Увечный бог - Стивен Эриксон

  Он приближался к тому, что казалось рядом высоких, зеленых как ледник кристаллов. Усталый разум пытается найти смысл... "Какой-то... порядок, схема.

  О боги, я уже видел такое. В камне.

  Икарий!

  Бессмертный архитектор, зодчий монументов, ты отправился бросать вызов богам, отвергать ткачей времени. Ты создавал то, что не может умереть, но каждое здание походило на образ памяти, и каждый раз память лежала в твоих руках мертворожденным ребенком. Раз за разом.

  Погляди же на нас, молящих о забвении сожалений, ошибок и глупостей, подлостей, совершенных в течение жизни. Мы не видим в памяти дара, мы считаем свободу клеткой, мы в гневной ярости желаем стать похожими на тебя.

  Строителя пустых зданий. Созерцателя молчаливых городов".

  Но сколько раз должен он напоминать Икарию о дружбе? О драгоценном удобстве путешествий с другом? Сколько раз можно заполнять пустеющие комнаты? "Друг мой, бездонный мой колодец. Но если я скажу правду, ты можешь забрать свою жизнь.

  Так ли это плохо? После того, что ты сотворил? Плохо?

  Сейчас ты под угрозой. Беспомощен. Я чувствую. Знаю, что я прав. И боюсь, что тебя пробудят во всей ярости, и в этот раз меч коснется не только людей. В этот раз он коснется богов.

  Кто-то хочет сделать тебя своим оружием, Икарий.

  Но... найдя тебя первым, я смогу пробудить тебя, рассказать подлинную историю нашей дружбы. А когда ты вонзишь острие кинжала в грудь, я буду стоять в стороне. Ничего не делая. Отдав тебе единственное, чем владею - себя. Я буду свидетелем самого справедливого твоего деяния.

  Я смогу уговорить тебя на самоубийство.

  Возможно ли это? Вот куда привела нас дружба?

  А что сделаю потом?

  Похороню тебя. Буду рыдать над камнями. Как и подобает другу".

  Город был его шедевром - Маппо видел истину в каждой линии. Но подойдя ближе, щурясь от странных плавающих теней и лучей света, он обнаружил признаки оккупации. Шаги Маппо замедлились.

  Обрывки кожуры каких-то фруктов, куски одежд, слабый запах высохших фекалий.

  Солнце начинало вставать - до города было так далеко? Он направился к ближайшей, самой широкой улице и, проходя между двумя угловатыми зданиями, вздрогнул от движения - там, отразилось в грани торчащего из стены кристалла. Он принялся следить - и увидел это снова.

  "Дети. Идут мимо".

  Но тут никого нет. "Кроме меня".

  Они брели из города - сотни и сотни детей. Тонкие как палки ноги, раздутые от голода животы. Рассматривая процессию, он не заметил ни одного взрослого.

  Маппо шагал, замечая новые отражения краткой оккупации, присутствия самозваных жителей среди величественной, хотя и холодной роскоши. "Икарий, я начинаю понимать. Вот самая жестокая из шуток: именно этого места ты не смог найти вновь.

  Каждый раз, говоря, что "мы близко"... Этот город ты искал. Эти хрустальные машины памяти. Ты шел по следу - пусть на другом континенте, пусть за полмира отсюда - по следу воспоминания. Об этом городе".

  Он двигался, складывая недавнюю историю армии детей, и много раз замечал одну девочку - рот окружен болячками, волосы потеряли цвет... Казалось, ее огромные глаза замечали его взор - хотя это невозможно. Она давно пропала с другими детьми. Ее может уже не быть в...

  "Ах! Это та самая! Начавшая песнь изгнания - заклинательница Д'айверса. Опалы, каменья, осколки... Та самая".

  Он вышел на главную площадь. Она была там, смотрела через витой кварцитовый шпиль. Он приблизился и встал перед ней. Снова ее глаза следили за ним.

  - Ты просто воспоминание, - сказал Маппо. - Такова функция машины - улавливать пробегающую мимо жизнь. Ты не могла меня видеть. Нет, кто-то проходил тем же путем, кто-то вот так же встал перед тобой. - Он обернулся.

  В пятнадцати шагах Маппо увидел закрытую узкую дверь-зеркало, а в ней тощего мальчишку с непонятной ношей в руках. Глаза их встретились.

  "Я между ними. Вот и всё. Не меня они видят, а друг друга".

  Но глаза мальчишки впились в него остриями ножей. Он заговорил: - Не отворачивайся.

  Маппо зашатался, словно его ударили.

  Девочка сзади произнесла: - Икариас не может нас удержать. Город встревожен.

  Он снова встал к ней лицом. Еще один мальчик появился за ее спиной, в руках была груда всякой дряни. Он смотрел на профиль девушки с явным обожанием. Она сдула мошек с губ.

  - Баделле. - Голос высокого мальчика проплыл словно туман. - О чем ты грезила?

  Девушка улыбнулась: - Никто нас не ждет, Рутт. Никто - они ничего не готовы изменить в жизни, чтобы нас спасти. Они живут и делают всё новых нас, и лживо говорят, будто заботятся о будущем. Но слова их пусты. Лишены силы. Я же видела слова НАСТОЯЩЕЙ силы, Рутт, и каждое было оружием. Оружием. Вот почему взрослые проводят всю жизнь, затупляя слова. - Она пожала плечами. - Никто не хочет порезаться.

  Мальчик заговорил снова - казалось, он стоит на месте Маппо. - О чем ты грезила, Баделле?

  - В конце мы забираем язык. В конце мы бросаем их позади. - Она нахмурилась на стоявшего рядом мальчика. - Выбрось это. Мне не нравится.

  Мальчик качал головой.

  - О чем ты грезила, Баделле?

  Взгляд девушки вернулся на лицо Маппо. - Я видела тигра. Видел огра. Видела мужчин и женщин. Потом пришла ведьма и забрала у них детей. Ни один не попытался ей помешать.

  - Не так было, - прошептал Маппо. Хотя было именно так.

  - Потом один поскакал следом - он был немного старше тебя, Рутт. Кажется. Трудно было разглядеть. Словно он призрак. Достаточно юный, чтобы слушать голос совести.

  - НЕ ТАК БЫЛО!

  - И всё? - спросил Рутт.

  - Нет, - ответила она. - Но он услышал достаточно.

  Маппо закричал, отвернулся и захромал прочь. Бросил взгляд назад: ее глаза следили за каждым шагом. В черепе звенел голос: - Огр, я не могу спасти тебя и ты не можешь спасти его. Не от себя самого. Он - твоя Хельд, но каждый ребенок просыпается. В нашем мире просыпается каждый ребенок, и этого ты боишься сильнее всего. Погляди на Рутта. У него на руках Хельд. И ты идешь искать Хельд, чтобы вновь занять руки. Погляди на Рутта. Он в ужасе: Хельд может проснуться. Он как ты. А теперь послушай стихи. Они для тебя.

  Выбрать велела

  Кого же спасать

  Ты выбрал, конечно