Полет сокола - Уилбур Смит

Сент‑Джон остановился на корме и посмотрел вдаль. «Гурон» мчался так стремительно, что огромная гора с плоской вершиной уже исчезла вдали. Корпус британской канонерки тоже ушел за горизонт, видны остались только верхушки парусов, но на этот раз без черной полоски дыма, что было странно. Мунго задумчиво нахмурился, потом пожал плечами и снова принялся ходить по палубе. К вечеру вражеский корабль нельзя будет разглядеть даже с топа мачты. Капитан стал обдумывать, какие маневры он совершит ночью, чтобы сбить с толку погоню. Завтра «Гурон» ляжет на окончательный курс, чтобы пройти через полосу штилей и пересечь экватор.

— Эй, на палубе! — долетел сверху слабый оклик.

Мунго остановился и снова запрокинул голову, глядя на качающуюся верхушку мачты.

Типпу ответил на оклик бычьим ревом. Голос впередсмотрящего, хотя и заглушенный шумом ветра, звучал как‑то странно.

— Дым! — снова донеслось сверху.

— Где? — сердито заорал Типпу.

Матрос, сидевший на мачте, должен был назвать направление и расстояние до замеченного дыма. Все, кто был на палубе, завертели головами, всматриваясь в горизонт.

— Прямо за кормой!

«Канонерка, — с усмешкой подумал Мунго. — Снова разожгли котлы, посмотрим, как им это поможет». Он отвернулся и шагнул вперед, но возбужденный голос с мачты не умолкал:

— Дым стелется за кормой!

Капитан замер с поднятой ногой. Грудь пронзил ледяной холод.

— Пожар! — взревел Типпу.

Для тех, кто проводит жизнь в плавучих деревянных строениях, пропитанных смолой и дегтем, под парусами, которые горят, как солома, слово «пожар» — самое страшное из всех, что существуют на свете. Резко развернувшись, Мунго подскочил к борту, перегнулся и вгляделся в поверхность моря. Дым белым прозрачным облачком стелился над синей водой, уплывал за корму и таял на глазах.

Сухие дубовые доски горят ярким чистым пламенем, почти без дыма. Капитан знал об этом и знал, что делать. Прежде всего нужно лишить огонь воздуха, лечь в дрейф, уменьшив напор ветра, а тем временем выяснить, насколько силен пожар, и включить судовые помпы.

Он обернулся, готовый дать команду. Старшина‑рулевой и его помощник стояли перед тяжелым штурвалом из красного дерева и латуни. Штурвал был больше, чем рулевое колесо паровоза, и чтобы выдерживать курс под таким углом к ветру, приходилось вдвоем налегать на него. Массивный дубовый руль, окованный медью, должен был противостоять мощному напору надутых ветром парусов.

Брезентовые воздухозаборные колпаки на баке направляли воздушный поток в трюмы, чтобы проветривать невольничьи палубы. Воздух просачивался сквозь трапы и люки, сквозь порты и трещины в переборках «Гурона» и добирался до самой кормы, в длинную узкую шахту, где находилось рулевое устройство.

Яркое пламя почти не дымило, но давало сильный жар. Сначала обгорели мохнатые волокна пеньки, потом и толстые золотисто‑коричневые стренги каната начали чернеть, лопаться и одна за другой раскручиваться, рассыпая искры.

Капитан стоял в десяти футах от рулевых, собираясь отдать команду, как вдруг тяжелый штурвал вырвался из двух пар мускулистых рук. Глубоко в трюме, в длинной деревянной шахте, превратившейся в пылающую печь, рулевые канаты перегорели насквозь и лопнули. Извиваясь, как разъяренные змеи, они проломили обугленные доски, осыпав трюм пылающими головнями. В шахту ворвался поток свежего воздуха, и пламя загудело вовсю.

Тяжелое рулевое колесо бешено завертелось, расплываясь в сверкающий медью диск. Старшина отлетел в сторону, врезался в борт и рухнул на палубу, слабо извиваясь, как раздавленный червяк. Помощнику повезло меньше: его правая рука попала между блестящими спицами красного дерева и закрутилась, как полоска резины. Плечо выскочило из сустава, острые обломки расщепившихся костей прорвали загорелую кожу.

Руль под кормой больше не направлял бег судна, мощный напор ветра взял верх, и «Гурон» превратился в огромный флюгер. Корабль резко развернуло — всех, кто стоял на палубе, сбило с ног и с силой швырнуло на доски.

Всюду слышался треск: такелаж лопался, словно бумажный; одна из верхних рей оборвалась и повисла на спутанном клубке парусов и снастей. Клипер накренился, стройная пирамида парусов превратилась в трепыхающийся хаос, паруса опутывались вокруг штагов и фалов, хлопали о реи и мачты.

Теперь штормовой ветер дул в паруса с обратной стороны, и высокие мачты гнулись назад. Форштаги вяло повисли, спутавшись с парусами и такелажем, а бакштаги дрожали от страшного напряжения. Один из них с оглушительным треском лопнул, и фок‑мачта угрожающе накренилась.

Вцепившись в поручень, Мунго Сент‑Джон с трудом поднялся на ноги. В ушах звенели крики искалеченного рулевого. Капитан огляделся и не поверил своим глазам. Его охватило горькое отчаяние: великолепный корабль превратился в жалкую развалину. Шатаясь как пьяный, клипер медленно полз кормой вперед, волны перехлестывали через борт.

Мунго растерянно озирался, наблюдая разрушения и всеобщую сумятицу. Он не знал, с чего начинать, что скомандовать. Внезапно под тяжело вздымавшемся форштевнем угрожающе вспыхнула белая искра — над горизонтом появились марсели «Черной шутки». Капитан резко обернулся.

— Господин помощник! — окликнул он Типпу. — Взять рифы на гроте и спустить все верхние снасти.

Команды начали выстраиваться в мозгу в логической последовательности, голос был ясен и спокоен, в нем не слышалось ни напряжения, ни паники.

— О’Брайен, быстро спуститесь вниз и доложите о пожаре. Боцман, запустить помпы левого и правого борта! Приготовить шланги! Типпу, пошлите людей задраить все люки и снять воздушные колпаки! Спустить на воду вельбот!

Если отбуксировать тяжелую шлюпку за корму, из нее можно сделать плавучий якорь. Сент‑Джон собирался, осторожно маневрируя передними парусами, развернуть «Гурон». Плавучий якорь заменит сломанный руль и будет удерживать корму — тогда, возможно, удастся направить клипер прямо по ветру. Не самый лучший курс, и работа предстоит трудная и опасная, но по крайней мере команда получит передышку, чтобы поставить аварийный рулевой такелаж и вернуть судну управляемость.

Капитан снова огляделся. «Гурон» быстро шел кормой вперед, врезаясь в волны, по палубе перекатывались потоки зеленоватой воды. Со стороны носа подходила британская канонерка, она уже так приблизилась, что можно было различить окраску корпуса. Казалось, в очертаниях вражеского корабля появилось что‑то хвастливое и дерзкое — так бойцовый петух раздувает гребень и топорщит перья, прохаживаясь по песчаной арене для петушиных боев.