Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

— До свидания, мой дорогой Кагт! Передавай от меня привет ландграфу!

«Добродушный» Кагт потом рассказывал всем, что он сразу узнал короля, но не стал этого показывать, щадя его самолюбие.

Когда в Ханау и Целле появился ряженый Т. Бъельке, умные и проницательные немцы дали ему вежливо понять, что «он узнан». В Ханау придворный одной княгини, француз по национальности, попросился у Бъельке на шведскую службу. Когда генерал-адъютант возразил, что он не король и что он разговаривает на французском, в то время как всем известно, что Карл XII принципиально никогда не прибегал к этому языку, француз глубокомысленно ответил:

— Король Швеции делает все, что захочет.

22 ноября 1714 года в два часа ночи Карл XII и Дюринг постучались в ворота Штральзунда, носившие название Трибзеер Тор. За 15 дней они проскакали 2150 километров![231] Карл крикнул, что он — курьер из Турции, присланный королем Швеции и ему незамедлительно нужен генерал Дюккер, комендант крепости. Часовой ответил, что час уже поздний и следует дождаться утра. Король крикнул, что дело у него настолько важное, что если его сейчас же не впустят в город, то завтра у часового будут неприятности. Прошло не менее двух часов, пишет Лильегрен, прежде чем стража открыла наконец ворота.

Генерал Карл Густав Дюккер, когда ему донесли о важном курьере, подумал, что от короля прибыл кто-нибудь из генералов. Карла препроводили в дом коменданта. Дюккер, еще не очнувшись от сна, спросонья спросил, какие же известия привез уважаемый курьер от короля Швеции.

— Дюккер, — прокричал «курьер», - неужели самые мои верные подданные забыли меня?!

И тут генерал узнал Карла XII, но все еще не верил своим глазам. Он бросился на колени и со слезами обнял своего пропавшего монарха. В мгновение ока новость распространилась по всему городу, солдаты окружили комендантский дом, улицы наполнились обывателями. Во всех окнах зажглись иллюминационные огни, рекой потекло вино, тысячи факелов осветили город, и раздались залпы пушек.

Королю приготовили постель. Ботфорты не слезали с распухших ног, и их пришлось разрезать. Старая рана стерлась и кровоточила. Спешно призвали портного, который снял с короля мерку и приступил к шитью нового мундира. Собрали по городу приличное белье, чтобы одеть короля. Проспав несколько часов, блудный сын Швеции встал, чтобы пойти произвести смотр войскам и обозреть городские укрепления. В тот же день поскакали курьеры, развозя повсюду приказы короля о возобновлении с новой силой войны против всех своих неприятелей.

Вот такая умилительная (и на сей раз достаточно достоверная) сцена согласно Вольтеру.

Один из очевидцев описывает появление шведского короля в Штральзунде следующим образом: «На первое время он устроился в генеральской бане, где положил руки на стол, лег на них головой и на четверть часа заснул. Когда он проходил через вахту, на нем были черный парик с длинными локонами, коричневый сюртук и большая шляпа, а борода была совсем длинная».

Наутро король выглядел отдохнувшим и готовым к работе: «...все послеобеденное время он сидел и писал». О возвращении Карла из Турции знал уже весь город, равно как и о том, что портной Бринк шил для него новый голубой сюртук, белый камзол и пару кожаных брюк. Народу сообщили, что пока король не оденется как следует, никто его не увидит.

О. Ф. Дюринг валился с ног от усталости. Фон Розен прибыл в крепость два дня спустя после короля, а Понятовский с Бъельке и прочими появились через три дня. А. Спарре с «дивизиями» подтянулся в Померанию еще позже — в крепость Штральзунд он вошел в марте 1715 года. В Австрии их пересчитал местный дотошный генерал Штайнвиль: оказалось, что в «дивизиях» было 1168 человек, 1625 лошадей и 147 повозок. Специально отметили 28 евреев — это все были «финансовые» люди казначея Гротхюсена. Шведы, согласно Штайнвилю, находились «...в жалком состоянии как с точки зрения укомплектования лошадьми, так и с точки зрения вооружения». Рождество шведы встретили в Будапеште, туда им пришло сообщение, что король благополучно добрался до Штральзунда. Известие заставило их взбодриться и ускорить темп своего возвращения. Когда они проходили через Вену, датский посол Вейберг со злорадством отметил их разношерстную одежду, дурных лошадей, а также явный налет принадлежности к низшим слоям восточного общества. Саксонский посол Ваккербарт сообщал Августу в Дрезден: «Говорят, что эти люди испытывают чрезвычайное нетерпение, чтобы сократить время для возвращения к своему королю, для чего они в это суровое время года невероятным образом смогли ускорить свой марш; ...они предпочитают замаршировать себя до смерти, нежели не попасть к своему королю».

По прибытии в Штральзунд А. Спарре сразу подал королю рапорт на отпуск. Ему исполнилось уже 62 года, а в войне он принимал участие с первых ее дней.

— Мне надобно «смазать спину и ноги», иначе я буду выглядеть хуже старого мушкета, — сказал он Карлу, намереваясь принимать в отпуске горячие ванны.

Король отпустил своего ветерана, и тот благополучно избежал всех последующих сражений Северной войны. Он уплыл на север, в Карлскруну, а его король смотрел с крепостной стены Штральзунда ему вслед. Со стен этой последней в Германии шведской крепости ему были лучше видны толпы врагов, более многочисленных, чем когда-либо, готовых в любое время к нападению.

Возникает законный вопрос: каким возвратился Карл XII? Остался ли он верен своим принципам или Полтава и жизнь в Турции поломали его и наложили на него отпечаток, который мы называем «жизненным опытом»? Сделал ли он какие-либо выводы за эти пять долгих лет, как это происходит с большинством людей его возраста? Или он остался прежним Карлом, честным и благородным рыцарем, упрямым и бескомпромиссным правителем, отважным и тщеславным воином, для которого война не была связана с территориальными приобретениями, а означала прежде всего средство для достижения славы?

— Счастье может изменить, — сказал он в описываемый здесь период одному из своих приближенных, — ибо над ним мы не властны; но нельзя перестать оставаться честным человеком.

Пожалуй, этим многое сказано — возможно, всё. В соответствии с человеческой психологией Карл XII после Нарвы должен был измениться и стать не тем человеком, которым он был под Копенгагеном или в начале русского похода. События под Полтавой и Турция — эта своеобразная клетка для льва — должны были самым серьезным образом повлиять на его мировоззрение, изменить жизненные установки, внести коррективы и поправки в планы на будущее. Одним из доказательств этого является, как мы указали выше, его реальная программа действий, составленная для шведских дипломатов. Но в остальном с Карлом вроде бы ничего не произошло. Ни малейшего намека на уныние и грусть, никаких признаков плохого настроения и раздражительности после тяжелых пятнадцати лет отсутствия на родине. Никаких уступок внешним обстоятельствам, никаких измен своим принципам. Правда, он с годами слегка располнел и утратил былую гибкость в членах, когда он на полном скаку мог подобрать с земли перчатку, но это был все тот же неутомимый и деятельный каролинский солдат.