Схватка с чудовищами - Юрий Карчевский

Вероника и Мишуня молча прошли по «кровавому пути», по «дороге наций». Долго и тоже молча стояли у скульптурной группы восставших заключенных, внимательно читая текст присяги: «Наш лозунг — с корнями уничтожить фашизм! Наша цель — построить новый миролюбивый и свободный мир!»

А это — сохраненная в назидание потомкам часть концлагеря: административный корпус с тяжелыми металлическими воротами, через которые прогоняли узников; мощная стена со сторожевыми вышками и колючей проволокой; крематорий. Теперь здесь музей.

Удивлению, вопросам не было конца.

— Это же гора обуви, человеческих волос, оправ для очков. Зачем они выставлены в этом зале? — спросила Вероня.

— Эти туфельки и бутсы, темные и седые волосы, оправы без стекол принадлежали заключенным, — ответил служитель музея.

— А что за пепел в огромной чаше? — поинтересовался Миша. — Целая куча! И из нее обгорелые косточки выглядывают.

— Это — то, что осталось от самих людей, узников этого концлагеря, представителей множества стран.

— Их что, сжигали, что ли?

— Ты прав, meine Junge, сжигали в печах крематория, специально спроектированных инженерами.

— А что же люди молчали, не сопротивлялись?

— Это делалось эсэсовцами обманным путем. Выводили заключенных целыми блоками за пределы лагеря, будто на работу. На самом деле заводили их в крематорий.

— Сжигали живых людей? Папа, так было? — не верил Мишуня.

— Все это правда, сынок. Но это не должно повториться.

Вероня заметила искусно выполненные изделия — абажур для настольной лампы, декоративные салфетки, перчатки. На них была видна татуировка.

— Из какого же это материала сделано? — спросила она.

— Из человеческой кожи, gutes Madchen, — объяснил гид.

— Неужели так могло быть? — не верилось и ей.

— Я тоже с трудом осознал это.

— Но кому-то же это все принадлежало?

— Эти вещи — «собственность» фрау Кох, супруги гитлеровского гауляйтера в Белоруссии. По ее заказу здешние палачи, обнаружив интересный рисунок на теле, заводили заключенного в специальную лабораторию и там с него сдирали кожу с татуировкой. Из нее там же выделывались эти «шедевры». Зачем? Должно быть, на память. Кто марки собирает, кто — монеты. А эта фашистка — коллекционировала татуировки на человеческом теле.

Вероню замутило от этих страшных слов. Подошла к Елене и больше не отходила от нее. Только повторяла про себя: «Ну и ну. Настоящие живодеры!»

В конце экскурсии посетили крематорий Бухенвальда.

У входа в него лежали цветы, а над ними — мемориальная доска: «На этом месте в 1944 году эсэсовцами был застрелен вождь немецкого пролетариата Эрнст Тельман». Вероня подняла упавший цветок и положила его ближе к доске.

В подвальном помещении без окон тускло горели электролампочки. На стенах выше человеческого роста торчали огромные крюки, с которых свисали веревочные петли в размер головы. Под каждым из крюков стояла аккуратная скамеечка. В углу скучала без дела увесистая суковатая палица.

Стало жутко. Мороз по коже пошел. Экскурсовод объяснил:

— В это помещение заводили узников лагеря одновременно человек шестьдесят. Раздавалась команда эсэсовца: «Каждому занять место! Шнель, шнель!» И далее, одна за другой: «Встать спиной к стене!», «Подняться на скамейку!», «Накинуть на шею петлю!», «Скамейку отбросить!».

— Так же можно удушиться, — наивно произнес Мишуня.

— Это, собственно, и требовалось палачам, малыш. Кто не подчинялся приказу, у того вышибали скамейку из-под ног силой и наносили удар палицей по голове.

Вероня прижалась к отцу.

Встал ближе к нему и Михаил.

— После всего этого эсэсовцы освобождали из петель и отправляли трупы лифтом на второй этаж. Еще не остывшие тела людей, бросали в топку.

Гид пригласил экскурсантов подняться на второй этаж.

— Я не пойду туда. Там людей жгли, — отказался от приглашения Мишуня и остался на лестнице.

— В верхнем помещении стояли четыре металлических топчана. На них прямо из лифта подавались и укладывались тела, зачастую еще не успевшие стать трупами, — пояснил гид. — Уложив, их двигали в жерло печи. Жарким пламенем вспыхивала нефтяная форсунка. Мгновенно возникала температура в две тысячи градусов. Корчилось тело. Несколько минут — и оно превращалось в золу, в пепел, которые шли на удобрение земли под посевы. Его, как и обувь, оправы от очков, вы видели в музее. На место сожженных трупов поступали другие. Конвейер по уничтожению узников работал четко и с достаточной загрузкой круглые сутки.

Первой из помещения выскочила Вероня. Подошла к брату, обняла его и так стояла с ним, пока не подошли родители.

На стоянку к автомашине шли, не глядя друг на друга, переживая увиденное и услышанное. Поблагодарив гида за экскурсию, Елена спросила:

— Здесь так жестоко расправлялись с представителями народов восемнадцати государств, независимо от их национальности, веры и убеждений. Были в их числе и русские. Что же, немцы, жители ближайших селений, не могли предотвратить эти зверства? Хотя бы оповещением об этом человечества?

— Это было исключено, мадам. Немцы даже не знали о происходящем за этими бетонными стенами. Не догадывались об этом и узники, продолжавшие оставаться в концлагере. Это, конечно, черное пятно в нашей истории, оставленное фашизмом, но СС — это еще не немецкий народ. Поймите меня правильно. Я сам был узником Бухенвальда. Нас спасло от расправы восстание заключенных и приход американских войск.

Когда ехали обратно, Мишуня спросил отца:

— Ты встречал живых эсэсовцев?

— Приходилось. В лагере для немецких военнопленных.

— А на войне?

— Во время войны тоже. Краковского, роттенфюрера войск СС, лично знал. То был матерый каратель. Сжигал наши деревни. Расстреливал патриотов. Его пули не миновали даже детей. После бегства гитлеровцев на запад, он возглавил террористическую банду, наводил страх на население.

— Где же он сейчас, этот роттенфюрер СС?

— Военным трибуналом он приговорен к высшей мере наказания.

— Ну и правильно! А такие концлагеря, как Бухенвальд, еще были? — не отступал Мишуня.

— Были. И не один. Освенцим, Маутхаузен, Заксенхаузен, Равенсбрюк, Саласпилс. Убивали антифашистов и в Лидице, Марцаботто, Варшаве и Орадуре, в Минске и Харькове.

Антон Буслаев подумал: «В случае победы гитлеровской Германии в войне вся наша страна была бы превращена в Бухенвальд, покрыта крематориями». Даже передернулся от этой жуткой мысли.

На память Елене пришли слова из песни «Бухенвальдский набат», взывавшие человечество к бдительности. Прижала к себе Вероню и Мишуню, сидевших с ней на заднем сиденье машины.