Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь… - Федор Раззаков

О том, какой была реакция на эту песню, вспоминает очевидец – М. Нурбиев: «Помню паузу. Только великий мастер, великий актер выдерживает после выступления такую паузу. Буквально пятиминутная пауза! Никто не мог шелохнуться – все шокированы. Был какой-то шок, действительно. Все сидели молча, и вдруг один заплакал, второй заплакал, третий… Смотрим: актеры старшего поколения плачут; слезы у всех…

Больше песен не было. Не было даже настроения говорить друг другу какие-то слова, потому что этой песней было все сказано. А потом, когда актеры разошлись (Высоцкого поблагодарили за встречу, он посмотрел театр), поднялись к Руслану в кабинет кофе попить. Мы не знали, что подарить гостю на прощание, но в итоге подарили ему белую чабанскую папаху. Он ее одел, улыбнулся…»

7 октября Высоцкий играет в «Десяти днях…», 8-го – в «Павших и живых» и «Антимирах».

9 октября он приезжает с гастролями в столицу Северо-Осетинской АССР город Орджоникидзе. В день приезда Высоцкий посетил парикмахерскую в гостинице «Владикавказ», чтобы привести свою шевелюру в надлежащий вид. Вот как об этом вспоминает парикмахер П. Баранов: «Слух о приезде Высоцкого разлетелся по гостинице мгновенно. Многие хотели повстречаться. Лишь я хранил спокойствие – парикмахерскую почти ни один гастролирующий артист не обходил. Но вот не думал, что оконфузит меня приятель, швейцар Чермен. Надо было ему зайти в ту минуту, когда Высоцкий уже сидел в кресле, обвязанный простыней.

– Леонидыч, – обращается Чермен, – этот блатной с хриплым голосом к тебе не заглядывал?

Я обомлел. В углу на балалайке бренчал мой приятель Сергей Саркисов – парикмахер с железнодорожного вокзала, он аж присвистнул. Клиент в кресле подчеркнуто хмыкнул.

Когда Чермен разглядел его в зеркале, то моментально исчез. Высоцкий, однако, виду не подал, после стрижки протянул трояк, хотя я, как мог, упирался, чтобы не взять, и собирался на выход. Но тут же обратился к Сергею:

– Можно мне тоже на балалайке поиграть?

Я воспользовался паузой и придумал, как вину Чермена загладить.

– Владимир Семенович, – говорю, – ради бога, не обижайтесь. Если время позволит, может, по стопочке? – а сам достаю початую бутылку «Сибирской», которую тогда только у нас в гостинице можно было достать.

– Ни одной, – категорически отвечает Высоцкий.

А я ее прямо на стол. Он же, как увидел бутылку, сразу подобрел:

– Ну ладно, давайте по одной.

На каждого из нас пришлось граммов по семьдесят. После этого Высоцкий отправился в номер. Мы еще пару минут посудачили с Сергеем, но тут Высоцкий опять возвращается:

– Знаете что, я решил с вами продолжить знакомство, – и ставит на стол бутылку водки вместе с вареной курицей: – Давно играете на балалайке? – спрашивает моего приятеля.

– Деточка, мне иногда кажется, что я и родился с ней, – отвечает Сергей.

– Давайте старую тбилисскую песню споем, – предлагает Высоцкий.

Вот под эту песню мы бутылку и распечатали.

– Очень люблю кавказские мелодии. Давайте что-нибудь еще споем, – говорит Высоцкий.

За песнями бутылка и кончилась. Вдруг раздался громкий стук в дверь.

– Владимир Семенович, я вас уже полчаса ищу, пора на концерт ехать, – это был голос администратора.

– А вы скажите, что я заболел, придумайте что-нибудь, – отвечает тот через дверь.

Я, конечно, моментально усек, что хорошим наше представление не кончится. И правда, через пару минут стучится в дверь сам директор гостиницы:

– Баранов! – кричит. – Открой немедленно!

Что делать? «Под мухой» с директором не хотелось общаться, да еще в присутствии Высоцкого. К тому же мысль мелькнула: вдруг меня заставят неустойку за сорванный концерт платить. Пришлось капитулировать через черный ход.

Чем дело наверху закончилось, мне после Сергей рассказал. Двери директору все-таки открыли. Корить он никого не стал, лишь пообещал мне трепача задать. Администратор, поняв, что концерта сегодня не будет, от Высоцкого отстал, а тот, в свою очередь, предложил Сергею и еще одному нашему общему другу, который ко мне подошел до того, как мы заперлись, прогуляться по набережной Терека. Вышли они из гостиницы и наткнулись на фотографа Моисеенко. Вот тогда он их и сфотографировал возле суннитской мечети вместе, а потом поодиночке.

После бродили по городскому парку, пока не наткнулись на открытые двери ресторана «Нар». Продолжили знакомство. Через час получили от официантки счет на 87 рублей. Сергей потянулся за бумажником и вдруг услышал над собой зычный голос капитана Жеглова:

– Сидеть всем на месте и не шевелиться!

Высоцкий встал, отсчитал девять червонцев официантке…

Выйдя из «Нара», Высоцкий сослался на усталость и отправился в гостиницу…»

Во время пребывания в Северной Осетии Высоцкий едва не удостоился звания народного артиста. Дело в том, что, несмотря на всю свою фантастическую популярность, Высоцкий не имел никакого звания, что, конечно же, было несправедливо. Однако мечтать о том, что в родной Москве чиновники от культуры позволят ему стать хотя бы заслуженным артистом РСФСР, было бы по меньшей мере наивно, поэтому и возникла идея пробить это дело вдали от столицы (так в те годы поступали многие артисты: например, Иосиф Кобзон в 1964 году стал заслуженным артистом Чечено-Ингушской АССР).

Вспоминает Н. Тамразов: «В Северной Осетии, где я проработал много лет, министром культуры был тогда Сослан Евгеньевич Ужегов, по работе мы хорошо знали друг друга. Когда я стал работать в Москве, наши отношения не прерывались, в республике меня „держали за своего“. К этому времени Сослан Евгеньевич работал уже заместителем председателя Совета Министров Северной Осетии. Звоню ему:

– Такой человек, как Высоцкий, работает в нашей республике, работает по всей стране от вашей филармонии. Примите нас…

– Приходите, – отвечает Ужегов.

Мы пришли в его кабинет втроем: Володя, Гольдман (организатор концертов Высоцкого. – Ф. Р.) и я. Говорили обо всем, потом подняли тему звания для Высоцкого. Ужегов сказал:

– Никаких проблем. Нам будет приятно, что такой человек носит имя нашей небольшой республики.

Он дал команду заполнить документы, и на этом мы с Ужеговым расстались. Документы такие: Высоцкого – на заслуженного артиста, меня – на заслуженного деятеля искусств.

Выходя из кабинета, Володя говорит:

– Тамразочка, ты представляешь, я – заслуженный артист Северной Осетии. Как-то смешно…

– Действительно, смешно. Вот – народный…

Я вернулся в кабинет:

– Сослан Евгеньевич! Уж давать так давать! Это же Высоцкий – его вся страна знает. Я уже не говорю, сколько он нашей филармонии денег заработал…