Зависть - Сандра Браун

— Да, я слушаю.

— Мне показалось, делая это, он испытывал удовольствие. Во всяком случае, в то утро у него было прекрасное настроение!

— Спасибо, Надя! Это для меня очень много значит.

Проведя в городском доме около получаса, Марис успела в аэропорт к самой посадке. В Нэшвилле она сняла номер в отеле при аэропорте и сразу легла, едва успев раздеться. Утром она проглотила вегетарианский завтрак и, взяв машину, отправилась в университет.

И вот теперь, вышагивая по вымощенным кирпичом дорожкам университетского городка и вспоминая вчерашние события, Марис и верила, и не верила, что она действительно здесь. Оглядываясь по сторонам, она испытывала сильнейшее ощущение дежа-вю, что было, в общем-то, совсем не удивительно. Ведь однажды она уже побывала здесь, правда, только мысленно, однако это ничего не меняло. Паркер выдумал только название университета. Что касалось всего остального, то его описания были предельно точны, и Марис с первого взгляда узнавала аллеи, учебные корпуса и общежития.

Она быстро нашла общежитие студенческого землячества, с самого начала отлично зная, где оно находится. Оно было именно таким, каким его описал Паркер. В летние месяцы трехэтажное кирпичное здание с перекошенными ставнями на окнах и великолепными бредфордскими грушами перед входом пустовало, однако Марис без труда могла вообразить кипевшую здесь когда-то жизнь.

От общежития она двинулась по той самой тропе, по которой морозным ноябрьским утром Рурк бежал на консультацию к профессору Хедли. Она не удивилась, когда тропа действительно привела ее к старому учебному корпусу, где когда-то находился кабинет профессора. По-прежнему не спрашивая ни у кого дороги, Марис поднялась по широкой мраморной лестнице на второй этаж и зашагала по длинному коридору. В книге Рурк столкнулся здесь с товарищами, но сейчас коридор был сумеречен и пуст. Лишь одна дверь была приоткрыта, и Марис увидела внутри женщину, которая сосредоточенно работала за компьютером. Марис она не заметила.

Марис шла все дальше, пока не обнаружила кабинет под номером двести семь. Сверкнула в полутьме потускневшая латунная табличка. Наконец-то!..

Дверь была чуть приоткрыта — совсем как в тот день, когда Рурк принес сюда свою дипломную работу, и, когда Марис неуверенно взялась за ручку, сердце у нее стучало так же сильно.

Собравшись с духом, Марис отворила дверь и замерла на пороге.

За столом, спиной к ней, сидел мужчина.

— Профессор Хедли? — несмело окликнула она. Человек обернулся:

— Доброе утро, Марис.

Привалившись плечом к косяку, Марис растерянно хихикнула, а потом рассмеялась с чувством облегчения:

— Майкл!

— Присаживайтесь, Марис.

Поднявшись, профессор снял с единственного в комнате стула стопку книг и положил их прямо на пол, где уже громоздились кипы книг, рукописей, тетрадей, каких-то папок с тесемочками, растрепанных блокнотов. Стул он придвинул Марис, и она села, не сводя взгляда с его лица.

Майкл улыбнулся:

— Я знал, что в конце концов вы догадаетесь. Интересно было бы узнать, на чем я погорел?

— О том, что Рурк — это Паркер, я начала догадываться уже довольно давно, но считала, он взял себя лишь в качестве прообраза героя новой книги. Но вчера Ной произнес фразу, которая была почти точной цитатой из «Зависти». Он сказал про моего отца, что он «умер очень своевременно»…

— То же самое Тодд сказал о смерти своей матери, верно?.. — Майкл кивнул. — Я помню. Благодаря этому событию он смог переехать во Флориду.

— Мне следовало раньше догадаться, что профессор Хедли — это вы.

— Да, это я. — Он вздохнул и улыбнулся. — Хедли — фамилия моей матери. По правде говоря, я рад, что вы не догадались раньше… Описывая меня, Паркер не слишком старался приукрасить мою скромную персону, скорее — наоборот. И если бы вы узнали меня по его описаниям, мне впору было бы подавать на него в суд за публичную диффамацию.

Марис оглядела комнату.

— Во всяком случае, ваш кабинет он описал довольно точно. Скажите, Майкл, какое положение вы занимаете в университете?

— Заслуженный профессор в отставке.

— Это большая честь!

Майкл фыркнул.

— Это пустой титул, который означает только одно — что ты уже слишком стар, чтобы и дальше заниматься тем, чем занимался когда-то. Этот кабинет закреплен за мной пожизненно. За это я каждый семестр читаю курс лекций по Фолкнеру для двухсот молодых скучающих балбесов, которые знать ничего не желают, кроме бейсбола. Я был бы весьма польщен, если бы хотя бы один из них не дремал во время моих лекций, но… — Он пожал плечами. — Если не считать этого, никаких других служебных обязанностей у меня нет.

— Готова спорить, — тихо сказала Марис, — Паркер не спал на ваших лекциях.

— Он был исключением. В своей книге он, кстати, ничуть не преувеличил того восторга, который я питал к Рурку и к его таланту. Скорее наоборот — он его преуменьшил.

— А правда, что вы спасли его от наркотической зависимости?

— Как я уже говорил, Паркер сам себя спас. Он слишком часто прибегал к болеутоляющим средствам, и, зная, какие он испытывает страдания, я не мог винить его за это. Но на каком-то этапе Паркер начал принимать таблетки, чтобы избавиться не от физической, а от душевной боли. И я не смог бы его спасти, если бы он сам не захотел этого. Моя заслуга состоит лишь в том, что я включил у него в голове сигнал тревоги. Но это Паркер прошел через мучительную абстиненцию, а затем сделал все, чтобы привести себя в форму. — Майкл улыбнулся. — Можно сказать — я показал ему, где находится гора, но на вершину вскарабкался он сам.

— И все равно я считаю, что Паркер перед вами в долгу.

— Как и я перед ним. Редко кому из нас, преподавателей изящной словесности, выпадает счастье тесно работать с по-настоящему талантливым писателем.

— Жаль только, что писатель он куда лучший, чем человек.

Майкл долго разглядывал ее, потом потянулся к столу и извлек из кучи бумаг свернутую в трубку рукопись, стянутую широкой желтой резинкой. Взвесив ее на ладони, он протянул рукопись Марис.

Марис развернула рукопись, взглянула на первую страницу, и ее губы скривились в горькой усмешке.

— Это я уже читала!

— Большую часть, — поправил Майкл. — Но не все. Тут есть главы, которых вы не видели. Прочтите их и… не судите его слишком строго.

Он поднялся и шагнул к двери

— Я иду в столовую. Хотите, принесу вам кофе и булочку?..

34

В характере Ноя было не замечать неудач. Даже если с ним случались неприятности, он продолжал держаться и действовать так, словно ничего не произошло.