'Канцелярская крыса' - Константин Сергеевич Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автоматический пистолет новейшей американской системы, который ему присоветовал продавец, оказался тяжеленным куском стали, оттягивающим ремень, причем тяжесть эта очень быстро стала из тяжести успокаивающей тяжестью раздражающей и стесняющей. Револьвер болтался в кармане, то и дело чувствительно ударяя его по бедру и оттопыривая пиджак. Трость отягощала руку. Потайная кобура с дерринжером, укрепленная на правой голени, казалась удобной ровно первые четверть мили, после чего впилась в ногу так крепко, что Герти поневоле ощущал себя беглым рабом с сахарных плантаций, на ноге которого болтаются кандалы.
Пришлось смириться с мыслью, что наличие оружия ровным счетом никак не гарантирует душевного спокойствия, даже напротив. Он не чувствовал себе спокойнее со взведенным оружием в кармане. Стоило лишь придти сумеркам, как душа тревожно заныла, а тело покрылось липкой пленочкой пота.
Гиена вышла на охоту. Может, она сейчас рыщет на другом конце города. А может, идет в эту минуту в двух шагах от него, с наслаждением вдыхая липкий от адреналина запах его пота.
Делая вид, что беззаботно разглядывает темнеющий город, Герти пристально вглядывался в лица прохожих. С наступлением вечера их сделалось особенно много в Майринке. Уставшие клерки в помятых костюмах недорогой ткани вяло курили, обсуждая какие-то векселя. Полная дама в старомодном платье несла пакет с пирожными от бакалейщика. Седой кэбмэн однообразно ругался, колотя ногой по жестяному боку своей паровой повозки. Фальшивый ветеран персидской войны[4] клянчил пенни на лекарство, распространяя вокруг себя стойкий аромат дешевого джина. Мальчишка, судя по одежде, подмастерье из Коппертауна, забыв обо всем, возился со щенком и дергал его за хвост. Помятый автоматон тщетно ждал желающих сыграть в «три стакана», неподвижно сидя в переулке. Его прохудившееся тело было сплошь исписано мелом, причем преобладали ругательства на маорийском языке.
Любой из них мог быть Гиеной. Любой из них мог сжимать в кармане нож. Если Гиена столь хитра, что способна водить за нос Канцелярских крыс, ей ничего не стоит обмануть и случайного наблюдателя. Она коварна, она сильна, она скрывается в тени до последней секунды, прежде, чем нанести удар.
Быть может, Гиена сейчас наблюдает за ним Уинтерблоссома в отражении галантерейной витрины, приняв облик молоденькой девушки в легком платье. Одета не по погоде, и лицо как будто странное… Или приглашает его на лекцию о новых лекарственных каплях Бойля («Новое индийское средство, господа! Немедленный эффект! Английский патент!»), примерив фальшивую шкуру неряшливого седого старика. Акцент у него нездешний, а седину подделать и дурак сейчас способен… А может, Бангорская Гиена это статный констебль, торопливо жующий сдобную булку на углу. То-то глаза у него холодные, зыркающие…
Короткая прогулка по городу вымотала Герти так сильно, словно он прошагал сотню миль по непролазным южноамериканским джунглям в обществе подполковника Фоссета[5]. Ощущение постойной опасности вытягивало силы удивительно быстро, а неизвестность лишала душевного равновесия, заставляя тело то и дело вздрагивать и резко крутить головой.
Еще несколько дней назад он надеялся, что крысы мистера Шарпера никогда не нападут на след и был готов даже саботировать расследование Канцелярии. Или, того лучше, опередить их всех, чтобы первым выйти на убийцу и вывести его на чистую воду. Это было до знакомства с таинственной папкой, полной машинописных листов и фотографий. Особенно фотографий. От одного их вида его пробирало до самого затылка колючей дрожью. На этих фотографиях кто-то кропотливо фиксировал пиршественные столы Бангорской Гиены и остатки ее яств, разбросанные по мостовой. Они были непохожи друг на друга, хоть и одинаково омерзительны.
Роднила их единственная общая деталь, с неумолимым постоянством обнаружившаяся на всех фотокарточках. Прямоугольник белой бумаги, неизменно лежащий среди алых клякс. Иногда он обнаруживался в зубах скальпированного черепа, сжатый предсмертной судорогой. Иногда элегантно торчал из надреза в теле.
Всегда один и тот же прямоугольник с отпечатанной надписью «Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом».
Герти захотелось дать самому себе чувствительную затрещину. Он потерял столько времени в погоне за «делом Уинтерблоссома», отчего-то полагая, что убийца сам шлепнется ему в ладонь, как перезревшее яблоко. И достаточно будет предъявить его в Канцелярии, чтобы мгновенно очистить свое имя. Наивная, смешная простота.
Крысы Канцелярии безостановочно перекапывают весь город в попытке найти таинственного мистера Уинтерблоссома. Прямо сейчас они проникают на самое дно, в удушливыестрашные притоны Скрэпси и трущобы Шипси, они патрулируют порт, подобно часовым, они вынюхивают и высматривают все, что может нести отпечаток Гиены, эти настороженные и внимательные хвостатые твари с пастями, полными острейших зубов… Но даже они не могут похвастаться каким бы то ни было успехом. Так каков шанс у него опередить их?
«У меня есть кое-что, чего нет у них, - напомнил себе Герти, - Может, это не сделает меня фаворитом гонки, но уж какое-то преимущество даст».
В отличие от крыс, он знает, как визитные карточки попали на тела жертв Гиены. Их вытащил у него вместе с бумажником какой-то бродяга, кашляющий черной пылью. Но, если по справедливости, считать ли это значительным преимуществом?.. Герти десятки раз вспоминал этого бродягу, надеясь, что память подскажет что-то, упущенное изначально. Тщетно. Это был самый обычный бродяга, средних лет, перемазанный чем-то, скверно пахнущий и наглый.
«Монетку, сэр! Один медный пенни! Кхэ-э-э-х…»
Герти помнил лишь, что кожа бродяги была необычайно горяча, как будто бедняга болел какой-нибудь южной лихорадкой и находился в жару. И эта черная копоть, вылетавшая из его рта… Какая-нибудь форма тропической болезни? Или просто мелкая угольная крошка? Но кому придет в голову грызть уголь?..
Герти не раз и не два пытался восстановить цепь событий, цепляя к ней различные звенья, но всякий раз эти звенья не подходили друг другу и болтались, досаждая ему фальшивым звоном. Бродяга ловко вытащил у Герти бумажник, когда тот ехал на парокэбе. Это выдает в нем опытного карманника, но убийцу ли?.. Не всякий, способный стащить денег, готов на то, что продемонстрировала Бангорская Гиена. Совсем не всякий.
Скорее всего, бродяга не имеет никакого отношения к этим убийствам. Он стал лишь орудием судьбы, невольно вплетенным в историю. Допустим, он вытащил бумажник из чужого сюртука и… И сделался обладателем изрядной суммы денег вкупе с чужими документами и визитными карточками. Деньги он, разумеется, спустил.
