Игра теней - Тэд Уильямс

Потрясенный Вансен едва не выпустил руку Джаира. А может быть, воин сумеречного племени сам ослабил хватку.

Одно из тел свалилось с телеги и тяжело, словно мешок с зерном, шлепнулось возле колеса. Косматый и еще один узник наклонились, Чтобы поднять труп, и Вансен разглядел, что мертвец был гоблином. Шкуру несчастного густо покрывала грязь, невозможно было определить ее цвет. Никаких следов насилия или смертельных ран капитан не заметил. Правда, на спине мертвого гоблина виднелись два длинных рубца, похоже, от ударов кнутом или плетью. Но эти удары явно были получены давно, ибо рубцы уже начали зарастать мехом. Вне всякого сомнения, причиной смерти гоблина послужили не они.

Косматый арестант выполнял свою мрачную работу как во сне. Взор его затуманился, я Феррас Вансен был этому даже рад, ибо наблюдать за действиями узника было выше его сил. Косматый уложил в телегу еще один упавший труп — на этот раз он принадлежал существу с пупырчатой кожей и вытянутой мордой, в точности такой, как у самого арестанта. Никаких следов насилия, за исключением нескольких кровавых пятен, на мертвеце тоже не было. Вансен почувствовал, как при виде представителя собственного племени сердце арестанта болезненно сжалось. Но в следующий миг косматый впал в прежнюю апатию и равнодушно отвернулся. Впрочем, у него не было времени предаваться скорби над трупом сородича, ибо телега, отчаянно скрипя, двинулась к выезду из пещеры. Косматый обнаружил очередного упавшего мертвеца — его тело покрывал костяной панцирь, обтянутый грубой кожей. Это диковинное существо оказалось тяжелее, чем ожидал арестант; после нескольких тщетных попыток поднять труп косматый решил тащить его волоком. Один из узников поспешил к нему на помощь, чем немало тронул Вансена. Вдвоем они протащили тело по полу и погрузили на телегу.

Телега, увлекаемая пленниками, выехала через дверь в дальнем конце пещеры и двинулась в непроглядную тьму. С одной стороны возвышалась каменная стена, с другой — тянулся головокружительно высокий обрыв. Проехав несколько сотен шагов, телега замедлила движение, а потом и вовсе остановилась, ибо колеса ее забуксовали в грязи. Косматому и его товарищам пришлось, выбиваясь из сил, толкать телегу, пока колеса не высвободились. Пещеру сотряс новый удар — Вансен не столько услышал его, сколько ощутил, как этот гром эхом отозвался в ушах косматого. В течение нескольких мгновений перед глазами узника стояла чернота. Дорога резко уходила в сторону и тонула в густом мраке, который не разгоняли огни факелов.

Узники медленно тащили тяжелую телегу, с трудом преодолевая бесчисленные повороты. Несмотря на все попытки держаться как можно дальше от края обрыва, один из низкорослых пленников потерял равновесие и с отчаянным воплем (Вансен едва расслышал его, но ощутил, как он резанул по ушам косматого) сорвался в бездну. Товарищи погибшего остановились, охваченные ужасом, но стражники тычками и ударами заставили их двигаться дальше.

Преодолев очередной крутой поворот, арестанты увидели целый отряд мохнатых стражников, двигавшийся им навстречу. Звериные лица охранников были повязаны платками, над ними посверкивали лишь маленькие злобные глазки. Это придавало им еще более жуткий вид. Увидев телегу, преградившую им путь, стражники пришли в ярость. Они наставили на узников раздвоенные пики и принялись что-то злобно выкрикивать. Косматому и его товарищам пришлось отодвинуть телегу к скалистой стене, давая стражникам дорогу. Когда отряд прошел мимо, пленники продолжили свой мучительный путь.

Та часть сознания Вансена, что по-прежнему принадлежала капитану, пыталась понять, откуда взялись мертвые тела и куда их везут. Гадать ему пришлось недолго. По мере продвижения телеги свет становился все ярче; он явно исходил не только от факелов, укрепленных на каменной стене. Через каждую сотню футов дорога совершала поворот, и всякий раз свет усиливался. Все сильнее становился и запах — такой отвратительный, что те арестанты, на ком сохранились лохмотья одежды, закрывали ими носы и рты. Косматому, не имевшему на себе ни единого лоскута, оставалось лишь зажимать рукой свою вытянутую морду. Его ощущения были доступны Вансену далеко не в полной мере, но запах гниющей плоти вызвал у капитана приступ тошноты.

В какой-то момент Феррас Вансен почувствовал не только животный ужас, охвативший косматого арестанта, не только свой собственный страх, но и отчаяние принца Баррика. Эти три чувства слились воедино. Баррик пытался встать на ноги, более не в силах выносить обрушившийся на него кошмар. Вскоре Вансен осознал, что связь, соединявшая их с Джаиром, начала слабеть.

«Погоди! — прозвучал у него в голове властный голос воина из страны теней — Не отворачивайся! Ты должен все это увидеть!»

Капитану гвардейцев оставалось лишь подчиниться и крепче сжать холодную руку Джаира.

Несколько десятков стражников в длинных плащах с капюшонами, почти полностью закрывавшим и их лица, выстроились в ряд на широком выступе над исполинской впадиной, почти до краев наполненной трупами самых разных существ. Повсюду горели костры, огромные по краям ямы, маленькие на широких участках выступа. По всей вероятности, дым костров должен был заглушить жуткий аромат разложения. Столбы дыма и снопы искр взмывали вверх, к потолку пещеры, и исчезали в темноте. Горячий зловонный воздух дрожал, колеблемый сквозняками из коридора.

«Нет… нет… я не могу на это смотреть… это слишком страшно…»

Вансен не мог понять, чья это мысль — его собственная, косматого, Баррика или Джаира. Он почувствовал, что кошмарное видение расплывается, ибо глаза его наполнились слезами. А потом темнота поглотила все, и капитан гвардейцев очнулся на полу рядом с Джаиром и Барриком, слабый, разбитый, измученный душой и телом.

Глава 26

Разбушевавшийся ветер

Увис Белорукий, любимец темного Змеоса, получил смертельную рану от Керниоса, и его унесли с поля битвы. Одержимый яростью, Рогатый вышиб из седла отважного Волиоса и нанес ему множество ударов своим боевым мечом, именуемым Белым Огнем. Кровь бога Войны хлынула из бесчисленных ран и окрасила в багровый цвет воды реки Раймтрейл. Наконец великий сын Перина пошатнулся, упал и испустил дух.

Пиннимон Вэш, верховный министр Ксиса и других владений великой империи, окинул свою гардеробную недовольным взором. Трое нагих юношей с золотыми ожерельями на шеях и браслетами на лодыжках распростерлись на ковре. Рабы слишком хорошо знали, что дурное настроение господина может иметь для них самые печальные последствия.