Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944 - Геннадий Леонтьевич Соболев

так же, как и у меня, нет воды, нет света, испорчены фановые трубы. Но мы дома ко всему приноровились. Нет, не перееду.

3 августа 1943 года.

…Ночью был обстрел и воздушная тревога, но где-то далеко, не у нас. Я с наслаждением спала. Вчера прошла вдоль улицы Петра Лаврова до конца. Только с одной правой стороны я насчитала шесть домов, разрушенных фугасными бомбами, и посередине улицы две или три огромные круглые воронки.

Везде разгром и разрушение.

Сейчас Нюша отправилась на Выборгскую сторону, и я волнуюсь за ее жизнь. Все время идет обстрел нашей стороны…

7 августа 1943 года.

…Сегодня вернулась домой, на Выборгскую сторону. Во время нашей дороги там был объявлен обстрел. Никого на улице не было – пустыня. Больше всего боялись милиционера, который мог нас задержать. Дошли благополучно, а обстрел нашего квадрата продолжался все по-прежнему. В какие-нибудь десять минут на территории клиники инфекционных болезней упало одиннадцать снарядов, но ни один не попал в ее здания, а все зарывались в землю, недолетая. Я сидела в темном коридоре. Дом трещал, шатался. Во многих местах стала протекать крыша. Потолки дали глубокие трещины.

Вечером пришел Петр Евгеньевич. Я была не в духе и все время ворчала. Передала ему папку с моими дневниками на хранение…

Был обстрелян город по разным районам. Два снаряда попали в Русский музей, в ту его часть, где находится квартира Воинова и которую предлагали мне занять ввиду жестокого обстрела Выборгской стороны.

8 августа 1943 года.

…Продолжала писать мои «Автобиографические записки». Сейчас это мне тяжело дается. Очень трудно свои мысли держать в узде и направлять их по определенной дороге, именно в данное время, когда все внутреннее существо и нервы так напряжены.

Постоянно приходится узнавать о разных потрясающих случаях, неожиданных, страшных и жестоких. Я стараюсь на них не останавливаться. Достаточно наших газет и помещенных в них сведений о зверствах гитлеровцев. Душа переворачивается от ужаса. Зверства их мы испытали и на нашей шкуре.

Под вечер зашла ко мне Вера Александровна Белкина. Борется за жизнь свою и мужа. Очень осунулась, глаза стали мудрые. Она бодра и энергична. Ведет себя эти два года героиней. Вениамин Павлович слабее жены.

Большинство мужчин, если их жены эвакуировались и они оставались одни, очень слабо сопротивлялись трудностям нашей жизни и погибали скорее, чем женщины.

13 августа 1943 года.

…Пишу акварелью и себе удивляюсь – такое я испытываю удовольствие: нет больше счастья, чем работа. Я влюблена в натуру, которую сейчас изображаю. Это просто открытое окно в моей комнате. Около него письменный стол, на нем лампа. Большое стоячее зеркало и стул у окна. На подоконнике книга. За окном ветви деревьев. Блики вечернего солнца светятся на полу, на подоконнике и отражаются в зеркале. Желание работать проснулось, наконец, во мне после долгого времени апатии. Вероятно, причина в моем физическом истощении. Это та страсть, которая всю жизнь владела мной, с самого детства и до теперешних дней. Иногда литературная работа на некоторое время вытесняла кисти и краски, но только на время. А потом влечение к моему любимому искусству всегда брало верх…

16 августа 1943 года.

…Впереди радость – мне обещали электричество! Неужели я дождусь того мгновения, когда на моем столе загорится светлая лампа, при которой можно будет работать и читать. Два года сидеть и работать при коптилке! Или, в лучшем случае, при маленькой кухонной лампе…

Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки (Дневник): в 3 т. Т.З.М., 1974. С. 332–337.

Из дневника востоковеда А. Н. Болдырева

1943 г.

8-е августа.

Сегодня воскресенье. Обстрел начался во втором часу. Я пошел в ДУ обедать. На обратном пути в Шведском переулке с десяток свирепых близких разрывов загнали меня в парадную. Когда умолк этот шквал, пошел дальше. Первые носилки с растерзанным и обугленным человеком попались мне навстречу на канале, у Чебоксарского пер. Его несли с Невского. Снаряд попал в угол, у злополучных «Подписных изданий». А страшное я видел дальше, где остановка у сквера, против Михайловской. Там дожидалось трамвая человек 60. Туда и попал снаряд. Крошево человеческое. Руки, ноги. Разорванные пополам тела, обрывки и лохмы, опаленные, грязные, красные и бледно восковые. Страшно кричала верхняя половина человека, влекомая на носилках. У Европейской и Филармонии три женщины на панели, дико растерзанные. В поднятой застывшей руке зажата сумочка. А на мостовой сидела одна живая, без ног, качалась, боролась с болью, стойкая. Военные и дружинницы разбирали кучу – раненых уносили, убитых складывали к решетке. Подошел грузовик. Целых и части складывали туда. Толстая дружинница в шлеме моталась у грузовика с карандашом и бумагой в руках, записывая что-то. Дальше, на Итальянской ул. стояла эмка, выкрашенная, как многие теперь, в красивый серебряный цвет. Машина была разбита, в дырках. Она была залита кровью, вся, буквально вся – внутри и снаружи. А на углу Невского и Садовой, против Публичной Библиотеки, асфальтовая мостовая была уже вымыта, когда я проходил, но у рельс на остановке лежала груда собранных и заметенных, черно-красных лохмотьев. Трамваи в центре все стали, на Литейном просп., Садовой ул. – тоже. Два попадания было в крышу дома, где кино «Титан». Один во дворе между Райсоветом и Чернышевым пер., против нас. Это только то, что я видел по пути или близко. А обо всем знают те, кто держит в руках возмездие…

Болдырев А. Н. Осадная запись. (Блокадный дневник). СПб., 1998. С. 296–297.

Из дневника лектора политотдела 42-й армии Ленинградского фронта

В. Н. Ге

19 августа 1943 г.

…Однажды я проходил по одной тихой улице. Два дня тому назад в парикмахерскую попал снаряд. Разворотило окна, двери и часть помещения. Но уже через два дня окна были забиты досками, и на них висела надпись «Парикмахерская работает. Вход со двора». В этом мелком штрихе – сказалось упорство ленинградцев (хотя я уверен, что свободных помещений рядом можно было найти не одно для переезда парикмахерской).

На днях я проходил по Старо-Невскому проспекту. Там меняли трамвайные рельсы. Работа мужская, тяжелая. Но эту работу выполняли исключительно женщины, 20-30 человек (как бурлаки в старое время) скопом тянули канат, к концу которого была привязана длинная рельса. Бригадир-женщина подавала команду: «Ать, два, три, тянем». В другом месте две девушки распиливали рельсу, в третьем меняли шпалы. Через неделю я ехал в трамвае, по трамвайному пути, сделанному руками женщин. Три дня тому назад несколько снарядов разорвалось на асфальте Международного проспекта. А вчера эти ямы заливали асфальтом наши ленинградские женщины. Водопровод во многих домах чинят женщины. Трудно сейчас в городе найти профессию, где бы не работали