Я — ярость - Делайла Доусон

своими руками, поднимать и опускать их с твердым убеждением, без пауз, без лишних размышлений.

В детстве Элла подхватила ужасный кишечный вирус, и Челси целыми днями спала с ней на полу в ванной. Когда ее рвало, звук напоминал пожарный шланг прямиком из ада, потому что это было куда громче и мощнее, чем способно выдать это маленькое тельце.

В этот раз получилось почти так же, только эта адская сущность пыталась помочь Челси.

Она качает головой и нажимает на «Отправить».

Странные мысли — странные времена.

Она сидит на месте водителя, глядя, как мерцает за окном свет, как ей машут фанаты, и думая, что это происходит где-то в другом мире. Постепенно к ней возвращается слух, и громкое гудение со временем превращается в полноценные слова.

— Мам, у тебя есть ибупрофен? Бабушку очень сильно лихорадит.

Челси смотрит в проход между койками. Всего несколько часов назад это место казалось таким безопасным. Она не сможет больше здесь ночевать. Может, вообще никто не должен. Все эти сильные, храбрые женщины, отстраивающие свои жизни заново, не заслуживают соседства с мудаком вроде Дэвида.

Элла сидит рядом с бабушкой на диване, и Бруклин все еще цепляется за старшую сестру. Патрисия выглядит ужасно. Чтобы подойти к ним, Челси приходится перешагнуть через то, что осталось от ее мужа. Она даже не помнит, как сделала это. Человеческий мозг прекрасно создает дыры и провалы на месте травмирующих воспоминаний.

— В шкафчике над раковиной на кухне. Стаканы для воды — справа.

Челси хрипит, как будто десять лет молчала и теперь учится говорить заново.

Частично она ощущает это старое знакомое чувство долга, ответственности. Она не должна взваливать это на ребенка. Надо перейти на другую сторону автобуса, понять, сильный ли жар у матери и почему ей так плохо. Однако сейчас цепи, приковывающие ее ко всякому долженствованию, определенно ослабли.

Элла вполне в состоянии дать кому-то таблетку и налить воды в стакан. А Челси надо сидеть тут, пока она не поймет, что помощь уже близко.

Она смотрит на телефон в руке.

Даже не заметила, как он жужжал. Есть сообщения.

Арлин: «Уже иду. Держись».

Крис: «Он все еще представляет угрозу?»

Сиенна: «Индиго с тобой?»

От Харлана ничего — должно быть, он все еще на ринге или где-то перед камерами.

Она пытается написать Сиенне, чтобы сообщить такой же перепуганной матери, что ее ребенок в безопасности.

И тут раздается резкий стук в дверь.

Это Крис — он выглядит смертельно опасным и таким разъяренным, каким она его раньше не видела.

Почему он не… Ах да, точно. Дверь. Дэвид ее запер.

Челси протягивает руку, отмечая, что чуть выше того места, до которого она отмыла их, тоже имеются красные пятнышки, — и открывает дверь. Крис поднимается и проходит, обеими руками держа перед собой маленький черный пистолет, тонкий и мощный, как направленное лезвие.

— Все в порядке, — говорит Челси.

Слова не совсем к месту, но Крис видит тело Дэвида. Любой, кто взглянет на то, что осталось от его головы, признает, что на данный момент он совсем не представляет никакой угрозы.

Крис убирает пистолет обратно в кобуру на поясе и поворачивается к Челси.

— Он причинил тебе боль? Кто-нибудь пострадал?

«Нет, если не считать последние лет двадцать», — хочется ответить ей. Но Челси просто качает головой.

— Его пистолет на стойке, — добавляет она, желая быть полезной. — Он заряжен.

— Челси?

Теперь уже в дверях автобуса стоит Арлин, и она тоже делает шаг вперед. Арлин не задает никаких вопросов, заглядывает внутрь, видит Криса и сжимает Челси в объятиях.

— Все хорошо, — нараспев говорит она. — Все кончено. Ты в безопасности.

Челси издает странный смешок.

Она не чувствует, что все хорошо. Ничто никогда по-настоящему не будет кончено. Она не чувствует себя в безопасности.

— Он нашел меня, — шепчет она этим новым хриплым голосом, будто сорвала горло (хотя она совсем не кричала). — Он загнал нас в угол. У него был пистолет.

— Я знаю, знаю. Это не твоя вина.

Эти четыре простых слова, как ледоруб, пробивают дыру в плотине ее эмоций. И воздушный шар опускается к плечам, тело и разум сливаются воедино, и Челси визгливо, по-животному вздыхает, а потом выдыхает с ужасным дрожащим всхлипом. Она хватает ртом воздух между рваными стонами, поливая слезами уже дважды окровавленную футболку.

— Мамочка, ты в порядке? — кричит Бруклин из задней части автобуса, но ей не добраться туда, не обнять маму, потому что папа мертвый лежит на полу, и Элла, конечно, сделает все, чтоб Бруклин этого не увидела, потому что она хорошая, благородная, самоотверженная, замечательная девочка, которая с юных лет научилась приносить себя в жертву. Совсем как ее мать.

— С твоей мамой все в порядке, — отвечает Арлин, все еще прижимая голову Челси к своему плечу и покачиваясь туда-сюда. — Всем время от времени надо поплакать.

Кто-то резко двигается рядом, слишком близко, и Челси вздрагивает, как лесной олень, — но это всего лишь Крис. Он всегда выглядит строго профессионально и весьма компетентно, но сейчас он мрачен и задумчив.

— Я накрыл его простыней. Нам надо дождаться Харлана. Сегодня ночуем в отеле.

Арлин поднимает глаза, все еще нежно обхватывая рукой голову Челси, как будто она маленькая.

— Сиенна все устроит, — говорит она. — Пусть Ти-Джей отведет всех в гримерку, когда шоу закончится. И скажи ему, чтоб заказал пиццу.

— Понял.

Челси позволяет себе легкую улыбку сквозь слезы. Конечно, Арлин берет все в свои руки — особенно теперь, когда понятно, что никому не угрожает физическая опасность.

Отстранившись, Арлин изучает лицо Челси, спрашивает ее, какой сегодня день и год, наблюдает за ее зрачками, попросив следить за ее пальцем. Он медленно движется вверх-вниз, потом вправо-влево.

— Ты можешь рассказать, что произошло? — тихо спрашивает Арлин.

— Мои девочки, — шепчет Челси.

Они там, одни, отгорожены от всего мира трупом. Она должна пойти и утешить их.

— Они в порядке, давай-ка минутку побеспокоимся о