Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

остров полон людей, готовых за него умереть. Мальта падет не так легко, но обязательно падет. Этому пророчеству было уже много лет, но теперь указом султана на него словно наложили печать самого Господа.

Шла подготовка, грандиозная даже по меркам Османской империи. Глядя на Золотой Рог, Аша не видел ни пятна свободной воды. В бухте стоял блистательный флот из двухсот кораблей: галеры, галиоты, величественные галеасы, а также громадные торговые суда, подобно прожорливым драконам поглощающие военные и материальные ресурсы.

Всю зиму и весну ревели плавильни Стамбула, раскаленные добела, выковывая необходимую для войны артиллерию. Никто на свете не умел производить такой артиллерии, как турки. Некоторые пушки были настолько велики, что перевозить их приходилось по частям на специально изготовленных для этого тележках. Оси и колеса у них были величиной с лошадь. Стреляли такие пушки массивными железными ядрами, которые сотнями тысяч выкатывали из цехов. Один василиск оказался настолько тяжелым, что для него понадобилась отдельная галера. Повсюду громоздились щиты и мечи, а также прочее оружие и снаряды. Рядами стояли бесконечные бочки с порохом для пушек – всего сорок тысяч квинталов.

– Наверняка вся Мальта не весит сорок тысяч квинталов, – говорили оружейники.

Войска, постоянно тренировавшиеся всю зиму, теперь тянулись к кораблям, в Золотой Рог и в гавань близ Измита. Всего на суда планировалось погрузить сорок тысяч воинов, а еще тех, кто будет их обслуживать. Со всей Анатолии, с Кареси, Коньи и Теке сюда стекались сипахи, кавалеристы, посланные своими санджак-беями в ответ на призыв султана. Были тут и айялары, фанатики, готовые добровольно броситься в жерло христианских пушек, моля о смерти во имя священной цели. Были и наемники: перебежчики-христиане, греки и левантинцы, – с собственными кораблями и командой, с нетерпением ожидающие возможности выслужиться перед Сулейманом. И конечно, присоединились к флоту и союзники султана с Варварийского берега, целые суда со свирепыми арабами, берберами и марокканцами, жаждущими христианской крови. Сливками вооруженных сил были янычары. Более шести тысяч янычар понесут священный огонь султана, чтобы поджигать врагов.

Причал прогибался под тяжестью грузов, необходимых для поддержания сил во время осады, ведь целью нападения была голая скала, не способная ни укрыть, ни прокормить. Ревели ослы, перевозившие тележки с целыми лигами канатов и веревок, а также со множеством шатров и отрезов холста для парусов и для ширм, за которыми войска смогут скрывать свое местоположение и перемещения по острову. Баулы с хлопчатобумажной тканью, запасной одеждой, одеялами и медицинскими принадлежностями. Кирки, лопаты и ломы для саперов – людей, зарывающих мины под фортификационными сооружениями. Лошадей загоняли в специальные стойла на больших грузовых кораблях. Часть из них пригодится кавалерии для рекогносцировки и патрулирования местности, а часть потащит тяжелые пушки от берега к огневым позициям.

Аша сам провел шесть месяцев на Черном море, в густых лесах, помогая следить за строительством двадцати новых галер для флота. А затем вместе с другими капитанами совершал молниеносные рейды у побережья Эгейского моря, где они брали в плен гребцов из Анатолии, Греции и Мореи, столь необходимых для продвижения такой армады.

И вот теперь Аша трепетал перед мощью, поднявшейся на погибель дому его детства. Пока армия грузилась на борт судов, шум стоял невероятный. Люди кричали, музыканты играли на своих инструментах, среди солдат крутились дервиши, призывая тех к неистовой борьбе. Османам случалось совершать и более великие походы, но всегда сухопутные, а не морские. Разумеется, маленькому острову было не устоять против силы, поднявшейся из бухты Золотой Рог.

Свое мальтийское происхождение он по-прежнему держал в тайне. Когда-то давно, следуя совету Леонардуса, он соврал, будто его дом – Венеция, за что чуть не поплатился жизнью от руки Искандера. А теперь он состоял на службе, предполагавшей вражду с его бывшей родиной. Таких ситуаций люди, следящие за девширме, старались избегать.

Впервые вся серьезность его положения дошла до Аши, когда он спокойно сидел в серале, слушая разговоры командиров с Сулейманом. Присутствовали там и Мустафа-паша, и Пияле-паша, с которым Тургут и Аша разделили победу у Джербы. Пияле-паша был еще молодым мужчиной, женатым на дочери Селима, единственного оставшегося в живых сына султана и очевидного наследника. Ему предстояло командовать флотом, переправляющим силы вторжения. Присутствовал тут и Тургут, не имевший официальных полномочий, так как султан в этот раз не вел наступление.

– Мустафа, присматривай за Пияле, как за своим сыном, – сказал Сулейман. – А ты, Пияле, почитай Мустафу, как отца своего. И оба слушайтесь Тургута, как самого султана.

Все они были легендарными людьми, которых Аша боготворил. И теперь на удивление отстраненно слушал, как они спокойно обсуждают уничтожение его родного острова.

Странное чувство вернулось, когда двумя ночами позднее он сидел на задушевной дружеской встрече с приятелями-пажами. Насрид, безумный македонец, с которым Аша исследовал преисподнюю под сералем, теперь служил помощником аги в корпусе янычар. Насрид носил шапочку из шкуры леопарда и латунное перо, воткнутое прямо в кожу над бровью, а усы были такими же заостренными и аккуратно заточенными, как и его меч. В глазах все еще тлел опиумный огонек. Словом, один вид этого человека уже внушал врагам страх, в то время как со старыми товарищами он был своим парнем.

Шабух, щуплый болгарин, служил у янычар в том же звании. Выглядел он не столь свирепо, как Насрид, поскольку в перепалке ему отрезали пол-уха. Этот факт он безуспешно пытался скрыть, поворачивая тюрбан особым образом, но Аша быстро разгадал его хитрость. Они вместе выпивали, вспоминая старые добрые времена. Аша молча слушал, как его друзья радостно обсуждают, сколько жизней мальтийцев унесет предстоящая кампания, когда бесплодный остров превратится наконец еще в один цветущий сад султана, засаженный цветами ислама и орошенный кровью безбожников, его защищающих.

При этих словах Аша побледнел. Конечно, Мальта уже не его дом. И разумеется, он с удовольствием убьет любого рыцаря, который встретится на его пути, а мальтийцам – он это точно знал – будет только лучше под защитой просвещенной империи Сулеймана.

Но при этом Аша понимал, что за потрясение ждет этот маленький остров, невиданный доныне водоворот железа и огня. Он думал о том, что этот вихрь захватит и его отца с матерью, и, конечно, Марию, драгоценную сестру Марию. Возможно, Луки и Изольды уже нет на свете, но Мария точно жива. Он всегда носил с собой объявление, полученное год назад и перечитанное тысячу раз. Его передал капитан корсиканской галеры, который в свою очередь получил его от погибшего далматинского корсара. Написано оно было на итальянском языке и сулило вознаграждение в сто серебряных тари за мальчика, взятого в плен годами раньше. Аше доводилось видеть сотни подобных объявлений – выкуп рабов был обычным делом. Эта же записка была сложена, помята, пропитана потом и морской водой; казалось, она уже долго путешествует по свету. И подписана она была Марией Борг.

Аша многое повидал в жизни, но мало что производило на него столь глубокое впечатление, как это объявление. Писала ли она своей рукой? Аша сомневался в этом, ведь женщины на Мальте не обучались письму. В любом случае за написанными словами лежала ее душа, и, читая их, Аша плакал по утраченной жизни ребенка по имени Нико.

Получается, все это время Мария жила надеждой разыскать младшего брата лишь для того, чтобы в конце концов погибнуть от его руки?

За годы, прошедшие после его продвижения по службе, Аше еще не доводилось сталкиваться лицом к лицу со своим происхождением. В его жилах текла мальтийская кровь, но сердце билось под барабан султана, и его это никогда не беспокоило. Возможно, ему и сейчас не придется вставать перед выбором. Ведь он знает, что Аллах выбрал для него путь, на котором предопределен каждый шаг.

Если ему суждено встретить там свою смерть – малеш, мактуб. Он только рад.

И если, иншалла, ему предстоит пройти по улицам Биргу в числе победителей, он тоже будет рад.

Но к сожалению, он знал, что не все так просто. Как он будет чувствовать себя, выполняя приказ обстрелять Биргу и зная, что вместе с рыцарями гибнут простые мальтийцы? Он помнил своих соотечественников людьми невежественными, суеверными и очень бедными, но их лица не были