Ограниченная территория - Вероника Трифонова

концентрация на управлениях своими действиями к нему вернулась. Похрамывая, ублюдок стал приближаться ко мне так быстро, насколько мог. Новым ударом молоточка я проткнула ему бедро, но и сама заорала, когда он схватил меня за волосы и отбросил в сторону. От удара затылком о край кушетки на глазах выступили слёзы. Низ живота заболел так, что казалось, будто внутри меня лопнул тугой, наполненный водой пузырь. Не дав себе времени на отдых, я вскочила снова — и с ужасом увидела, что Химик стоит, держа в руке алый от крови предмет. Молоток, моё единственное оружие, теперь перешло к нему.

Моё сердце рухнуло вниз. Всё кончено. У меня не вышло убить его, не вышло сбежать… Наш бой на смерть, в котором я могла либо убить, либо умереть, был мною проигран.

Перед глазами опять возникло изображение дочери, лежащей в кувезе совсем недалеко отсюда: маленькой, беспомощной, в трогательной белой шапочке… Я стиснула зубы. Конечно, я так не сдамся. Всё равно буду до последнего бить этого гада — хоть голыми руками, хоть зубами, если потребуется.

Однако Химик не собирался больше нападать. Ему явно не было хорошо. Выглядел он как оживший персонаж кошмара: на месте левого глаза — пустая, зияющая тёмно-вишневая воронка, из которой продолжала вытекать густая, блестящая, похожая на свежее варенье жидкость; правый глаз был заплывшим, мокрым от слёз и красным от потрескавшихся в нём капилляров — почти как у его жертв Виолетты и Нины. Отвратительный кровавый ручей вытекал из глазницы наружу, спускаясь вниз по щеке и халату до самой его груди. Красными пятнами разной интенсивности было покрыто всё: лоб, подбородок и нос Химика, белая ткань халата и брюки. Левой рукой он зажимал на бедре рану, из которой меж его пальцев хлестала кровь, а в опущенной правой держал молоток.

Его лицо исказила очередная гримаса боли, и он согнулся. В этот момент я почувствовала за спиной какое-то движение и слабое дуновение ветра. Химик с трудом выпрямился и посмотрел на меня слезящимся глазом. Затем кивнул и опять отвернулся.

Едва я успела удивиться, как сзади меня схватили чьи-то крепкие руки, подняли в воздух и поволокли назад. Я кричала, брыкалась, но всё было без толку — молчаливый похититель тащил меня сквозь море боли дальше, куда-то в неизвестность. Перед тем, как закрылась дверь, я ещё раз увидела Химика. Стоя боком ко мне, он покосился на меня единственным глазом. Я уже не могла разобрать выражения в нем, но, думается, оно вряд ли сулило что-то хорошее.

«Прости меня, доченька. У меня снова не вышло тебя спасти».

Глава 53

Спокойные глаза с ледяным огнём и их равнодушное выражение не сулило мне ничего хорошего.

— Это будет не больно. Почти.

Сквозь голубую маску на лице слова Химика звучали глухо. Прификсированная ремнями по рукам, ногам и талии к креслу, я глухо мычала сквозь кляп. Горячие слёзы текли по моим щекам, обжигая кожу.

Филин, держа в руках шприц, подошёл ко мне вплотную, наклонился и поставил на широкий край подлокотника кресла медицинский лоток. Затем я почувствовала, как на моём левом плече затягивается жгут. У меня вырвался беспомощный писк.

— Тссс, — прошептал он. В воздухе раздался запах медицинского спирта. Прикосновения рук в латексных перчатках и холодной влажной спиртовой салфетки. Игла, безжалостно протыкающая мне вену. Мой судорожный всхлип, переходящий в горестный вой — по мере того, как жидкость, содержащая в себе неизвестное вещество, всё сильнее раздувала мне вену.

— Скоро всё закончится.

Вежливый, обходительный, интеллигентный, спокойный. Такой же, как Валя. На шее — родинка, как у Вали. Черты лица, схожие с чертами Валентина Малькова. Даже голос чем-то напоминает мягкий тенор его брата. Но всё это ложь и подлый обман. Михаил Филин — собственник фармацевтической компании, директор НИИ и клиники, талантливый во многих областях гений, учёный и психопат, который сначала мило тебе улыбается, а в следующую секунду с этой же улыбкой вытаскивает тебе кишки и ещё шепчет утешительные слова.

Он больше не контролировал себя. Он убил Котова. Да, Эдик подходил ему по каким-то параметрам, но он был сотрудником НИИ. И Неля тоже. И мы все.

Боль пронзала плечо до самой кости. По вене потекла холодная, как сама смерть, адская жидкость. Я дергалась и глухо мычала.

— Я всегда хотел быть лучше, чем мой отец. Он считал себя важной и значимой личностью, да только я понимал, что во многом превосхожу его. В том числе способностью не останавливаться и идти к цели там, где мой отец не рискнул бы… Я знал, что однажды, когда его не станет, не просто займу его место — а стану гораздо более великим. Почему именно «когда его не станет»? Да потому что с такой заносчивостью отец не терпел никого, кто мог быть выше его — тем более не потерпел бы собственного сына, как бы он им ни гордился.

Теперь я ничего не видела — мешали застилающие глаза слёзы. Рука, в которую было введено вещество, сделалась вдруг холодной — от кончиков пальцев до плеча.

— К сожалению, меня никто никогда не понимал, — тихий голос Филина звучал совсем рядом с моим ухом. — Ни в родной семье, ни в школе. У меня ведь даже не было друзей. Трудно быть гением, быть выше других и видеть то, чему все не придают значения. Как ни странно, наиболее близкими для меня людьми стали те, с кем я не рос с самого детства: это мой единокровный брат Валентин и моя супруга Илона. Но и они в итоге меня оставили, — с нажимом и болью сказал он. — Илона погибла, а Валю пришлось убить. Так я окончательно оказался один.

Значит, Илона мертва? И смерть её всё же несчастный случай…?

Я всхлипнула, мотая головой, к которой почему-то подступал жар. Но монолог находящегося рядом маньяка опустошал меня, выжигая до самой души так, что я дергалась, как кролик в запертом горящем ящике.

— Однако, несмотря на трудности, я оставался оптимистом. Всегда надеялся, что меня кто-нибудь поймёт. Кто-нибудь очень близкий. Они не смогли. Ни папа, ни брат с сестрой, ни жена. Но, может быть, ты?

Моего лба вдруг коснулась ладонь. Задержавшись на нем, она скользнула к моим волосам. Проведя пару раз по ним, Филин отвёл руку.

— Раньше меня более всего интересовали неврология и нейрохирургия. Знаешь, почему? Потому что головной мозг — самый главный управляющий центр организма. Его ядро. Да будут неправы мужские особи, думающие