лорену вернуть им девочку. Он был в отчаянии, он терял Марию, и терял ее навсегда!..

Но Лорена только рассмеялась. Сделанного не вернешь. И не стоит копаться в прошлом. Лорена никогда не оставляет следов. И потом у них опасное прошлое – если оно воскреснет, оно погубит их обоих. Так что к лучшему, что девочки больше нет…

– Это ты хотела ее смерти! – в отчаянии закричал Артуро.

И Мария услышала эти последние слова, неподдельное горе, звучавшее в голосе мужа. Она вышла в соседнюю комнату, где ссорились Андрее с Лусией, и попросила сказать ей правду, всю правду до конца. Но Андрее неожиданно стал защищать Лусию. А Лусия стала снова лгать, теперь Мария уже не сомневалась в этом. Она сказала, что девочка родилась больной, врачи были бессильны ей помочь, ока была обречена, но Марию боялись расстраивать… Мария ей не поверила. Теперь она знала правду: Лусия хотела смерти ее дочери. Но почему? Почему?

Шатаясь от слабости, Мария вернулась к себе.

Артуро, с ненавистью глядя на Лорену, приказал ей идти к Марии и впредь не давать ей повода сомневаться, что Лусия – ее сестра и нежно привязана к ней. Лорена только засмеялась. Она чувствовала свою безнаказанность. Если Артуро вздумает причинить зло ей, Лорене, она погубит его в один миг, и он прекрасно знает об этом! Но к Марии она все-таки пошла. Однако вместо слов утешения, с какими она обычно входила к ней, Лорена – Лусия зашлась от негодования и злости.

– Хватит с меня твоих жалоб и слез! Терпению моему пришел конец! У тебя было все – любовь, дружба, нежность, а ты все жалуешься и жалуешься. Хочешь правду? Хочешь? – Она больно схватила Марию за руку. – Да, я ненавидела эту девчонку, потому что она твоя дочь! Ненавижу и тебя! Ты сломала мне жизнь, и я рада, что девчонка умерла!

– Ты что-то сделала с ней, правда? – дрожащим голосом спрашивала Мария.

– Мне повезло, она родилась больной… а ты, ты – ненормальная, ты все равно не могла бы о ней позаботиться. И до катастрофы у тебя все признаки безумия были налицо, а теперь мы окончательно убедились: голова у тебя не в порядке… Что ты думаешь о сумасшедшем доме, сестричка? А? – С нарочитой заботливостью Лорена заглянула в глаза Марии, и та в ужасе отпрянула. – Но только попробуй пожаловаться на меня Андресу! Только попробуй!..

Марию душили рыдания, и она припала к плечу Дульсе, которая только что вошла и которую едва не сбила с ног в гневе вылетевшая из комнаты сеньора Лусия.

– Она меня ненавидит… она сама сказала, Дульсе! И рада, что моя дочь умерла. Что мне делать… что делать? Мужа я не люблю… Не хочу его поцелуев, близости, ласк… Хочу расстаться с ним.

– Но, сеньора, ваш муж мне кажется таким искренним, таким любящим, он готов ради вас на все… Другое дело… сеньора Лусия, ваша сестра. Может, я ошибаюсь, но мне кажется… она влюблена в вашего мужа… дона Андреса?..

Мать Кармсла обходила свои владения иногда по несколько раз за ночь. Делом ее жизни стал приют для бездомных детей. Сердце се было полно доброты и сострадания к ближним. Особенно она была добра к малышам, лишенным родительского тепла и ласки. Но не осуждала и тех несчастных, что приносили на порог приюта завернутых в тряпье: лишний рот в семье бедняка порою непоправимое горе. Однако сердце ее переполнялось горечью, когда подброшенный ребенок был в дорогих, тонких, с шитьем пеленках и атласном одеяльце… Все говорило о достатке в доме, где появился на свет этот несчастный. Какой же грех надо было взять на душу, каким обладать черствым сердцем, чтобы отторгнуть… от себя это беспомощное существо, бросить безжалостной рукой на холодные ступени, в чужие, неизвестные руки?!

Так всякий раз думала мать Кармела, когда находила ни в чем не повинное создание, жертву несчастной любви, около приюта, брала на руки и несла в приемный покой… Вот и еще одна бедняжка, подброшенная минувшей ночью. Девочка безмятежно спала и даже не проснулась, когда мать Кармела и Мерседес распеленали ее. О, да у нес на шейке серебряный медальон с Лурдской Божьей Матерью…

– Мы его сохраним, – решила мать Кармела, – и отдадим приемным родителям, если кто-то ее возьмет.

– Сколько малюток ждут своей очереди, да ведь не каждая дождется, – грустно добавила Мерседес, помогая Кармеле пеленать ребенка. – Детишек у нас много, и тут рук не достает за ними ухаживать…

– Будем ее любить, как любим всех детей, посланных нам Богом, – перекрестилась мать Кармела, глядя на медальон. – Как мы ее назовем? У нас, знаешь, обычай – называть по дню недели, в который ребенка принесли в приют.

– А для этой малютки давайте сделаем исключение, – попросила Мерседес, – назовем ее, когда будем крестить, Лурдес… в честь Лурдской Божьей Матери на ее медальоне.

Мария хотела знать, что творится у нее в доме. Помочь ей могла только Дульсе. Дульсе ей и сказала, что слышала случайно, как сеньор Андрее кричал на Лусию, а она умоляла не выгонять ее, потому что не сможет без него жить. Теперь Мария понимала, почему Лусия ее ненавидит, но ей не было дела до чувств Лусии. Она только с большим основанием стала опасаться ее, видя в любом ее жесте и намерении подвох и ловушку. Добрая Дульсе советовала ей принять предложение сеньора Андреса и отправиться с ним путешествовать куда-нибудь подальше от дома и сестры. В ответ Мария начинала плакать, она не любит его, ей с ним тяжело, она хочет от него уйти. У Лусии она пыталась добиться, где все-таки ее девочка, но та только усмехалась и советовала успокоиться, а то как бы Марии и в самом деле не попасть в сумасшедший дом!

После разговоров с Лусией Мария плакала еще горше. Дульсе с трудом уговорила ее выпить сладкого чая. Мария отпила глоток, другой и вдруг почувствовала острые боли в желудке.

– Кажется, я умираю, – простонала она, согнувшись пополам и прижимая к животу руки.

Сиделка засуетилась, дала ей болеутоляющее лекарство, и Марии стало полегче. Обе были в недоумении и тревоге: у Марии со вчерашнего вечера и крошки во рту не было, может быть, это от голода?