Жена самурая - Виктория Богачева

отведена роль слабой стороны. Он просил, и Асакура мог ему отказать, несмотря на то, что первым заговорил об этом. И они оба это знали, и Дайго-сан знал, что Такеши промолчит.

— Я несказанно счастлив это слышать, — он постарался вложить в голос всю иронию, что у него была. — Ведь мне больше нечего вам дать.

Асакура хмыкнул, отдавая Такеши должное.

— Второй ребенок. Независимо от пола, — добавил он после недолгого молчания.

Между ними воцарилась тишина, и до их ушей донеслись шорохи и шепоты поместья: тихая ходьба самураев, шелест ветвей, треск бревен в костре, стрекот цикад.

— Сдается мне, что поместья Токугава может быть мало, — медленно произнес Асакура, намеренно растягивая слова.

Против воли Такеши усмехнулся. Ох, он и не сомневался, что запросы старика вырастут в процессе. Он не стал предлагать Дайго-сану золото — клан Асакура в нем не нуждался. Старика всегда волновала власть, власть и способность влиять на других, власть и единоличный контроль. Потому его сын, уже взрослый мужчина, у которого самого подрастали дети, все еще не имел никакого голоса в клане. Ни голоса, ни влияния, ни самостоятельности.

— Я сейчас много переписываюсь с Хиаши, все пытаюсь согласовать с ним торговые условия. И есть у него советник, который все сильно осложняет. Я думаю иногда, как же было бы мне проще, если бы он навсегда замолчал.

— Вот как, — Такеши прикрыл на пару мгновений глаза. И кивнул, не задумавшись ни на одно лишнее мгновение.

— Тогда мы договорились, — голосом, полным глубокого удовлетворения, произнес Дайго-сан. — Второй ребенок твоей дочери от моего внука унаследует твой клан. Если, конечно, у тебя не родится сын. Время-то еще есть.

— Да, договорились, — отозвался Такеши задумчиво. Он никак не отреагировал на слова о сыне и вновь повернулся к Асакура полубоком, устремив взгляд на седзи. В тот момент уже явственно прозвучал гром, перестав быть лишь далеким эхом. Воздух зазвенел от напряжения, и разом поднялся ветер.

Такеши посетила глупая мысль, больше присущая безусому юнцу, нежели главе клана, мужчине, воину. Мысль была глупой, но повеселила его изрядно, и Дайго-сан заметил его улыбку, которую Такеши и не намеревался скрывать.

— Что тебя рассмешило? — не сдержался Асакура, который не видел поводов для веселья в положении Минамото.

— Я вдруг подумал, что мало было выиграть войну, — во взгляде Такеши плескалось шальное веселье.

Услышав, Дайго-сан расхохотался. Он смеялся долго и с огромным наслаждением, смакуя шутку, которая ею вовсе не являлась.

— Именно поэтому я не выигрываю войны, сынок, — сказал он, и на землю упали первые капли дождя.

***

В один день, спустя почти три месяца после визита Дайго-сана, Мамору стремительно вошел — ворвался — в комнату Такеши, когда тот разбирал накопившиеся свитки. Такое поведение было вовсе ему несвойственно, и потому мужчина с удивлением посмотрел на своего вернейшего самурая.

— Прошу прощения, господин, — Мамору склонился перед ним, но тут же выпрямился. — Кажется, есть новости об отравлении госпожи.

Такеши отложил в сторону недочитанное послание от Хоши: дочь писала ему, что матушка с каждым днем чувствует себя все лучше и лучше, а она сама занимается с наставниками и очень скучает по отцу. Он поднялся и зашагал следом за Мамору вглубь поместья — к минка, где тот жил с женой и сыновьями.

Против обыкновения взволнованная Ханами поджидала их на крыльце, шагая из стороны в сторону. Такеши махнул рукой, обрывая приветствие: он не мог больше ждать.

— Это один из тех, кто отвечает за хранилища и их наполненность, — верно уловив его настроение, Ханами сразу же перешла к сути.

Они даже не вошли в дом, так и оставшись на крыльце, несмотря на ощутимую прохладу и ветер.

— Я просмотрела все записи из наших свитков за последние годы, — голос Ханами, равно как и руки, слегка подрагивал. — И нашла расхождение, — она подняла голову, встретившись взглядом с Такеши. Мамору стоял рядом с женой, не касаясь ее, но безмолвно поддерживая.

— По свиткам выходит, что в хранилищах должно быть намного больше целебных трав, чем там есть сейчас. Мы много за них заплатили.

— Адонис, горец птичий, пижма, шалфей, болотная мята, сенна, тысячелистник, лавровый лист, змеевик, душица, — Ханами на одном дыхании зачитала длинный список из трав. — Их не хватает.

И они входили в тот перечень, что подготовил для них Рю-сама.

— Кто это?

— Бывший лекарь… — заговорил Мамору и слегка подался вперед, чтобы Ханами оказалась у него за спиной. Он не хотел, чтобы жена оказалась человеком, принесшим горестные вести, потому что представлял, как сильно его господину не придется по душе услышанное. — Риоко… — он проглотил суффикс «сан».

Будет кощунством уважительно назвать мужчину, травившего их госпожу!

— Риоко… Риоко… — Такеши свел на переносице брови, мучительно припоминая. Он повторил имя несколько раз, словно пробуя на вкус. Имя убийцы его детей. — Я не помню его.

— Он недолго пробыл у нас лекарем. Сразу после войны, когда госпожа… — Мамору замялся, не найдя подходящих слов. Мог ли он произносить вслух такие вещи?! — Когда госпожа потеряла ребенка…

«В первый раз» — непроизнесенным повисло в воздухе между ними.

— Тот, который отказался ее лечить?! — не сдержавшись, Такеши повысил голос, но быстро взял себя в руки, заговорил спокойнее. — Я выгнал его тогда. Велел убираться прочь.

Он помассировал переносицу, пытаясь сосредоточиться. Столько времени прошло с тех пор. Он помнил, как разозлился и ударил мужчину, как велел ему убираться, как приказал Масато найти нового лекаря — на сей раз достойного. А после он уехал в Камакуру и никогда не вспоминал о старом лекаре до настоящего момента. Не было нужды вспоминать.

— Он остался в поместье и помогал нашему лекарю с грязной работой, — решившись, Мамору нарушил неловкую, гнетущую тишину.

Он кожей ощущал раздражение господина и, приготовившись к возможному удару, коротко втянул воздух сквозь зубы и напряг тело. Такеши дернулся, когда самурай заговорил, и сжал воздух пальцами здоровой руки. Кого ему было винить кроме себя?

— Ханами, будь добра, завари чай, — контролируя каждое слово, нарочито медленно и спокойно попросил Такеши.

— Простите! Мы не пригласили вас в дом! — она всплеснула руками, опомнившись, и торопливо посторонилась.

Он покачал головой, показывая, что не за что извиняться. В первые минуты ему было не до того; сейчас же ему требовалось успокоиться и все обдумать. Хотелось, конечно, отыскать убийцу своих детей и снести ему голову без лишних слов. Но если Такеши и научился чему-то, так не принимать поспешных решений и взвешивать каждый свой шаг.

Мамору раскрыл перед ними двери комнаты, в которой в его семье обычно проходили трапезы, и