Звезда запада - Андрей Мартьянов

— А куда? Куда вы направитесь? — жадно спросил он. — В тот мир, где Нидхёгг?

— Э, нет! — рассмеялся Локи, дёрнув себя за кончик острой бороды. — Зачем? Мы не будем портить жизнь старине Нидхёггу своим появлением. Думаю, что во Внешней Пустоте найдётся спокойное и не тронутое никем местечко, которое по праву будет названо Асгардом, Новым Асгардом. И там мы станем сами себе хозяевами… В каждом мире достаточно Силы, чтобы мы смогли сделать так, чтобы он стал не хуже, чем старый добрый Мидгард!

— Ну что ж… Желаю вам удачи, — сердечно сказал отец Целестин и вдруг вспомнил кое-что. Порывшись в своём мешке, он вынул оттуда золотой диск на цепочке и протянул его Лофту.

— Возьми. Зачем мне здесь Око Амона? А вам оно ещё может пригодиться. И кроме того, пусть у богов Асгарда останется подарок на память о христианском годи…

Локи принял знак Божественного Ока и, повесив на шею, слегка поклонился отцу Целестину, который тоже ответил кивком, и произнёс:

— Если будет на то Божья воля, мы ещё сможем встретиться.

— Скорее всего, нет, — покачал головой Локи. — Но кто знает?.. И кстати, тебе поклон от Одина, Тора и Ньёрда. Ньёрд до сих пор не может забыть, как ты его бестолковой рыбой обозвал… Ну прощай, ромей…

Локи круто развернулся на каблуках и нырнул в низенький дверной проём, к конунгу и его наследнику, ждавшим снаружи.

«Да, предречённое Асафом в его псалме исполнилось, — думал вставший в дверях отец Целестин, наблюдая, как три фигуры скрываются в ночи. — «Умрёте как человеки, и падёте, как всякий из князей…» Вы, Асы и Ваны, именовавшие себя богами, умираете. Умираете для этого мира, чтобы обрести жизнь в новом. Правда, там вы не будете князьями, ибо не найдёте, кем повелевать, не отыщете себе смертных слуг… Всякий из князей рано или поздно лишается своего престола, со смертью ли, с кознями недругов или пришествием более сильного. Вот и вы, былые повелители мира, уступаете перед властью и величием того, кто именуется Царём Царей…»

«Но ты, почтенный Целестин, забыл, что можно править и в новой вотчине», — Голос Одина, старческий, но сильный и твёрдый, появился в голове монаха, заставив его вздрогнуть и ухватиться за дверной косяк. — А что до народа или народов, кои будут нуждаться в нашем водительстве и защите, — то за тем дело не станет! Или отнял у нас Единый Силу Творящую? Или все миры обрели тех, для кого они созданы, в миг, когда было произнесено Слово, бывшее в начале!»

«Ты считаешь, что… что Единый… — монах запинался, не осмеливаясь даже подумать о том, про что рек Один, но наконец решился: — …что Господь сотворит в мире, куда вы уйдёте, человека? Образ и подобие своё? Для вас, богов?»

«Если мы имеем Его образ и подобие, то отчего бы и не сотворить! — ответил голос Князя Асов. — На всё воля Его…»

Отец Целестин перекрестился и зашептал молитву.

В ту ночь он долго не мог уснуть.

Последняя точка была поставлена, и отец Целестин с сожалением покосился на опустевший кувшин. Вот, собственно, и всё. Сейчас остаётся только исполнить то, о чем мечталось монаху вот уже двадцать семь лет, и желание это, по правде говоря, стало первопричиной всего, что пришлось пережить за минувшие годы.

Монах аккуратно втиснул хронику меж Евангелием и житиями святых, помолился, и, когда он, вздыхая и вытирая рукавом влажные отчего-то глаза, поднялся с колен, дверь приоткрылась и послышался голос Видгнира:

— Можно к тебе?

— Заходи, — тихо сказал отец Целестин и, когда его ученик уселся на покрытом бурой медвежьей шкурой ложе и отложил принесённый с собой тяжёлый свёрток, коротко спросил: — Когда?

— Да хоть сейчас, — угрюмо ответил Видгнир. — Небо чистое, до фьорда рукой подать… Ты твёрдо решил сделать это?

Монах повздыхал, сокрушённо покачивая головой, походил по горнице и наконец сказал:

— Да. Но ведь это же… это же не навсегда! Я ещё вернусь… Очень хочется посмотреть, как там сейчас…

Видгнир решительно поднялся, подхватив свёрток на руки и направился к двери.

— Если собрался — пошли. Неровен час, ветер облаков нагонит…

Отец Целестин ещё раз издал звук, смахивающий на стон умирающего кита, сгрёб в охапку свой мешок и, осенив себя крестом, вышел за порог следом за Видгниром.

— Хоть бы сказал кому… — бурчал парень по дороге. — Торин же это за обиду почтёт. Не попрощаться толком, ни…

Чёрное небо, золотая луна и белые звёзды над Вадхейм-фьордом. Вода, несомая прибоем, у камней побережных плещется. Светящаяся дорожка от изогнутого месяца на волнах переливается серебром. Запах моря, знакомый отцу Целестину с молодости, и ещё аромат хвои и смолы от недалёкого леса. Чёрные зубцы гор на востоке — там, на склонах Хартейгена, и поклонились последний раз норвежским землям боги Асгарда, покидая его навсегда… Один тогда сказал потомку Элиндинга схоронить Трудхейм в горных пещерах, подальше от чужого глаза…

Но сейчас у Чаши Сил нашлось ещё одно предназначение.

Монах смотрел на запад, в океан, вечно движущий свои воды за Вадхейм-фьордом, едва замечая звезду, повисшую над ним. Ещё совсем недолго, и Норвегия исчезнет, как сказочный сон, наполненный дивными, но мимолетными видениями. Уйдёт в прошлое отнюдь не маленькая часть жизни, сменившись безмятежными днями отдыха и размышления. Да нужно ли это?..

— Давай скорее, а? — буркнул отец Целестин, заслышав неподалёку скрип гальки под чьими-то сапогами. — Ещё недостаёт, чтобы нас кто-нибудь увидел…

Видгнир опустил в Трудхейм, уже налившийся Силой, свой клинок, и когда меч пробороздил светящейся дугой воздух, открыв Врата, нежданно раздался хриплый голос конунга:

— Эй вы, двое, а ну подождите нас!

Сигню, Гунтер и Торин, неведомо как прознавшие о намерениях монаха, теперь стояли на берегу, рядом с пульсирующим едва заметным светом разрывом в пространстве, в глубине которого угадывался далёкий холм с озарённой луной высокой башней, и спокойная гладь озера.

— Я… — Отец Целестин запнулся, не зная, что и сказать. — Я… Словом, вы всегда сможете отыскать меня… И потом, я обещаю вернуться… э-э… через год.

— Хоть через десять, — проворчал Торин. — Ты обещал и должен сдержать слово. А теперь — иди!

Монах повернулся, забросил старый дорожный мешок на плечо и неуверенно шагнул вперёд, переступив через уже начавшую сдвигаться огненную линию. Под ногами зашуршал песок дороги.

— Э, нет, так не пойдёт! — вдруг прогнусил Гунтер. — Торин, скажи Гёндуль, чтоб к моему возвращению наварила побольше пива!

— Чего?! — рявкнул конунг. — Сдурел?