Лучший из врагов. На первой полосе - Вэл Корбетт

Катя в порыве чувств яростно затрясла головой, помешав работе гримерши. На балконе режиссер поинтересовался у своего помощника: — Думаешь, похмелье? — развернувшись на стуле, он усмехнулся. — Нет, кто угодно, только не она. Вероятно, у нее месячные. — Он отхлебнул кофе. — Давай не будем ее расстраивать. Она может убить любого из нас, а потом, заплакав, заявит в суде, что это случилось из-за ее месячных. И ее оправдают.

Остальные, даже телеоператор-феминистка, рассмеялись над этой шуткой.

Джоанна не вставала с кровати, надеясь, что тошнота скоро пройдет. Она, как ребенок, не могла сосредоточиться ни на прошлом, ни на будущем, и теперь уже даже не помнила, хорошо ли себя чувствовала, когда проснулась.

В отчаянии она шарила по ночному столику в поисках сухого печенья, которое лежало там на всякий случай. Джоанна всегда грызла это печенье, когда чувствовала недомогание, хотя оно и было отвратительным на вкус: Но сейчас она с ужасающей уверенностью осознала, что даже печенье тут не поможет. Джоанна готова была пойти на все, лишь бы избавиться от тошноты, которая мучила ее уже почти сутки.

— Вот тебе и долгожданная беременность, — думала она.

Только крошки в кровати, горечь во рту и непрекращающаяся тошнота являлись пока единственными свидетелями ее беременности.

Если не считать живота, она никогда раньше не была такой худой. Груди, правда, тоже увеличились. «Меня выдает грудь, а не живот», — думала она, рассматривая свое тело и задаваясь вопросом, скоро ли она начнет полнеть.

Джорджу нравился ее животик. Постороннему человеку он был едва заметен, но изменения в теле жены не могли ускользнуть от собственного мужа. Перед уходом Джордж непременно гладил ее по животу: «Доброе утро, малыш. Как мы сегодня? Не делай маме больно, слышишь».

Однако директор-распорядитель не был таким любителем детей, по крайней мере, чужих. Он не был также и сторонником отпуска по рождению ребенка. Он может смириться с беременностью редактора, но не с мыслью о том, чтобы дать ей оплачиваемый отпуск. Но Джоанна и сама настроилась продолжать работу.

Это и вынудило ее встать с постели, одеть недавно купленное красное шерстяное платье и жакет и отправиться на сводное собрание редколлегий журналов. Джоанна серьезно относилась к своим обязанностям, а на этом собрании она непременно должна была присутствовать.

Когда она собирала бумаги, зазвонил телефон. Это звонила Лиз из своего дома.

— Джо, тот плащ, который я взяла напрокат у Брюса Олдфилда на воскресенье и одолжила нашей общей подруге, он как выглядел? Ты знаешь, я не очень разбираюсь в плащах.

Несмотря на то, что Джоанна торопилась и паршиво себя чувствовала, от нее не ускользнули нотки тревоги, прозвучавшие в голосе Лиз. Наверняка она спрашивает не просто так.

— Он выполнен из плотного дорогого черного бархата. Да, еще у него была необычная подкладка. Вероятнее всего, из Франции, с роскошными застежками вроде пистонов на шторах моей свекрови.

«Боже, — подумала Лиз. — Сюда же добавились подкладка и застежки».

— Почему ты спрашиваешь? — продолжала Джоанна. — Хочешь его купить? И правильно сделаешь. Я бы тоже такой купила. Очень качественная ткань, и хорошо скрывает живот.

— Да нет, мне нужно это узнать для газеты.

«Ладно, сейчас она не хочет мне открыться, — подумала Джоанна. — Какой осторожной стала Лиз в разговорах по телефону».

Все еще надеясь на чудо, Лиз спросила:

— Так какая, говоришь, была подкладка?

— На вид очень дорогая, — ответила Джоанна. — Такая с тиснением пестрого, самого что ни на есть французского узора, который еще бывает на тарелках и обоях. Не могу вспомнить название. Ох, беременность лишила меня способности сосредотачиваться… Вспомнила — геральдические лилии. Катя случайно его не потеряла? Это на нее похоже, ты ведь знаешь этих телевизионщиков, они постоянно витают в облаках.

Последовала легкая заминка.

— Нет, тут у нас одна проблема. В воскресенье какую-то женщину в таком же плаще видели возле дома Тома Ривза на Роланд-Мьюс. Очень похоже, что она хотела своим ключом открыть входную дверь.

Секунду Джоанна переваривала услышанное.

— Том Ривз и наша подруга? — произнесла она с сомнением в голосе. — Ты думаешь, она собиралась к нему на свидание?

— Неважно, что я думаю. Но на столе редактора отдела новостей лежит фотография, свидетельствующая именно об этом.

— Но она никак не могла там находиться, мы же вместе с ней были на приеме в гостинице «Гросвенор», где ей вручали премию.

— Но не после полуночи, — заметила Лиз.

Пауза.

— Не вешай трубку. Том Ривз находился в Англии всего лишь две недели, пока снимался фильм, а наша подруга никогда не ездила в Голливуд. Как же они занимались любовью последние несколько месяцев? По почте?

Как и обычно логика была на стороне Джоанны, но Лиз все еще колебалась.

— Ладно, пусть не Том Ривз. Но я чувствую, что это Катя, хотя в редакции об этом никто еще не догадывается. А если это она, зачем ей понадобилось идти в этот дом ночью?

— Не имею об этом ни малейшего понятия, — ответила Джоанна. — Наверно, есть какое-нибудь простое объяснение. Дай мне время, и я брошу все силы своего могучего интеллекта на решение этой задачи.

— Правильно, а то у нас в редакции постоянно пытаются умножить два на два, чтобы в итоге получилось пять. Все же я думаю, нам сейчас не следует обсуждать яичную жизнь Кати. Лучше потом поговорим.

— Ладно, — сказала Джоанна. — Так когда мы увидимся?

— Вечером я уезжаю в Оксфорд, на семинар.

— Если вернешься не слишком поздно, я тебя жду.

— Ты имеешь в виду вернуться сразу в Лондон? Это идея, но нет, я, пожалуй, не успею.

— А завтра во время обеда ты свободна? — спросила Джоанна.

— Возможно… Думаю, встречу с лордом Пиккотом можно пока отложить. Это один из немногих людей, понимающих, что значит дружба.

— Тогда я попрошу мисс Ангус позвонить в ресторан «Айви». Встретимся там в час дня. — Джоанна положила трубку. Разговор с Лиз почти вылечил ее от недомогания.

Второй помощник пресс-секретаря в Бэкингемском дворце всячески старался поддерживать хорошие отношения с национальными газетами. Ему нравилось «осуществлять общее руководство газетами», а не отвязываться от них фразами «мы не можем прокомментировать эту информацию» или «это частное дело».

После того как принцесса Уэльская вернулась из Эдинбурга, он не видел особого вреда в том, что сообщит репортеру «Кроникл», ведущему раздел светской хроники, небольшую информацию — Диана действительно была в Эдинбурге с частным визитом и вернулась в Кенсингтонский дворец в понедельник утром.