Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Князь в сей раз был у меня один, без детей, и пробыл только одни сутки, и осмотрев все и по обыкновению своему одобрив, поехал от меня в Богородицк. И достопамятного было только во время сего приезда то, что при случае ловления в пруде по прежнему рыбы, застигла нас в роще престрашная гроза и проливной дождь, от которого насилу мы успели добежать до двора, и убраться в хоромы, а впрочем было все хорошо и ладно.

 По отъезде князя восхотелось мне, со всем своим семейством, съездить в свою деревню. До того езжали мы обыкновенно, на самое короткое время, а в сей раз хотелось мне пробыть там поболее, и несколько дней сряду. Побуждали меня к тому наиболее сады мои; я жалел об них, видя их без себя час от часу сиротеющими, и мне хотелось сколько–нибудь поддержать оные. Чтоб мне не так было скучно, то подговорил я с собою ехать туда и моего лекаря, которой и помог действительно мне проводить все дни тогдашнего пребывания моего в деревне с множайшею приятностию. В сей приезд вздумалось мне внизу под горою бывшую тут небольшую колдобину с водою разрыть и превратить в порядочную четыреугольную сажелку, послужившею потом первым основанием всем моим водяным украшениям в сей подгорной части моего нижнего сада. Самой земляной холм, украшающий так много весь сей низок, о всем нужном с князем, и поехал я обратно в свое место. А не успел возвратиться, как обрадованы мы были опять приездом к нам наших кашинских родных, которые прогостили у нас и в сей раз недели две, и доставили нам сообществом своим много минут приятных.

 По отъезде их все тогдашней зимы остальное время провели мы в обыкновенных своих делах и упражнениях довольно весело. Половодь в сей год случилась под день самой Пасхи, и я встревожен был ею в самое то время, когда стояли мы у завтрени. Прибежали ко мне сказать, что прорывается водою мой новозапруженной пруд, которым я так много любовался. Я ахнул ажно сие услышав, и прогнавши от самой завтрени туда народ, поскакал и сам без памяти к нему ж; но скоро успокоился, увидев, что портился водою только конец самого водовода или отвода, и опасности дальней никакой не было.

 Вскоре после того случилась со мною та неприятность, что занемог и сам я лихорадкою, и довольно жестокою; но по счастию продолжалась она недолго. Но при помощи лекаря и окуривания себя моржовым ремнем, и бородавками с ног лошадиных, благополучно я от нее свободился.

 Все наступившее потом вешнее время провели мы довольно весело. Я занимался отчасти делами по должности, отчасти обыкновенными литературными упражнениями, а отчасти садами и цветниками своими. Первых дел было уже несравненно меньше против прежнего, почему и мог я употреблять множайшее время для своих упражнений, что для меня было и приятнее всего. А нельзя сказать, чтоб и сады тамошние меня слишком занимали. Не было как–то к тому никакого дальнего побуждения. План к будущему строению был хотя ко мне и прислан, и матерналов приготовлено довольно много, но охота к строению сему у князя как–то охладела, и он, заезжая ко мне сию весну на самое короткое время и почти мимоездом, говорил со мною о сем строении таким тоном, что я легко мог усмотреть, что откладывалось оно в дальний ящик, чему признаюсь был и рад несколько; ибо бесчисленные, сопряженные с ним хлопоты меня гораздо устрашали, а потому не находил я никакой побудительной причины прилепляться слишком и к тамошним простым и ничего незначущим садам, равно как предчувствуя, что труд мой в рассуждении их будет совсем тщетной.

 Князь в сей раз был у меня один, без детей, и пробыл только одни сутки, и осмотрев все и по обыкновению своему одобрив, поехал от меня в Богородицк. И достопамятного было только во время сего приезда то, что при случае ловления в пруде по–прежнему рыбы, застигла нас в роще престрашная гроза и проливной дождь, от которого насилу мы успели добежать до двора, и убраться в хоромы, а впрочем было все хорошо и ладно.

 По отъезде князя восхотелось мне, со всем своим семейством, съездить в свою деревню. До того езжали мы обыкновенно на самое короткое время, а в сей раз хотелось мне пробыть там поболее, и несколько дней сряду; Побуждала меня к тому наиболее сады мои; я жалел об них, видя их без себя час от часу сиротеющими, и мне хотелось сколько–нибудь поддержать оные. Чтоб мне не так было скучно, то подговорил я с собою ехать туда и моего лекаря, которой и помог действительно мне проводить все дни тогдашнего пребывания моего в деревне с множайшею приятностию. В сей приезд вздумалось мне внизу под горою бывшую тут небольшую колдобину с водою разрыть и превратить в порядочную четыреугольную сажелку, послужившею потом первым основанием всем моим водяным украшениям в сей подгорной части моего нижнего сада. Самой земляной холм, украшающий так много весь сей низок, с воздвигнутым на нем круглым павильончиком, насыпан был в сей самой раз из земли, вынимаемой тогда из сей маленькой, но после уже гораздо расширенной и в озерко превращенной сажелки. И мы не один раз присутствовали с лекарем при сей работе: он с своею трубкою, а я с книгою в руках, и занимались приятными разговорами. Ему вся моя усадьба и сады чрезвычайно полюбились, и он не мог довольно расхвалить оные.

 Все последующее за сим лето провели мы хорошо и с удовольствием. В половине оного кончился уже и другой год пребывания моего в Киясовке, и мы не видали почти как протекло сие время. Жить нам тут так было хорошо, что чем долее мы тут жили, тем более находили в тамошнем своем пребывании приятностей и удовольствий. Весьма много помогала к тому приязнь и дружество к нам всех тамошних соседей. Все они сделались нам власно как родные и не было никого из них, который бы не любил нас искренно, и чтоб которому и мы тем же не соответствовали; а особливо дом помянутой госпожи генеральши Олицовой был нам отменно благоприятен. Она принимала нас и обходилась с нами как бы с кровными своими родными, и мы были ею очень довольны. Весьма дружны были мы также с домом Кологривова, Николая Ивановича и его семейством; а меньшая дочь господина Беляева, по имени Алена Федоровна, жила почти безвыездно у нас, и сделалась власно как принадлежащею к нашему семейству, так полюбили ее все мои домашние.

 Одно только печальное происшествие, случившееся в течение сего лета, нас несколько огорчило. Лишились мы нашего умного и ученого священника Никиты, помогавшего мне так много провождать время свое с приятностию. Вогнала его в гроб злая чахотка, нажитая им от проклятой и пагубной страсти к вину, к чему он сделал еще смолоду и живучи в Коломне привычку, и от которой не мог никак отстать и во время пребывания своего в Киясовке. Я сколько ни старался его от оной отвратить, но все старания мои были безуспешны, и злая чахотка поразила его и столь сильно и скоропостижно, что не помогали ему никакие лекарства, лекарем нашим к тому употребляемые. А что особливого замечания было достойно, то болезнь сия пристала от него и к жене его, женщине молодой и весьма доброй и прекрасной. И оба они вдруг начали как воск таять, и не можно было без жалости смотреть на них. Ибо в один день, и будучи на ногах, кончили свою жизнь, так что мы их в один день и в одной могиле похоронили. Оба они были столь любления достойны, что мы и поныне не можем вспомнить об них без сожаления.