Тень Саганами - Дэвид Вебер

— Итак, как же нам теперь поступить?

Вице-президент Вук Райкович обвёл взглядом сидящих за столом членов "своего" кабинета, всего лишь меньше четверти которых были подобраны им самим.

— Что вы имеете в виду, господин вице-президент? — поинтересовался Мавро Канжер.

— Мавро, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — решительно ответил Райкович министру юстиции. — Вы присутствовали, когда Ван Дорт рассказал нам то, о чём не сообщила Александра. — Некоторые из присутствующих беспокойно задвигались, и Райкович вперил в них гневный взор. — Сейчас уже все вы знаете. И не пытайтесь прикидываться, что это не так! А чтобы никто из вас и не пытался отпираться, я официально заявляю вам, что в настоящий момент располагаю официальным подтверждением заявления Ван Дорта от самой баронессы Медузы. Президент Тонкович шесть недель тому назад была предупреждена о существовании жёсткого лимита времени на достижение соглашения, однако до сих пор не сообщила об этом своему собственному правительству.

Присутствующие отводили глаза. Кое-кто разглядывал стол, кое-кто стены, некоторые смотрели друг на друга. Наконец, Весна Грабовач подняла голову и встретилась взглядом с Райковичем.

— Как же мы, по вашему мнению, должны поступить, господин вице-президент? — спросила министр финансов.

— Я полагаю, что мы должны исходить из того, что конституция требует от президента Тонкович "без промедления" известить правительство — и, в особенности, парламент — о сообщении временного губернатора. Я заявляю вам, что шесть недель — более четверти времени, оставленного Конституционному Собранию для завершения работы — представляют собой очень существенное промедление.

— Вы предлагаете отозвать её для парламентского расследования? — резко поинтересовалась Алёнка Местрович, министр образования.

— Я полагаю, что да, эту возможность надо тщательно рассмотреть, — бесстрашно заявил Райкович.

— Мы навряд ли выдержим конституционный кризис сразу после того, как узнали, что Нордбрандт и её психи обладают современным оружием из других миров! — возразил Канжер.

— Помилуйте, Мавро! — Вмешался Горан Мажоли, министр торговли и один из самых горячих сторонников Райковича во всём кабинете. — Мы, — точнее мантикорцы — только что захватили более тысячи тонн этого самого "современного оружия" и при этом прикончили больше сотни убийц Нордбрандт! Если сейчас мы не можем позволить себе возможность открытых политических дебатов о соблюдении нашим президентом конституции, то когда же, по вашему мнению, мы будем на это способны?

Канжер пронзил Мажоли взором. Несомненно, подумал Райкович, Канжер полагает, что наилучшим временем для оценки поступка Александры будет "никогда".

Вокруг всего стола разом загомонили голоса. Настолько яростно, что даже самый снисходительный наблюдатель не мог бы дать этому цивилизованное наименование "дебатов". Райкович позволил пререканиям длиться несколько минут, затем ударил председательским молотком. Резкий, звонкий удар заставил возбуждённые голоса замолкнуть и вице-президент сердито оглядел присутствующих.

— Это заседание кабинета, а не песочница, набитая передравшимися детишками! — Даже у некоторых из самых упертых сторонников Тонкович нашлось достаточно совести, чтобы смутиться после этих слов. Райкович обвёл присутствующих взглядом.

— Очевидно, сегодня нам не удастся достичь согласия, — прямо заявил он. — Тем не менее, этот вопрос мы должны разрешить, причём быстро. Что бы там ни думала президент Тонкович, я не могу оправдать сокрытие этой информации от парламента теперь, когда она была официально доведена до меня временным губернатором.

Тишина стала гробовой, поскольку сторонники Тонкович поняли, что он имеет в виду, однако Райкович встретил их пронизывающие взоры твёрдо.

— Я собрал это заседание и поставил на нём обсуждаемый вопрос в основном в качестве любезности. По моему мнению, ликвидация такой значительной части организации Нордбрандт и захват и уничтожение инопланетного оружия в таком количестве должны оказать на общественное мнение успокаивающее воздействие. Я полагаю, что сейчас наиболее благоприятное время, чтобы сделать решительный шаг и сообщить эту информацию парламенту, не вызывая широкого общественного возмущения и протестов. Я сделаю это по возможности не разжигая страстей, однако вы не хуже меня знаете, что, как бы не отреагировало общественное мнение, парламент не придёт в восторг. А он может по своему усмотрению вызвать любое выборное лицо — в том числе и президента — на парламентские слушания отчитаться об исполнении им своих обязанностей.

— И так уж получится, что вы предложите им в данном случае так и поступить, да? — со злобной гримасой задал вопрос Канжер.

— Ничего подобного я им не предложу, — холодно ответил Райкович. — Однако вы не хуже меня знаете, что даже если бы я и хотел выдвинуть такое предложение, в этом не будет необходимости.

— Я знаю, что вы намереваетесь организовать фактически небольшой государственный переворот, — гневно парировал Канжер.

— Ерунда, Марво! — рявкнул Мажоли. — Ты не можешь обвинять Вука в организации переворота, когда он поступает именно так, как от него категорически требует конституция! Или ты предлагаешь, чтобы он нарушил конституцию, чтобы прикрыть того, кто уже её нарушает?

Канжер зарычал на министра торговли и Райкович вновь пустил в ход молоток. Канжер и Мажоли, всё ещё испепеляя друг друга взорами, практически синхронно опустились в кресла и вице-президент покачал головой.

— Я направлю на Шпиндель официальное сообщение о рейде и его результатах завтра или послезавтра. Любой, кто пожелает направить сообщение президенту Тонкович, может отослать его тем же самым курьером. Честно говоря, я предлагаю вам сделать именно это. Марво, верите или нет, я предпочту решить дело без конституционного кризиса. И я достаточно долго исполнял обязанности главы государства, чтобы прекрасно понимать, насколько неприятно было бы заниматься этим делом, Боже упаси, постоянно!

— Тем не менее, завтра днём я приглашён на заседание парламента. Конкретная причина, по которой парламент желает меня видеть, не была оглашена, но, полагаю, все мы можем догадаться, о чём они желают поговорить. И, леди и джентльмены, когда они начнут задавать мне вопросы, я буду отвечать на них — точно, искренне и настолько полно, насколько способен. Что из этого получится, я не знаю, однако предполагаю, что всем друзьям президента Тонкович следует убедить её, что на Корнати имеются проблемы, которые требуют её неотложного внимания.

— Сэр, у вас есть свободная минута?

— Что случилось, Лайош? — отозвался Айварс Терехов, поднимая глаза от документов на своём дисплее и ища взглядом коммандера медицинской службы Орбана, заглянувшего в открытый люк салона для совещаний.

— Сэр, я не знаю, насколько это важно, но подумал, что должен сообщить вам.

— И что же вы хотели мне сообщить? — Терехов приподнял брось и обернулся к люку, облокотившись на стол.

— Ну, сэр, — медленно произнёс Орбан, — согласно Кодексу Беовульфа, обычно всё сказанное пациентом под воздействием сильнодействующих препаратов является конфиденциальной информацией, которая должна остаться между ним и врачом.

Терехов ощутил, как напряглись его мышцы. Звёздное Королевство чётко придерживалось биоэтики кодекса Беовульфа. Большинство врачей охотнее пошло бы в тюрьму, чем нарушило Кодекс.

— Надеюсь, — медленно сказал он, — ваш долг королевского офицера при некоторых обстоятельствах берёт верх над этой специфической привилегией.

— Да, сэр, берёт, — отозвался Орбан, с выражением мрачнее обычного. — Мне это не нравится, но берёт. Если на то пошло, я подозреваю, что при данных обстоятельствах раскрыть врачебную тайну позволила бы и древняя клятва Гиппократа, пусть даже она едва ли предусматривала подобный случай.

— Какой случай? — Терехов заставил свой голос оставаться спокойным и терпеливым.

— Один из моих пациентов, террорист, находится под воздействием довольно сильнодействующего болеутоляющего средства, сэр, — медленно произнёс коммандер медицинской службы. — Я бы сказал, что его шансы выжить не превышают семидесяти процентов, даже с применением ускоренной регенерации. — Он нахмурился, затем раздражённо отмахнулся рукой. — Неважно. Существенно то, что он сейчас в бреду. Он принимает санитаров и меня за кого-то по имени "Дражен" или "брат Кинжал" и продолжает пытаться что-то нам сообщить.

— Что именно сообщить, доктор? — крайне заинтересованно спросил Терехов.

— Не знаю, сэр. Мы включили запись, но голоса у него практически нет и разобрать, что он говорит, крайне сложно. По сути дела, большая часть выглядит тарабарщиной. Но есть одно имя, которое он постоянно повторяет. Оно, похоже, имеет отношение к оружию, которое они прятали на базе. Мне кажется, что пациент погрузился в какой-то момент времени до атаки, поскольку продолжает говорить этому самому "Дражену", что "груз принят".