Рокоссовский - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как отмечают военные историки А. Т. Завьялов и Т. Е. Калядин,
«врагу, усилившему свои войска, оборонявшиеся в Восточной Померании, удалось упорным сопротивлением на заранее подготовленных позициях приостановить продвижение войск армий левого крыла 2-го Белорусского фронта, а силами войск 11-й армии, состоявших почти полностью из танковых и моторизованных соединений СС, нанести контрудары по войскам правого крыла 1-го Белорусского фронта, затормозить их продвижение на Штеттинском направлении, а на отдельных участках фронта потеснить наши войска к югу.
Несмотря на некоторое осложнение обстановки на правом крыле, командующий войсками 1-го Белорусского фронта по-прежнему считал основной задачей для подчиненных ему войск подготовку и проведение наступательной операции на Берлинском направлении. Он считал, что в его распоряжении на правом крыле фронта имеются достаточные силы для того, чтобы парировать возможные удары противника, а также оказать помощь войскам 2-го Белорусского фронта в разгроме вражеской группы армий „Висла“ в Восточной Померании и скорейшем выходе их к Штеттину и Померанской бухте, не нарушая и не откладывая подготовки к Берлинской операции.
В своих предложениях, представленных Ставке Верховного Главнокомандования 17 февраля 1945 г., командующий войсками 1-го Белорусского фронта просил утвердить следующее решение по дальнейшим действиям войск правого крыла фронта.
С целью оказания помощи войскам 2-го Белорусского фронта он предполагал 19 февраля нанести сильный удар по врагу и, отбросив его на север, выйти на фронт Лубов, Темпельбург, Фалькенбург, Драмбург, Вангерин, Голлнов, Штеттин и перерезать пути отхода померанской группировке войск противника на запад. Для выполнения этой задачи привлекались 61-я и 2-я гвардейская танковая армии, 7-й гвардейский кавалерийский корпус (командир генерал-майор Константинов М. П.), 1-я армия Войска Польского и часть сил 3-й ударной армии, причем главный удар должны были наносить одна общевойсковая, одна танковая армии и один кавалерийский корпус. Вспомогательный удар намечалось осуществить двумя дивизиями 1-й армии Войска Польского и частью сил 3-й ударной армии. Все остальные силы войск правого крыла фронта по решению командующего должны были продолжать выполнять ранее поставленные задачи по выходу на рубеж р. Одер и к выполнению задач в Восточной Померании не привлекались.
Это решение командующего войсками 1-го Белорусского фронта было утверждено Ставкой Верховного Главнокомандования, и войска правого крыла фронта после короткой подготовки 19 февраля перешли в наступление. На участке от Каллис до Бан вновь развернулись напряженные бои. <…> Бои показали, что войска правого крыла фронта, привлеченные к решению задач в Восточной Померании, в связи со все возраставшим противодействием противника не смогут их решить. Не исключалась опасность нанесения противником более мощного удара по войскам правого крыла фронта. Такое предположение подтверждалось тем, что у противника в этом районе имелось пять танковых дивизий, несколько отдельных танковых батальонов и бригад. Кроме того, немецко-фашистское командование продолжало подводить к линии фронта новые соединения, усиливая ими свои 3-ю танковую и 11-ю армии.
В силу сложившейся обстановки на правом крыле и все возраставшим ожесточением боев в центре командующий войсками 1-го Белорусского фронта решил перейти к обороне армиями правого крыла фронта, чтобы оборонительными боями обескровить противника и подготовить войска к парированию его возможно более мощного удара из района Восточной Померании по флангу и тылу фронта.
Это решение командующего войсками фронта легло в основу последующих действий армий правого крыла вплоть до перехода их в наступление. Так завершились бои на правом крыле 1-го Белорусского фронта на первом этапе Восточно-Померанской операции».
Если объективно взглянуть на ход событий, то получается, что ничего экстраординарного в феврале в Восточной Померании не происходило. Бои шли с переменным успехом. На одних участках советские войска теснили немцев, на других участках немцам удавалось остановить и немного потеснить наступающих. Но никакой угрозы немецкого прорыва в тыл 1-го Белорусского фронта не существовало. Еще 19 февраля и Жуков, и Ставка были уверены, что армии 1-го Белорусского фронта могут продолжать марш к Одеру и далее на Берлин. И только 22 февраля Ставкой было принято решение не позднее 1 марта повернуть против Восточно-Померанской группировки основные силы правого крыла 1-го Белорусского фронта, отказавшись временно от наступления на Берлин. Это решение обосновывалось не сложившейся в Померании обстановкой, а угрозой переброски туда новых немецких сил как из Курляндии, так и с Западного фронта. Не исключено, что Сталина волновала 6-я танковая армия СС, которая как раз в это время перебрасывалась на Восточный фронт. Но Гитлер использовал ее для контрудара в Венгрии, чем немного отсрочил захват Красной армией последних нефтяных месторождений и нефтеперерабатывающих заводов, имевшихся в распоряжении Германии.
Скорее все-таки в отказе от наступления на Берлин преобладали политические, а не военно-стратегические мотивы. Вероятно, Иосиф Виссарионович не доверял союзникам и опасался, что они высадят десанты в Померании и Восточной Пруссии, чтобы принять там капитуляцию немецких войск. Как раз 8–10 февраля началось и успешно развивалось наступление союзников к Рейну, завершившееся окружением основных германских сил на Западном фронте. Сталин не без оснований опасался, что англичанам и американцам, подписавшим Женевскую конвенцию о гуманном обращении с военнопленными, немцы будут сдаваться гораздо охотнее, чем советским войскам, никакими конвенциями не связанным. Поэтому и спешил занять и Восточную Пруссию, и Померанию, и даже Курляндию, хотя на самом деле у союзников не было планов оккупации этих территорий.
Сталина могла особо беспокоить возможная высадка союзников в Померании, которая согласно договоренности, достигнутой в Ялте, должна была быть передана Польше. При некоторой фантазии, которой Сталин, безусловно, обладал, можно было представить себе высадку здесь вместе с англо-американскими войсками дивизий польской армии Андерса, переезд в Гданьск польского правительства из Лондона и создание в Польше так пугавшего Сталина двоевластия.
В конце февраля 1945 года жена Рокоссовского Юлия Петровна навестила в Варшаве его сестру Хелену, специально приехав из Бродницы, где размещался тогда штаб 2-го Белорусского фронта. Она передала ей письмо брата от 22 февраля 1945 года. Константин сообщил о смерти их сестры Марии в 1915 или 1916 году в эвакуации в России и настоятельно просил, чтобы Хелена без промедления приехала к нему. И вот Хелена и Константин встретились после тридцатилетней разлуки. Долго говорили о жизни, о судьбе родных и знакомых. Затем Хелена вернулась в Варшаву. Она присутствовала на встрече Рокоссовского с фельдмаршалом Монтгомери и на Параде Победы в Москве. Тогда на приеме в Кремле Рокоссовский представил Хелену Сталину. Впоследствии она вспоминала, что брат, осыпаемый орденами и другими отличиями, всегда испытывал от почестей дискомфорт. Лучше всего он себя чувствовал среди боевых друзей и у семейного очага.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});