Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

Естественно предположить, что непосредственным поводом послужили упорные предостережения адвоката, который не рекомендовал прерывать американское турне. Позднее лейтенант Амундсен, не вдаваясь в подробности, пишет, «что дядя Руал счел себя вынужденным отстранить адвоката Нансена от ведения своих дел». Юридические игры вокруг полярника грозили большими сложностями, однако вполне вероятно, что и стареющий Александр, и молодой Эйнар Нансен облегченно вздохнули, когда лейтенант положил трубку.

Этот телефонный разговор двух племянников оборвал связь между великими сынами Норвегии, и она уже никогда не возобновится. Но в противоположность своему коллеге Фритьоф Нансен располагал достаточным количеством открытых каналов. Хотя политические его усилия на родине неизменно оказывались неудачными, никто из соотечественников не мог соперничать с ним по части международного влияния. Благодаря своей гуманитарной деятельности и активной работе в Лиге Наций[184] Фритьоф Нансен решает воспользоваться одним из своих контактов, чтобы остановить Руала Амундсена на его все более авантюристическом пути к гибели. Делает он это не ради коллеги, но ради Норвегии и ради себя самого. Нансен уверяет, что никогда не читал автобиографию Амундсена, но отлично знает ее содержание. Вместо смиренной благодарности людям, продвигавшим его, там полным-полно обвинений в несправедливостях. Фритьофу Нансену не по душе видеть соотечественника таким. Слишком многим он ради него пожертвовал. Южным полюсом. Почетным местом, которое коллега вот-вот потеряет. Защищая Южный полюс ради Норвегии, пожертвовал своим престижем. Слишком уж во многом этот престиж — престиж отечества и его собственный — зависит сейчас от мстительных действий опрометчивого человека.

Фритьоф Нансен пишет письмо, помеченное грифом «в собственные руки, конфиденциально», но знает, что его послание дойдет не только до адресата, а мало-помалу достигнет всех на свете организаций, где имя Руала Амундсена кое-что значит. Адресат письма — вице-президент Королевского географического общества Хью Роберт Милл, который, разумеется, уже контактировал с Нансеном. Именно ему от имени Лондонского общества пришлось требовать, чтобы Амундсен принес извинения и прекратил нападки. Если рассматривать спор вокруг Южного полюса как национальный конфликт между Норвегией и Англией, то письмо Нансена, по сути, представляет собой повинную депешу во вражеский лагерь — прошение о мире. И коли требуется жертва, можно отдать на заклание зачинщика распрей.

Фритьоф Нансен пишет: «Я тоже весьма огорчен скандалом с Амундсеном и опасаюсь, что во многих отношениях он нанесет большой ущерб. Разумеется, я нисколько не виню КТО, его позиция, на мой взгляд, совершенно оправданна, хотя, вероятно, лучше было бы обойти все это молчанием. Я вообще в последнее время не понимаю поступков Амундсена, странностей в его действиях предостаточно, и объяснить их я могу лишь одним: с ним явно что-то неладно. Подобные срывы случались и раньше, раз или два, но сейчас я не могу отделаться от ощущения, что он полностью утратил равновесие и уже не способен отвечать за свои поступки. Учтите это».

Профессор Нансен подчеркивает, что не видел означенное лицо больше года, то есть с достопамятного вечера в крепости Акерсхус. Но для океанографа медицинский диагноз сформулирован на удивление точно: «Мне кажется, здесь имеется целый ряд явных симптомов какой-то душевной болезни. Однако до тех пор, пока это не станет достоянием гласности или не получит официального подтверждения, действия Амундсена, естественно, будут по-прежнему наносить серьезный ущерб. И я действительно не знаю, как тут быть. Вы же понимаете, Англия не единственная страна, которую он оскорбил, пострадали и Соединенные Штаты (не говоря уже о Германии и Италии). Правда, более всего меня огорчают его нападки на Вас и КТО. Я конечно же не нахожу в замечаниях Керзона ничего предосудительного и совершенно уверен, что он и не помышлял ни о чем дурном, совсем наоборот. Но даже если и помышлял — разве это имеет значение? Вменяемый человек никак не мог помнить и думать об этом столько лет, а потом опять вытащить на свет, только чтобы унизить себя самого».

Это послание, направленное прямиком во вражескую штаб-квартиру, объявило Руала Амундсена недееспособным. Как не раз бывало в психиатрии и раньше, и позднее, медицинский диагноз поставлен на политической основе. Обследовать пациента было невозможно. «Мне кажется, с ним вряд ли стоит разговаривать», — пишет Нансен, а в подтверждение вполне мог бы сослаться на то, как досталось его племяннику, когда тот недавно попытался образумить полярника. Главное здесь не стопроцентная корректность диагноза, главное, чтобы Руала Амундсена больше не принимали всерьез, чтобы его опрометчивые и пагубные заявления не били рикошетом по родной стране, по той Норвегии, которая была делом жизни Фритьофа Нансена и неизменно отождествлялась с его именем.

Еще четырьмя годами раньше поэт Арнулф Эверланн[185] насмешливо заявил в газете «Арбейдербладет», что для полярника надо приобрести «просторный, комфортабельный холодильник с крепким, солидным замком. И посадить его туда. Пускай этот безумец наслаждается своим любимым морозом!».

Теперь Руал Амундсен успешно воплощал в жизнь и поэтический постулат Хенрика Ибсена. На глазах у всех он становился все более одинок. Но только он думал, что сделался самым сильным человеком на свете.

За одну осень Руал Амундсен разрушил дело своей жизни. «Моя жизнь» показала, что маленькие слова способны сокрушить великие деяния. Спасти его могло только чудо. Такое уже бывало. Например, когда Линкольн Элсуорт, посланец мира чудес, спас его от финансового краха. На сей раз речь шла о банкротстве нравственном, здесь требовалось чудо поболе, жертва поболе той, что измерялась в элсуортовских долларах, — здесь требовалось деяние, которое больше слов.

Еще до конца года прозвучал предупредительный сигнал. Летчики Бернт Балкен и Оскар Омдал отправились в Америку, рассчитывая снискать признание. Но там, где одному лейтенанту сопутствовала удача, другой потерпит поражение.

Омдал свел знакомство с американкой датского происхождения по имени мисс Грейсон. Эта эксцентричная дама задумала первой из женщин перелететь Атлантику на самолете. «Омдал, записной сердцеед, конечно же очень быстро получил в этом предприятии место старшего пилота», — рассказывает в своих мемуарах Одд Дал. И в канун сочельника самолет «Рассвет», невзирая на предостережения метеорологов, стартовал из Нью-Йорка. После промежуточной посадки на Нью-Фаундленде экспедиция продолжила перелет в первый день Рождества. Кроме старшего пилота и начальницы экспедиции, на борту было еще два человека; все они бесследно исчезли у побережья Канады. После нескольких дней поисков всякую надежду найти самолет пришлось оставить.