Кто ищет, тот всегда найдёт - Макар Троичанин

— Лопухову — трижды «ура!», — и все, один раз вразнобой, а дважды единым трубным рёвом, рявкнули заздравицу и скорее за стаканы, а я урезониваю торопыг:

— Подождите надираться, я ещё не всё сказал, — и все с сожалением отставили бокалы и торопят: «Давай, кончай, а то иссохнем от жажды», а я, разохотившись, продолжаю: — Наступил новый год. Каким-то он будет? — и все призадумались: каким? — Хотелось бы, — высказываю своё пожелание, — чтобы не хуже ушедшего. — «Правильно, хотим такого же», понеслось с обеих сторон стола. — Чтобы в новом полевом сезоне профили были как аллеи в саду, погода — как на Черноморье, а жратва — как в лучших ресторанах Парижа, — «и выпивка тоже», добавил кто-то, — и чтобы найти нам ещё одно месторождение, а лучше — парочку, — все одобрительно загудели. — И пусть покой нам только снится, и как в известной песне: «И вновь начинается бой, и сердцу тревожно в груди, и каждый такой молодой, и юный …Шпацерман впереди». — И все полезли к расквасившемуся от удовольствия начальнику чокаться, а хитрый Хитров, подлизываясь, заблажил: «Нашему начальнику — ура», и его дружно поддержали — нам глоток не жалко, и я успел прокричать: — За наступающий новый полевой сезон! — но никому подогретого настроения не испортил, все ещё слабже запищали «ура» и поспешили осушить посудины, опасаясь, что вновь приторможу. Но я дал им взбодриться. Когда все жадно выпили и спокойно принялись за закусь, надеясь, что тостёр выговорился, я, так и не садясь, поднимая наполненную рюмаху: — А ещё, — говорю, — я хочу поднять тост за наших новых товарищей — операторов, которые в удачно закончившемся сезоне, самоотверженно трудясь на сложнейших участках, быстро освоили приборы и методики наблюдений и внесли весомый вклад в наши успехи. Большое вам спасибо, ребята, и низкий поклон за всё, за всё, — и я неуклюже поклонился в сторону порозовевших и опустивших глаза парней. И все опять дружно захлопали, а пацаны сгрудились вокруг меня, тянутся со стаканами, чего-то говорят, а я не слышу, облегчающие слёзы навернулись на глаза — совсем нервишки сдали, и стало мне как никогда хорошо и спокойно — я был среди своих, и сел, наконец, и сам с неохотой принялся за прозаическое ёдово. Радиола загромыхала «Брызги шампанского», а новогодний болтун, окосев с водки, нечаянно взглянул на часы и ужаснулся, разглядев с трудом, что минутная стрелка колеблется в пьяном угаре, шатаясь вокруг девятки.

На раздумья времени нет — ноги в руки и бегу к Маше. Успел минута в минуту, а её на выходе нет. И хорошо: хожу, выветриваю алкогольные пары, дышу усиленно пастью, снега поел. Наконец, минут через пятнадцать нарисовалась, из меня уже всё с избытком выветрилось, и зуб на зуб не попадает.

— Ну, ч-ч-то, п-п-ой-д-д-ём?

Видок у неё наисчастливейший: глаза сияют как серёжки, вместо бурок — белые лодочки, щёки подозрительно запунцовели, губы растянуты до ушей, пританцовывает на месте от нетерпения и молит:

— Побуду ещё немножко? У нас так весело… Приехал начальник КГБ, такой мужественный, в красивой форме с орденами и погонами, и не строгий…

— И ты с ним танцуешь? — догадываюсь невесело.

Она совсем зарозовела и отвела затуманившиеся глаза в сторону.

— Он, смешной, всё время меня приглашает. — С вами, соображаю, всё ясно-понятно. Утопляю несчастную морду в воротник, успокаивая себя тем, что хотя бы знатно проветрился, говорю ей:

— С Новым годом, Марья! — а она уже чешет, торопясь, по коридору на очередной танец.

Возвращаться с не поймёшь каким настроением в праздничную атмосферу нашего бала, не осчастливленного мужественным убийцей, не хотелось, и пошёл шататься по улицам, поздравляя всех встречных и радуясь чужому счастью.

- 6 -

Вот и опять ясный и тёплый апрель с волнующими запахами расцветающего багульника, день рождения Великого революционера нашей эпохи. Все бригады давно в поле, один начальник передового отряда подзадержался, но не по своей вине — опять понадобился Ефимову, опять поговорили по душам, опять были кое-какие старые предложения и решительные отказы, в общем, опять остались при своих-двоих.

Всю зиму меня дёргали туда-сюда, и вот, наконец-то, наступило полевое затишье.

А началось всё с конца января. Почти месяц я блаженствовал за письменным столом, набирая вес и избавляясь от лишней нервной нагрузки. Успел сделать черновики карт по Маршрутному и написать текст, а всё, что смог выдавить из себя по Угловому, выдавил ещё в прошлом году и причём до такой степени, что и смотреть на любимые материалы не хотелось. Не хотела на них смотреть и Сарнячка, поскольку Дрыботий внушил ей, что такого участка в экспедиции нет. Надо же, как иногда руководство, ослеплённое бумагами и правилами их оформления и прохождения, отстаёт от реальной жизни: на участке руду вскрыли, а у них его нет. Дурачьё! В общем, по отчёту к концу января я был чист как стёклышко.

Вдруг осчастливил звонком Гниденко, молит со слезами в тараторном голосе, выручай, мол, всю экспедицию, доделай толком геологическую часть проекта, а то, жалуется, я свихнусь с вашим тупым бабьём. Как не помочь лучшему другу? Советую взять у них накарябанную макулатуру и отдать мне, чтобы не знали, а самих спровадить куда-нибудь подальше на приёмку материалов. Замётано, радуется, считай, радует, что бутылка коньяка у тебя. На следующий день дружная парочка, гусыня да гагарочка, подались в дальний вояж, а я целый день и длинный вечер разбирался в их запутанных обоснованиях, распутывая клубок противоречий, и только приготовился к капитальной редакции, как к вечеру уже прикатил Кузнецов на «козле».

— Чё, — спрашиваю, — ещё кубок срочно надо?

— Ага, — смеётся. — Хватай шустрее материалы по Угловому, всё, что есть, и едем на матч с замминистра.

Ого! — думаю, противник нешуточный, но рассуждать и заранее дрейфить некогда. Беру давно смотанные в один рулон угловские бесценности — и в «козла». По дороге Дмитрий представил ихнюю команду. Вместе с почти-министром выступает начальник Управления геофизических работ, т. е., главный геофизик страны и двое сопровождающих их лиц неизвестной спортивной категории. Мои взаимно любимые руководители, Орест с Игнасием, тоже там, но за кого выступают, пока неясно.

Стремительной деловой походкой врываемся в королевский кабинет, а там — дым коромыслом: накурено, аж уши вянут. За длинным заседательским столом сидит-задыхается куча народу, но я цепким взглядом сразу вычислил замминистра посерёдке — все глаза и руки притянуты к нему. На вид дядька лет, эдак, под пятьдесят, в общем, старикан, но не одуванчик, крепенький, физия широкая, в крупных обветренных и опалённых солнцем морщинах, а под внушительным рубильником наишикарнейшие обкуренные пшеничные усы, свисающие вокруг рта по-запорожски. Зато на голове волос меньше, чем в усах. Сидит, сосёт сигарету, приподняв уголок рта, в котором она смолится, прищуривая глаз от дыма, и на меня зырит внимательными серыми глазами — не привык, наверное, видеть таких молодых и внешне привлекательных докладчиков. Я, конечно, бодро поздоровался, дав петуха, а он, кивнув бильярдным кумполом, даёт неожиданный пас:

— Ты чего такой лохматый?

Я, не задумываясь, отпасовываю:

— О вас этого не скажешь!

Он сначала опешил, хмыкнул неопределённо, потом заулыбался: мы, похоже, сыгрались с первого взгляда. Мне он, точно, понравился. Раз зовёт необидно на «ты», значит, вышел из нашего брата, из низов прорвался к олимпу. Пиджак снял, повесил по-нашенски на спинку стула и роется в чертежах крупными рабочими пальцами. Рядом сидит старшая копия Розенбаума, надо понимать — геофизический босс. Брюнетистые волосы на голове тщательно зализаны к затылку, умные залысины рекламно обнажены — знаем мы их обманчивый вид, нагляделись за три зимы. У нашего на широком безвольном подбородке продавлена вертикальная ложбина, а у этого её нет, очевидно, в божьем цеху спешили в конце квартала с планом и решили не утруждаться декоративной отделкой. У этого ещё толи золотые, толи позолоченные — у таких не разберёшь ни истинную цену внешности, ни истинный характер поступков — окуляры, неудобные хотя бы потому, что за их чрезмерной прозрачностью не спрячешь сонных глаз. Естественно, не курит, бережёт никому, кроме себя, не нужное здоровье. По внешнему лоску сразу видно — по одёжке встречают! — что мужик явно вылупился из столичного институтского инкубатора чиновников и вряд ли сумеет с ходу отличить потенциометр от магнитометра. Зато знает все ходы и выходы в Министерстве, короче, мне он с первого взгляда не понравился, от него так и несло удушливой гниденковщиной.

— Как зовут, — интересуется зам.

— Василием, — отвечаю скромно и на всякий случай добавляю: — Иванович.

— Вот что, Василий Иванович, — говорит, и все замерли, — выручай: твои начальнички, оказывается, — и бросает строгий взгляд на Дрыботьевско-Антушевичевский тандем, — ни черта не знают про геофизические работы на участке месторождения. Больше того — они не знают и где он находится. Позор! — Шестёрки, что рядом, усиленно строчат в блокнотах. — Придётся тебе рассказывать. Давай, присаживайся и объясняй подробнее, как ты умудрился в одиночку додуматься до скрытого месторождения, что и целым экспедициям-то не по уму, — и смотрит ехидно на Короля. Тут же начальник геологической экспедиции резво поднимается, уступая мне центральное место, а сам встаёт, как и полагается, на стремя за троном короля. Развернул я многажды разворачиваемые-сворачиваемые и изрядно потёртые многострадальные схемы и рассказал подробненько, как допёр до верного рудного прогноза, и как он выглядит в геофизических материалах.